Царь Алексей Михайлович

12 декабря 1666 года Церковный Собор с участием Восточных патриархов лишил Никона не только патриаршего сана, но и епископского. Он был сослан в Ферапонтов-Белозерский монастырь, а затем переведен под строгий надзор в Кирилло-Белозерский монастырь, где ему пришлось испытать много страданий, которым раньше он подвергал своих противников, да и просто несогласных.

В 1681 году, уже при Царе Федоре Алексеевиче, уже тяжело больному, было разрешено вернуться в Воскресенский Ново-иерусалимский монастырь, на пути к которому он скончался 17 августа в Николо-Тропинском приходе напротив Ярославля.

Глава 6. Уложенное устроение Государства Российского

Приход к власти Алексея Михайловича в 1645 году совпал по времени с новой фазой исторического бытия России. Раны Смуты были залечены, Русский дом сохранен и восстановлен, все «незваные гости» — выдворены за его пределы. Теперь возникала настоятельная потребность навести «чистоту и порядок» в управлении государством и в жизни всех русских людей. Перво-наперво надо было добиться нравственной крепости «народа православного», приведения его к исполнению духовных заветов, достичь безукоризненного соблюдения церковных уставов и узаконений, как духовенством, так и мирянами. Эта мысль с самого начала интронизации занимала Патриарха Иосифа; она была близка, понятна и желанна и молодому Царю Алексею Михайловичу.

Жажда преобразовательных улучшений родила потом торопливую деятельность Патриарха Никона, безоглядно намеривавшего принудить людей «к правде». Но столь потребная духовно-нравственная целеустремленная работа, правда, не в столь резких формах, развернулась еще тогда, когда о Никоне в Москве мало кто и слышал. Приход к управлению Россией Алексея Михайловича только интенсифицировал ее, но никак не порождал. Она, как уже раннее упоминалось, началась еще при Патриархе Филарете (†1633), а затем была продолжена его преемниками: Патриархом (1634–1640) Иоасафом и Патриархом (1642–1652) Иосифом.

Весной 1646 года, перед наступлением Великого Поста, Иосиф по приказанию Алексея Михайловича, разослал окружное послание духовенству и «всем православным христианам», чтобы соблюдали наступающий святой пост в чистоте «и от пьянства, и от неправды, и от всякого греха удалялись, приходили к церквам Божиим, и стояли в них со страхом и трепетом и с любовию, в молчании, без всяких шепотов и молились со слезами и сокрушенным сердцем о своих грехах».

Очищение литургического священнодействия требовало строгих обязанностей и от клира; священники должны были призывать «православных к покаянию и поучали, и начинали вечерни и утрени в ризах». Категорически запрещалось во время службы заниматься в храме чем-нибудь иным делом, кроме молитвы, в том числе и сбором пожертвований. Патриарх призывал воспретить во время богослужения допускать в храмы нищих, просящих милостыни, потому что «от их крику и писку православным бывает не слышно Божественного пения и чтения». Святейший категорически заявлял, что те из протопопов, попов и диаконов, «которые будут ходить и пьянствовать», должны быть отстранены от служения. В свою очередь, о мирянах, «непослушных своим духовным отцам в соблюдении поста и покаянии», следовало доносить лично Патриарху, добавляя «что на всех их за все непослушание и бесчинство будет государев указ».

Через год, 17 марта 1647 года, появилось определение от имени Патриарха и по указу Царя: запретить всякую работу по воскресеньям. В этот день православные обязаны «приходить в церкви Божии на молитву», а в субботу «переставать от всякого дела за три часа до ночи, как только начнут благовестить к вечерне, прекращать торговлю, затворять ряды и в торговые бани и в бани не ходить». Распоряжения подобного рода рассылались повсеместно и зачитывались во всех церквах [265].

Ослушаться таковых властных решений было невозможно, так как это грозило не только церковными наказаниями, но государственными, потому что все это санкционировалось и предписывалось верховной властью.

Царь выступал не только повелителем Царства, но и защитником дела Церкви. Не Церкви как учреждения, а идеалов и принципов Православия; являлся по факту и по закону радетелем предназначения Церкви. Миссия Церкви и миссия государства, если формально и не сливались, то синхронизировались на протяжении веков, как то когда-то было и в Империи ромеев. Отсюда пиетет перед государственным «правомудрием» Константинополя. Как подчеркивал исследователь, «Русский князь преклонялся перед этим царством как училищем законодательства» [266]. Потому «византийский свод законов Номоканон (в русском переводе — Кормчая книга), включавший не только церковные правила, но и гражданское законодательство Империи, почитался на Руси как произведение бого-духновенное» [267].

К середине XVII века высшим законом государства признавался Церковный закон. В целом положение таковым было и ранее, но никогда до того государственное законодательное волеизъявление не признавало это с непререкаемой очевидностью. Красноречивое свидетельство тому — замечательный памятник русской государственно-правовой мысли: «Соборное Уложение 1649 года». Оно было напечатано в том году двумя тиражами по 1200 экземпляров, разослано было во все концы Руси, став самым массовым правовым документом времени Московского Царства.

Этот универсальный законодательный свод должен был определять практически все стороны жизни государства; отныне право, как регулятор общественных отношений, выступало на передний план русской жизни, заменяя собой господствующие ранее не писанные, традиционные нормы. Адам Олеарий очень верно подметил, что так как «Уложение» исходит от имени «Его Царского Величества, то прекословить никто не имеет права, и апелляция не допускается» [268].

Впрочем, и тут существовало одно вопиющее исключение: Патриарх Никон, который и на Новгородской кафедре и на патриаршестве в Москве всеми силами пытался свести на нет нормы «Уложения», касавшиеся не только церковных имущественных прав и судебной юрисдикции. Ему в известной степени это удалось, но после ухода Никона с Патриаршего престола в 1658 году, а затем и его соборного извержения из сана в 1666 году, положение вернулось на круги своя. «Уложение» было восстановлено во всей своей полноте.

В литературе вполне обоснованно отмечалось, что «Соборное уложение 1649 года — первый в истории России систематизированный Закон» [269]и что он действительно явился «итогом развития русского законодательства допетровской эпохи» [270]. Причем некоторые статьи «Уложения» сохраняли свое значение более ста пятидесяти лет, вплоть до начала XIX века, до появления в 1832 году нового обще-имперского универсального правового кодекса при Императоре Николае I — «Свода Законов Российской Империи» (15 томов). В изданном же двумя годами ранее «Полном собрании законов Российской Империи» (45 томов) «Уложение» Царя Алексея Михайловича явилось отправной вехой для хронологически систематизированной каталогизации русского законодательства, начиная с 1649 года по 1825 год.

«Уложение» — обширный документ; он насчитывает 25 разделов (глав) и 967 статей. Для сравнения: Судебник 1497 года («Иоанна III») имел 94 статьи, а Судебник 1550 года («Иоанна Грозного») — 100 статей.

«Уложение» — продукт коллективного творчества особой комиссии, составленной по царскому повелению во главе с боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским (†1689).

Князь Одоевский — из разряда выдающихся русских служилых людей XVII века. Точный год рождения его ныне забыт [271], но известно, что он состоял на царской службе с 1618 года, когда находился в свите Царя Михаила Федоровича во время осады Москвы польским войском во главе с несостоявшимся «московским царем» королевичем Владиславом. Одоевский в тот момент носил звание «стольника», т. е. имел уже придворный чин [272]. Ездил в качестве «рынды» (оруженосца-телохранителя) с Царем по окрестным монастырям, участвовал в чине обеих свадеб царя Михаила Федоровича.

265

Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Т. 6. М., 1996. С. 336–337.

266

Дьяконов М.А. Власть Московских государей. СПб., 1998. С. 21.

267

Каспэ С.И. Империя и модернизация: общая модель и российская специфика. М., 2001. С. 91.

268

Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию // Россия XVII века: записки иностранцев. Смоленск, 2003. С. 430.

269

Российское законодательство X–XX веков. Т. 3. М., 1985. С. 77.

270

Протоирей Владислав Цыпин. Курс церковного права. Клин, 2004. С. 142.

271

Называются: 1601, 1603, 1605 годы.

272

Стольник — придворный чин «смотрящего за столом» царским, для XVII века это больше почетное звание, не связанное напрямую с исполнением придворных обязанностей, но позволявшее находиться в Царской Свите. В середине XVII века стольников насчитывалось несколько сот человек.