Жизнь гнома

«Кобальд! — закричал я, то есть хотел закричать. — Я здесь!» Но я только стоял с открытым ртом, не в силах произнести ни слова, а когда ко мне снова вернулся голос и я смог что-то прохрипеть, Кобальд уже перевалил через порог и исчез.

У меня закружилась голова. Откуда он пришел? Куда направлялся? Когда я немного успокоился, то сказал себе, что он наверняка вернется. Раз он пришел слева, от лестницы, значит, назад ему надо будет тоже налево, это же логично. А тогда ко мне уже вернется голос, в этом я был уверен. Второй раз он не пройдет мимо меня. Чтобы голосовые связки меня не подвели, я все время кричал: «Кобальд!», или «Эй!», или «Алло!» Я кричал всю ночь. Ути в другом конце комнаты лежал на кровати и храпел. Бамбук перед окном стал вначале голубым, потом зеленым, а Кобальд все еще не возвращался. Тут я решил рискнуть всем, даже своей жизнью и спуститься на пол. Но в это время встал Ути, зашел в ванную и на минутку на второй этаж, а потом долго сидел, как пришитый, за своим столом. Как раз в этот день он работал без перерыва, не вставая, то есть он звонил, потягивался, крутил головой в разные стороны, листал то одну книгу, то другую, съел обезжиренный творог, несколько яблок, читал газету, менял батарейки в будильнике, насвистывал под радио мелодии из концерта по заявкам и время от времени стучал по клавишам своей пишущей машинки. Уже давно стемнело, бамбук превратился в темные джунгли, и тут он наконец встал, выключил машинку и настольную лампу и пошел на второй этаж. Я еще немного подождал, еще раз прикинул расстояние между мной и дантистом — бесполезно, потому что не был уверен, не сам ли я сдвинул зубного врача, — и начал спускаться. Я внимательно все осмотрел сверху и предполагал осторожно и плавно спускаться с доски на доску. Но полетел камнем вниз, потому что не смог удержаться на первой же доске. Я приземлился так жестко, что, казалось, слышал, как хрустнули мои ноги. Однако остался цел и невредим. Уф-ф-ф!

Я как раз собирался направиться в сторону туалета, когда из-за угла появился Кобальд, он шел от лестницы. Или я пропустил его в темноте, что маловероятно, или он поднялся на второй этаж по другой лестнице. Энергичными шагами он шел прямо ко мне, вроде как не узнавая. Может, у него запотели очки? Я уставился на него — он шагал, словно Каменный Гость, потом ринулся ему навстречу с воплями: «Кобальд! Кобальд!» Упал ему на грудь. Прижал лицо к его бороде, к щеке, обнимал его, целовал. Из моих глаз лились слезы.

— Ты тут! — рыдал я и прижимал его к себе еще крепче. — Наконец-то!

Кобальд не шелохнулся, а я, переполненный счастьем, лежал у него на груди. Я бы еще долго сжимал его в объятиях, но тут он резко высвободился из моих рук. Отступил на шаг, осмотрел меня сверху донизу и спросил:

— Мы знакомы?

— Это я, Фиолет Старый!

— А что тытут делаешь? — удивился Кобальд, он снял очки и начал протирать их своей бородой. — И почему ты так выглядишь?

— У меня проказа, — ответил я чуть потише. — Слишком много солнца, да и резина неважного качества… Ну до чего же я рад тебя видеть!

Да, я чувствовал, как меня наполняет тепло, оно поднималось откуда-то из живота и разливалось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. Оказывается, я, сам того не понимая, был словно мертвый, мертвый уже много лет, десятилетия; а теперь я снова ожил.

— Как я тосковал по всем вам!

Кобальд снова надел очки, пригладил бороду и посмотрел на меня своими синими глазами.

— Вообще-то я вполне обхожусь без всей этой банды, — произнес он наконец. — Правда, мне не хватает Серого Зеппа.

— Серого Зеппа?

— Он был такой душевный. — И Кобальд наконец-то улыбнулся. — Как мы с ним смеялись, Серый Зепп и я. Я всегда рассказывал ему свои истории. Он был моим лучшим другом.

Мы помолчали. Кобальд хорошо сохранился, гораздо лучше меня, его ноги все еще напоминали опоры моста, а крошился только большой палец его кулака. И даже куртка оставалась такой же синей, как когда-то, и красная краска шапочки потрескалась только в двух местах.

— Ну, мне пора, — сказал он и протянул мне руку. — Был очень рад.

— Но ведь мы только что нашли друг друга, — пробормотал я. — Я думал, остаток вечности мы проведем вместе.

— В таком случае я должен перестроиться. — И Кобальд снова пригладил бороду, на этот раз обеими руками. — Как ты думаешь, ты сможешь забраться на лестницу?

Я быстро закивал. Я чувствовал, что силы переполняют меня. И в самом деле, я почти без труда залез на второй этаж — Кобальд на каждой ступеньке протягивал мне руку и тянул наверх. Большое помещение, почти зал, и тоже все из углов, как и комната внизу. Одновременно и кухня, и гостиная. Плита, раковина, посудомоечная машина, холодильник, и тут же — кресла, пианино и телевизор, стоявший на уровне моего роста на полу. Я помахал нашему отражению в матовом телеэкране, Кобальд помахал в ответ. Потом он указал на маленький ящичек из некрашеного дерева, висевший так высоко на стене, что даже людям приходилось тянуться, чтобы достать до него.

— Там я живу, — сообщил он. — Днем. Экспедиции в дневное время невозможны. Здесь полно людей… Ах, как же хочется опять пройтись в колонне. А тебе?

— Мне это снилось каждую ночь, — ответил я. — Я уже не верил, что когда-нибудь снова смогу…

Он кивнул, встал, расставив ноги на ширине плеч, и закричал:

— В колонну стройся, стройсь! — И я занял свое место, которое теперь было сразу за ним. Я стал новым замыкающим. Кобальд поднял правую ногу и кулак — для этого ему пришлось сильно наклониться налево — и пошел вперед. Он сразу же задал стремительный темп, и поначалу я не совсем уверенно ковылял за ним на своих хромых ногах, но вскоре попал в ритм, который каждому из нас знаком от рождения. Бодрое раскачивание. Шаги Кобальда были замечательно точными, равномерными, так что я мог, как и положено, идти следом за ним, мой живот почти прижат к его спине, мои ноги не дальше расстояния стопы от его ног. У нас сразу же все получилось, так что мы действовали, как один организм. Это было восхитительно. Казалось, и Кобальд тоже радуется тому, что ветер свистит у нас в ушах от скорости.

— Приятно идти в колонне, правда? — прокричал он через плечо и запел.

Я тут же подхватил, и мы пропели весь наш репертуар, от «Эй, гном» и «Гномы рано поутру» до «Чу, кто это там?». Вдоль перил лестницы мы прошли в другую часть комнаты. Низкий столик, на котором стояло много баночек с краской для рисования пальцами, да и сам столик в нескольких местах был перепачкан краской. Еще одно кресло. Стереоустановка, тоже на полу. Мы обогнули следующий поворот перил, и на меня уставилась все та же вудуистская кукла; я так испугался, что наступил Кобальду на ногу.

Потом мы промаршировали по длинному коридору в темную комнату, где стояла одна кровать с горой подушек и одеял, из них торчал острый нос, один только нос, больше ничего, он шумно втягивал воздух и с храпом выпускал его.

— Это Изабель! — крикнул мне Кобальд и свернул налево.

— Кто такая Изабель? — так же громко спросил я, хотя мой рот находился прямо возле уха Кобальда.

— Ну, женщина, которая живет с Ути.

Распевая «Прощай, казарма», мы зашагали в следующую комнату, кабинет или мастерскую, а может, ателье, потому что пол был завален бумагой и остатками материи. У одной стены — компьютер, у другой — швейная машина. Книги и рулоны материи.

Наконец мы снова пришли в кухню-гостиную, где, уже стоя, но все равно в походном порядке, пропели «Отец и сын отправились в путь». Только после этого Кобальд вздохнул — ему ведь тоже наш поход доставил удовольствие — и пробормотал:

— Колонна, разойдись, вольно! Вольно!

Я уселся на бахрому ковра и наблюдал, как Кобальд без труда взбирался по зеркально-гладкой стене в свое орлиное гнездо. Поднявшись, он встал на край ящика, вскинул кулак и прокричал:

— До завтра, дружище!

Я помахал ему в ответ и побежал вниз по лестнице, словно новенький, только что с конвейера. Внизу, на паркетном полу, я скорее танцевал, чем шел, и с легкостью взлетел на свою полку.