Страница 5 из 56
Домой он вернулся уже под вечер. Бланш не было. Она оставила записку, сообщая, что отправилась в Солсбери купить что-нибудь на ужин. Джордж никогда не ходил в магазин, пока, сунувшись в буфет, не обнаруживал, что там ничего нет.
Он налил себе виски с содовой, сел и принялся записывать все, что удалось выяснить для Бланш. Не так уж мало. Джордж надеялся, что ей будет достаточно, и ему не придется больше вынюхивать. Хотя кто знает. Пока можно сказать, эти двадцать фунтов он заработал играючи. Но если ей нужны еще какие-то сведения, пусть платит еще, а он поторгуется. Хотя, в принципе, он не против. Джордж чувствовал, что просто обожает Бланш. Ведь и она к нему неплохо относится и, кстати, не забыла подставить ведро под течь в потолке.
В то время, как Джордж сидел у себя дома со стаканом виски, Буш тоже сидел со стаканом виски, просматривая два отчета, которые он подготовил для Грандисона. Он работал у себя в маленькой квартирке недалеко от Челсийского моста с видом на Темзу и угол Галереи Тейт. Жена уехала в Норфолк к родителям. Ее отец был генерал-майором в отставке. Она часто гостила у родителей. Буш подозревал, что в один прекрасный день она попросит у него развод. При желании он мог бы без труда выяснить, к кому, кроме родителей, ее так тянет в Норфолк. Женитьба Буша была ошибкой молодости, и теперь этот брак колебался как былинка на осеннем ветру, которую сразят первые зимние холода. Если любовь и была, то она быстро прошла. Буш расстался бы с женой без сожаления. Он не разделял ни проявившиеся у нее чрезмерные физические потребности, ни стремление к светской жизни. У него было только одно увлечение — работа, в которой он видел смысл своего существования. Жена не знала, чем он занимается на самом деле. Для нее он служил в Министерстве иностранных дел. Хотя он числился в штате отдела по контролю за вооружениями, там он не работал; да и заходил туда всего несколько раз. Примерно так же обстояли дела и у Сэнгвилла. Он числился в управлении Министерства внутренних дел. Грандисон нигде не числился, его офис располагался на улице Бердкейдж-Уок неподалеку от Веллингтонских казарм, и из его окон открывался великолепный вид на Сент-Джеймсский парк и на озеро. Вот здесь-то под началом Грандисона и работали Сэнгвилл, Буш и еще с десяток сотрудников — преданные делу, спокойные, неприметные люди, подобранные Грандисоном лично.
Буш просмотрел свой первый отчет. Это был анализ фактов, связанных с двумя похищениями, которые совершил Коммерсант за прошедшие восемнадцать месяцев.
Сравнивая эти похищения видных политических деятелей, можно было сделать вывод, что отдел располагает весьма скудной информацией и не слишком продвинулся в расследовании. Ворох разрозненных сведений, собранных полицией, ничего не прояснял. Полицейские не любили ведомство Грандисона, потому что оно занимало привилегированное положение и подчинялось непосредственно премьер-министру. Официально они этого не знали. Но фактически — знали и никак не могли с этим примириться. Соперничество иногда вызывало вулканические потрясения на уровне кабинета министров. Нельзя было не признать, что засекреченность группы Грандисона вызвана необходимостью. Анонимность, незаметность, проведение таких операций в стране и за ее пределами и использование таких методов, на которые никогда при всем своем желании не отважилась бы полиция. Ведомство Грандисона возникло в связи с ростом высокоорганизованной преступности, который требовал ничем не сдерживаемого ответного удара, не связанного общепринятой полицейской этикой. За прошедшие восемь лет люди Грандисона не раз одерживали победы, никогда не предававшиеся огласке. Второй отчет Буша представлял собой прогноз, которого требовал от него Грандисон:
"Коммерсантом совершено два похищения. Организатор — один человек, исполнители — не более двух-трех человек. Затребованный выкуп — весьма скромный. Жертвы — видные политические деятели (мужчины). Каждый раз оповещая прессу о совершенном похищении, Коммерсант использовал огласку в своих целях. Она затрудняла действия полиции и правительства, вызывая их резкую критику. Схема двух похищений позволяет сделать следующие прогнозы:
а) Следует ожидать еще одного, главного похищения. Предыдущие два были совершены с целью создания благоприятных условий для его проведения.
б) Очередной жертвой будет гораздо более высокопоставленное лицо, чем два предыдущие.
в) Огласки не будет. Коммерсант потребует полной тайны, исключая, может быть, сообщения в газетах о том, будто жертва больна и прикована к постели, необходимое, чтобы объяснить ее исчезновение.
г) Власти примут это условие для спасения жертвы и, репутации отдельных членов правительства и руководителей полицейского ведомства. Их репутации уже под угрозой, в связи с растущим в обществе недовольством — Коммерсант выставил власти на посмешище.
д) В качестве выкупа Коммерсант потребует очень большую сумму. Полмиллиона фунтов? Четверть миллиона?
е) Если выкуп не будет выплачен, жертва погибнет. Все поведение Коммерсанта и схема двух предыдущих похищений не оставляют в этом сомнения. Коммерсант не шутит.
ж) Жертвой станет настолько видная фигура, что правительство и полиция вынуждены будут согласиться на любые условия и заплатить выкуп, избегая огласки.
з) Коммерсант совершит последнее похищение в ближайшие шесть месяцев, и чем меньше времени пройдет после предыдущего похищения, тем сильнее будет стремление властей сохранить все в строжайшей тайне.
и) В случае успеха третьего похищения Коммерсант успокоится и уйдет со сцены.
к) В настоящее время мы не располагаем необходимой информацией, чтобы выйти на след Коммерсанта".
Кто бы не успокоился, получив полмиллиона, подумал Буш? Его интересовало, какую линию изберет Грандисон на завтрашнем совещании. Грандисон был непредсказуем. Он мог заявить, что надо выждать и не мешать третьему похищению, или, наоборот, бросить все силы на поиски Коммерсанта, прежде чем тот снова начнет действовать. Для себя Грандисон выработал тактику и, наверное, обсудил ее с начальством и получил указания. Сам Буш надеялся, что будет приказ действовать. Где-то среди множества уже накопленных фактов должно же быть что-то — пусть мелочь — какая-то ниточка, за которую можно потянуть. Буш встал, со стаканом в руке подошел к окну и стал смотреть на реку, видневшуюся в обрамлении деревьев и домов. Мощный коричневый поток катился мимо, возмущаемый порывами мартовского ветра, иссеченный струями дождя. Если бы Буш напал на след преступников, если бы он взял Коммерсанта, тогда Грандисон поверил бы в него и дал знать о нем где надо. Шеф — великодушный человек… Обезвредить Коммерсанта значило подняться вверх по служебной лестнице. Не обязательно в этом гибридном ведомстве. Есть и другие. Золотоносные… Перед глазами Буша стояла женщина с лицом, замотанным шарфом, поднимающаяся по ступенькам. Он видел поднимающегося по ступенькам мужчину в нелепой клоунской маске и горячо надеялся, что Грандисону поручат продолжать расследование. Буш рвался в бой.
Глава 2
Было тихое солнечное утро. Непогода, бушевавшая два дня, утихла. На ветке раскидистой яблони перед домом закончил свой короткий концерт черный дрозд. Сидя у окна гостиной мисс Рейнберд наблюдала, как по зеленой лужайке, усыпанной ранними желтыми нарциссами, медленно плывут тени облаков. Опять весна. Весна будет все так же приходить, а люди будут уходить из этого мира — и сама она уйдет, не та уж много ей осталось. Мисс Рейнберд размышляла об этом спокойно. В свои семьдесят три она давно перестала думать о смерти с тревогой. Она все еще в хорошей форме. Хандра и беспокойство — удел слабых. И вот эту мадам Бланш, сидящую напротив, тоже трудно представить себе поддавшейся хандре и беспокойству. Эта женщина также излучает бодрость и радость жизни. Шолто, который иногда выражался вульгарно, сказал бы о ней «аппетитная цыпочка». Лет тридцати пяти, жизненные силы бьют через край — трудно представить себе, что она — медиум и связана с миром духов. Шолто уставился бы на нее в восхищении, потирая жилистые ладони, словно аплодируя великолепному зрелищу. Мисс Рейнберд недолюбливала Шолто, но он, по крайней мере, не был лицемером. Он всегда прямо говорил и делал то, что считал нужным. С ним было трудно. Переубедить его в чем-то не мог никто.