Страница 10 из 142
А затем, как бы могли арестовать Ленина на границе, когда в то время, 2–3 апреля 1917 года, таможенная и охранная служба на русско — шведской границе не была еще после революционного взрыва восстановлена?! В заседании Временного правительства, где обсуждался вопрос об отношении к эмигрантам, возвращавшимся через Германию, министр внутренних дел князь Львов и военный министр А. И. Гучков [16]категорически заявили, что у них нет технических средств воспрепятствовать их проезду в Россию.
Но если бы даже эти технические средства были в распоряжении Временного правительства, оно не могло бы, вероятно, применить их на деле. Ведь право возврата на родину всех политических эмигрантов, без различия их политических убеждений, являлось тогда властным желанием всей страны.
Теперь, через десять лет, трудно даже поверить, что главный орган конституционно — демократической партии петербургская газета «Речь» приветствовала, несмотря на проезд через Германию, появление Ленина в Петербурге. По мнению либерально‑демократической газеты — «такой общепризнанный глава социалистической партии (т. е. Ленин) должен быть на арене борьбы, и его прибытие в Россию, какого бы мнения ни держаться об его взглядах, можно приветствовать».
Что же удивительного после этого, если более левые социалистические органы печати и вожди левой демократии весьма долго еще не могли относиться к Ленину так, как подобало относиться к злейшему врагу русского освобождения, и пытались остановить разрушительную работу его партии в порядке соглашений, а иногда и уступок?!
Что же касается самих большевиков, то, если даже родной воздух России и пробудил в Ленине, Зиновьеве [17]и прочих некоторое чувство чести и совести, они остановиться на путях разрушения уже не могли. Каждый их шаг контролировался представителями Людендорфа, и неограниченные материальные возможности пропаганды «социальной революции» иссякли бы при первом уклонении большевистского Цека от пораженческой программы. Таким образом, примирение, какое‑либо соглашение между большевиками и силами русской демократии было объективно невозможно. Физическая борьба между ними была неизбежна, как неизбежна была борьба России с Германией на фронте.
И действительно, с началом перехода русских войск в наступление — против Германии — наступление в тылах русской армии против революционной России начал большевистский штаб.
Я уже писал о том, как в последние дни перед наступлением во время съезда Советов большевики, через головы руководителей большинства Советов, пытались устроить в Петербурге вооруженную демонстрацию. 10 июня эта демонстрация была сорвана. В первый день наступления, 18 июня, в Петербурге беспорядки снова разгорелись; причем с помощью явившихся из Кронштадта матросов большевистские банды ворвались в тюрьму и насильственно освободили одного из самых злостных пораженческих пропагандистов на Северном фронте. Не отрицаю, что переход русских войск в наступление вызвал крайнее раздражение в некоторой части пролетариата, и в особенности в тыловых, развращенных долгими месяцами полной праздности войсковых частях, чем и воспользовались большевики.
На фронте многих пребывавших несколько месяцев в окопах, привыкших к мирному житию солдат даже один вид раненого приводил в совершенную ярость против правительства, «купленного английскими капиталистами».
Естественно, что и большевистская печать в России, и специально предназначенные для наших окопов русские издания германского штаба безмерно преувеличивали количество понесенных нами во время наступательных операций потерь. Отныне я получил новый титул в ленинских изданиях — «Александр IV Кровавый». Так, вокруг большевиков и в тылу и на фронте стягивались все самые темные, самые черные, разрушительные, антигосударственные силы.
Когда 2 июля я заехал по срочным делам с фронта в Петербург, здесь уже чувствовалось, что назревают какие‑то весьма серьезные и решительные события.
За время моих двухмесячных, почти непрерывных скитаний по фронту политическая обстановка Петербурга совершенно переменилась. Само правительство первой коалиции к концу второго месяца существования переживало внутренний кризис.
Три министра из партии конституционных демократов — министр финансов Шингарев [18], министр социального призрения князь Д. Шаховской [19], министр народного просвещения профессор Мануйлов [20]— вышли в отставку. Поводом послужили якобы чрезмерные уступки большинства Временного правительства требованиям украинцев. Действительной же причиной ухода было обвинение Временного правительства в том, что оно находилось в чрезмерной зависимости от воли Советов. Таким образом, рассуждал Центральный комитет конституционно — демократической партии, основной принцип коалиции, равноправия «буржуазных» и социалистических его элементов, нарушен и полнота власти Временного правительства тем умалена.
Необоснованная фронда кадетских министров сама по себе не имела существенного значения, и в более спокойной обстановке кризис, вероятно, был бы разрешен быстро и безболезненно.
Суть была не в нем самом, а в том, что уход части «буржуазных» министров дал большевикам удобный предлог к началу нового бунтарского движения под лозунгом «Вся власть Советам».
Конечно, всему подготовленному большевиками движению был придан характер совершенной неожиданности для самих организаторов. К вечеру 2 июля в городе стало известно об уходе трех министров — кадетов.
Вечером же этого дня от первого запасного пулеметного полка в другие казармы стали рассылаться делегаты с письменным предложением примкнуть на завтра, 3 июля, к вооруженному восстанию на предмет свержения Временного правительства и передачи всей власти Советам.
Не помню, в этот ли вечер или на другой день утром я был в Исполнительном комитете съезда Советов, где большевики чуть не клятвенно уверяли, что они никакого отношения к «самочинному» выступлению пулеметчиков не имеют. В собрании рабочей секции Петербургского Совета, — которую большевики упорно недели две уже перед этим обрабатывали в нужном духе, чтобы сделать ее опорой восстания в фабричной среде, — они же настойчиво напоминали о воспрещении всяких вооруженных выступлений без разрешения Исполнительного комитета Совета. Кто‑то из видных большевиков для видимости участвовал даже в разъездах с другими членами Исполнительного комитета съезда Советов по казармам для предотвращения дальнейшего развития бунта. Вся эта игра большевиков в невинность имела своей целью прикрыть отступление на случай неудачи восстания. Как опытные уголовные преступники, ленинцы заранее собирали материал для своего «алиби».
На самом деле вся организация вооруженного восстания на 3 июля была подготовлена в главной квартире большевистского Центрального комитета, во дворце Кшесинской [21], где в течение нескольких дней, почти не расходясь, заседала большевистская военная организация. В эту организацию на эти дни кроме обычных ее членов были привлечены представители готовых идти за большевиками полков, в том числе и того самого запасного пулеметного, который будто бы самовольно начал бунт. Именно Центральный комитет большевиков, и никто другой, подготовил «самочинное» выступление пулеметчиков. Именно этот комитет, и никто другой, рассылал боевые приказы о вооруженном восстании. Именно он, и никто другой, в ночь на 3–е, а может быть и раньше, потребовал из Кронштадта высылки крейсеров и присылки боевых матросских отрядов.
2 июля были получены тяжкие сведения из армии Корнилова [22]: под усиливающимся нажимом неприятеля 8–я армия очистила Калущ, где при отходе войсками был учинен погром местных жителей. Западный фронт генерала Деникина тоже очень тревожно доживал последние дни перед наступлением. Я совершенно обязательно должен был вернуться на фронт. И мой отъезд был назначен вечером в тот же день — 3–го.
16
Гучков Александр Иванович (1862–1936) — предприниматель, лидер партии октябристов. Член Государственного совета (в 1907 г. и с 1915 г.). В 1910–1911 гг. председатель 3-й Государственной думы. 2 марта 1917 г. принял отречение Николая II. Во Временном правительстве военный и морской министр (с 2 марта по 2 мая). Член Предпарламента. Участвовал в создании Добровольческой армии. В 1919 г. А. И.Деникин направил его в Париж для переговоров с французским правительством, где он остался в эмиграции
17
Зиновьев Григорий Евсеевич (наст, имя и фам. Евсей Аронович Радомысльский; 1883–1936) — член РСДРП(б) с 1903 г. С декабря 1917 г. председатель Петросовета. Один из организаторов «красного террора». С марта 1919 г. председатель Исполкома Коминтерна, заявивший на его 5-м конгрессе (1924): «Нам еще предстоит завоевать 5/6 земной суши, чтобы во всем мире был СССР». Репрессирован.
18
Шингарев Андрей Иванович (1869–1918) — врач, публицист. Участник земского движения. Один из лидеров партии конституционных демократов. Депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственных дум. В 1917 г. (до 2 июля) министр земледелия и финансов Временного правительства. Член Предпарламента. Депутат Учредительного собрания. Убит матроса-ми-анархистами в Мариинской больнице (вместе с Ф. Ф.Кокошкиным)
19
Шаховской Дмитрий Иванович (1862–1939) — князь, внук декабриста Ф. П.Шаховского, внучатый племянник П. Я.Чаадаева. Один из учредителей конституционно-демократической партии (1905). В 1-м коалиционном Временном правительстве министр государственного призрения. В начале 1920-х годов отошел от политической деятельности и занялся литературой. Автор трудов о декабристах, Пушкине, Чаадаеве. Репрессирован.
20
Мануйлов Александр Аполлонович (1861–1929) — экономист, юрист, публицист. Профессор, в 1908–1911 гг. ректор Московского университета. Член Государственного совета (1907–1911). С 1905 г. член ЦК партии кадетов. В марте-июле 1917 г. министр народного просвещения Временного правительства. В 1920-х годах профессор Московского университета, член правления Госбанка СССР.
21
Кшесинская Матильда (Мария) Феликсовна (1872–1971) — балерина Мариинского театра (с 1890 г.). С 1920 г. в Париже. Морганатическая жена великого князя Андрея Владимировича. С 1929 по 1969 г. преподавала в собственной балетной студии
22
Корнилов Лавр Георгиевич (1870–1918) — генерал от инфантерии