Страница 89 из 151
Вот так и проходит вечер. Азамат читает хорошо, практически рассказывает, он ведь наизусть знает почти все сказки. Мы с Киром разбираем кудель. Алэк сидит у папы на ручках и теребит его косу, успокоенный глубоким уверенным голосом. На Кира это всё тоже действует умиротворяюще. Он не хмурится, иногда даже улыбается и хихикает, если сказка смешная. И я уже начинаю надеяться, что, может быть, всё у нас будет хорошо.
На ночь мы выставляем Хосу банку сливок, под которой кладём сварганенное Азаматом устройство с диктофоном: берёшь банку, диктофон начинает говорить записанное. А записали мы приглашение сходить завтра вечером на ферму вместе — всё равно за едой надо, фермер-то до нас по такому снегу сам не доедет.
Я пытаюсь подбить Азамата на что-нибудь интересное в постели, но он признаётся, что сегодня не в духе для экспериментов, и мы ограничиваемся стандартной программой, что, впрочем, совсем не плохо, особенно если учесть, что Азамат действительно перестал меня стесняться и даже получает удовольствие, когда я в порыве чувств принимаюсь ему рассказывать, какой он симпатяшка.
Днём Азамат с Киром снова маются. Ребёнок стабильно отказывается заниматься чем угодно вообще, а Азамат всё придумывает новые и новые способы продуктивного времяпрепровождения.
— Ну а что, что ты собираешься делать? — кипятится Азамат после того, как ребёнок категорически заявляет, что не собирается играть в бродилку на буке, и в лес с Азаматом тоже не пойдёт.
Кир снова пожимает одним плечом, глядя в сторону.
— Отлично, — фыркает Азамат. — Очень содержательно. Ну сиди ковыряй в носу, раз так. А я пойду гулять.
— Ты охотиться? — спрашиваю.
— Нет, так просто, проветриться, — немного успокаивается он.
— Возьми Алэка выгуляй.
— Ты сама-то не хочешь сходить?
Я задумываюсь. Оставлять Кира одного неохота, да и в лесу в это время года ничего интересного нет.
— Сегодня не хочу, — говорю. — Мне на лыжах лень, а тебе надо побегать, спустить пар.
Азамат кивает, подвешивает на себя мелкого и уходит. Я достаю те нитки, что вчера успели распутать, сажусь на диван, ставлю в буке передачку про животных…
— Помочь? — осторожно спрашивает Кир.
Я рассматриваю своё барахло, пытаясь придумать, в чём мне можно помочь. Для вязания мне больше ничего не нужно, разве что попросить его мне материалы для гобелена заготовить, шарфик-то не на века меня займёт.
— На вот, намотай нитки на челнок, — говорю.
Кир охотно берёт у меня деревяшки и клубки и принимается мотать, но притормаживает.
— Тут один челнок с заусенцем. Хотите я ошкурю?
— Какие ты слова знаешь, оказывается, — хихикаю я. — Я думала ты только умеешь говорить "нет" и ругаться.
Кир слегка краснеет.
— Ну ошкурь, ошкурь, — разрешаю. — Можешь и вот эти три тоже обработать, они совсем шершавые, я потому ими не пользуюсь.
Кир бежит в чулан, роется там, потом возвращается с наждачкой и рулоном обёрточной бумаги, которую расстилает на ковре, чтобы не напылить. И садится шкурить.
Со временем он всё чаще заглядывает в мой бук, где показывают что-то про лягушек.
— А какой это язык? — спрашивает он. Точнее, он-то спрашивает, какой это "диалект" или "говор", имея в виду региональные варианты муданжского.
— Это всеобщий, — говорю. — На нём говорят на других планетах.
— И вы его понимаете?
— Ага.
— Ух ты, — Кир смотрит на меня с восхищением.
— Азамат тоже его понимает, — говорю.
— Ну, он-то ясно, — протягивает Кир.
— Почему ясно?
— Ну так он мужчина, да ещё Император, конечно он всё знает!
— Со знаниями не рождаются, — говорю. — Он в своё время много учился, чтобы много знать. Конечно, для этого нужен ум и терпение, но в принципе никто не мешает тебе выучить столько же.
— Я же не смогу понимать этот всеобщий, — пожимает плечами ребёнок.
— Это ещё почему? — удивляюсь я.
— Так я безродный.
— Был. Теперь ты очень даже родной. Да и вообще это не важно.
— И имя у меня глухое, — гнёт свою линию Кир.
— Это вообще ни при чём, вон Тирбиш прекрасно говорит на всеобщем языке.
Кир с подозрением косится на меня.
— Да?
— Конечно. Этому же учат не в школе, а в клубе.
Может, так ему понятнее.
— Но… я ведь не могу ходить в клуб…
— Кто тебе сказал? — поражаюсь я. — Конечно можешь!
— Да-а? А почему тогда отец сам хотел меня учить?
— Он думал, что у него выйдет лучше, чем в клубе, — пожимаю плечами. — И вообще он хотел проводить с тобой время. Но если ты хочешь в клуб, пожалуйста, иди. Вот вернёмся в столицу, там и выберешь. Я знаю, что Старейшина Асундул клуб ведёт.
— Не надо Старейшин, — быстро говорит Кир.
— Ах да, прости, забыла, что ты их не любишь. Ну, посмотрим, наверняка найдётся подходящий клуб, их в столице сотни.
Кир задумчиво кивает и снова упяливается в бук.
— А про что там говорят?
— Рассказывают, как разные лягушки защищаются от хищников, — отвечаю.
Кир некоторое время вслушивается, даже шкурить прекратил.
— А в этом языке, — говорит он, используя на сей раз правильное слово, — есть буквы?
— Есть, — киваю. — Только они не такие, как в муданжском.
— Заново учить придётся? — уточняет Кир, но без отвращения.
— Ага. Но их меньше.
— А слова там есть?
— А как же!
Кир ещё немножко слушает, потом вздыхает и устраивается поудобнее, чтобы шкурить дальше. Я лезу в бук и подключаю муданжские субтитры к передаче. За это следует благодарить команду книжников Унгуца, стремительно переводящую на муданжский избранные тексты земной культуры. Их представления о важнейших текстах не совсем совпадает с моим, но тоже имеют под собой основание — они начали с книг и фильмов об образовании и устройстве Земли, плавно перейдя на биологию и географию, поскольку считают, что планета и её "природное население" (то есть, растения, звери и боги) определяют человеческую культуру.
— Вот, — говорю, — теперь внизу будет написано, что они там говорят.
Кир впивается взглядом в экран со всем вниманием, на какое способен подросток. Челноки забыты, но я не внакладе. С нужной скоростью ребёнку читать тяжело, но он очень старается, глаза так и бегают туда-сюда, аж рот приоткрыл от усердия.
Через две передачи и связав несколько сантиметров, я решаю, что ребёнку пора отдохнуть и останавливаю плейлист.
— Пойдём обед готовить, — говорю.
Кир нехотя отрывается и трёт глаза. Ещё бы, два часа сабы читать.
Мы в атмосфере дружеской тишины режем и варим суп, запекаем мясной рулет и жарим гречку — после визита маменьки осталось несколько пачек, и Азамат неожиданно проникся нежностью к гречке, жареной на бараньем жиру с луком. Она так пахнет бараном, что Кир явно считает её мясом и выпрашивает у меня пару ложек до обеда.
— Давай теперь делать какой-нибудь сладкий пирог. Ты с чем хочешь?
Кир хмурится и внезапно делает ровно такое выражение лица, как когда Азамат ему предлагает поиграть. Здрасьте-приехали.
— Ни с чем.
— Значит, будет без ничего, — пожимаю плечами. — В крайней тумбочке стоит мешок с мукой, начерпай оттуда два стакана.
Кир лезет в мешок и косится на меня.
— Это не мука, тут что-то белое.
— Это мука, только не ячменная, а из пшеницы. Она у вас на Муданге не растёт, я её с другой планеты заказываю.
— Мука с другой планеты? — поражается Кир и принимается хохотать. — Вы бы ещё траву оттуда привезли! Или шишки!
— Ладно-ладно, — хмыкаю. — Не пробовал ещё ничего из неё, а смеёшься.
Кир начерпывает мне два стакана и под детальным руководством просеивает их сквозь сито. Мне-то обычно лень, но раз есть рабочие руки… Я замешиваю тесто и предоставляю Киру его разминать. Потом скатываю в колбаску, режу и показываю, как раскатывать. А потом сижу в кресле и любуюсь, как он старательно творит чудеса скалкой — у меня так ровно никогда в жизни не выйдет.