Страница 170 из 171
Особенно отличились мореплаватели и изобретатели. Но самым властным объединителем стал общий враг - нависшие над человечеством смертельные угрозы. От них не спастись иначе, как единой волей, общим разумом, согласованным действием.
Достанет ли у нашего "караула" мужества и сознания ответственности выполнить выпавшую на его долю миссию - не дать порваться связи времен в настоящем.
Ибо "...завтрашний [день] сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы" (Матфей, 6:34).
СТИХОТВОРНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ
Если я осмеливаюсь включить несколько стихотворных текстов в эту книгу, то лишь как составную часть рассказа о пережитом, индикатор настроения и самопонимания. Ведь стихи - самый благодатный материал для суждения о натуре человека. Всякий, кто их сочиняет, становится сам того не желая более искренним.
Начну с "программного" для себя стихотворения.
Рифмоплетство
Я рифмоплет, плету стихи,
И, как ткачиха-мастерица,
Могу сплести их из трухи,
Из шелка, бархата и ситца.
Могу из радости их сшить,
Из огорченья и страданья.
И так свой личный суд вершить
Над очумелым мирозданьем.
Но чувств ответных мне вовек
Не пробудить заемной болью.
Я чищу прошлогодний снег
Подмоченной аэрозолью.
Хоть удавись, от горя вой,
Но не рожденный для полетов,
Я - рядовой мастеровой
В цеху миллионном рифмоплетов.
Но иногда, вдруг озарен
Звезды своей волшебным светом,
Я слышу колокольный звон
И чувствую себя поэтом.
Я этот дар ловить спешу,
Ниспосланный мне небесами,
Я не рифмую - я пишу,
Слова ложатся в рифму сами.
И сам родится их узор,
Их музыкальное звучанье,
Как задушевный разговор
И как сердечное признанье.
Так водит Сон моей рукой,
Мой старый, добрый, щедрый гений,
Ведь без него напев такой
Я б не придумал, без сомненья.
И разве мне сложить с утра
Вот этот стих, скажи на милость,
Когда бы ты еще вчера
Мне спозаранку не приснилась?
* * *
Миг озаренья миновал,
И, возвратясь к земным заботам,
Я опускаюсь в общий зал
К своим собратьям рифмоплетам.
Непорядковая страна
Народ велик, страна убога,
История ее страшна.
Но не судите слишком строго,
Еще не кончена она.
Не завершен ни счет потерям,
Ни перечень ее побед,
И на вопрос о нашей вере
Мы ищем все еще ответ.
Глядимся в будущее смело,
Не ценим в прошлом ничего,
А на проклятое "Что делать?"
Мы отвечаем: "Кто кого?"
Дух мстительный всегда живет в нас.
Когда наш дом огнем объят,
Наш первый клич не "Кто спасет нас?!"
А хмурое: "Кто виноват?!"
Где наш позор, где наша слава,
Не разобраться нам, увы,
И наши правые неправы,
И наши левые нелевы,
И в центре тоже ведь не львы.
Мускулатурой мы богаты
И в драке не ударим в грязь.
Кулак заносит брат на брата,
Сын на отца, на князя князь.
И умники у нас не в моде,
И каждый на соседа зол.
Мы поклоняемся свободе,
А обожаем произвол.
Царей, генсеков, президентов
Мы любим только первый год.
Потом клянем и ждем момента,
Когда бы их пустить в расход.
Перевороты и реформы
У нас особо хороши.
Реформы - больше для проформы,
Перевороты - для души.
Мы любим выпить - что за диво!
Но ведь и здесь все та же прыть:
То запиваем водку пивом,
То вовсе возбраняем пить.
Порядок строго нам заказан,
Хотя и конституций тьма.
Мы все их нарушаем разом,
То ль без ума, то ль от ума.
Так все у нас не по ранжиру.
Но не до жиру,
Быть бы живу.
Сначала пустим себе кровь,
А там, глядишь, воспрянем вновь.
И ринемся за новой славой
В зияющий водоворот...
О, Господи, уйми Державу
И помоги спасти Народ!
Ты только вразуми. Мы сами
Спасем ее - на всех одну
Свою, омытую слезами,
Дарованную небесами,
Непобежденную врагами,
Непорядковую страну.
Политическая география
Богатство наше высшей пробы
Лица многообразие.
Когда нам надо, мы Европа,
Когда не надо - Азия.
Взлетаем в космос, как с трапеции,
Танцуем всем на диво,
Но жить хотели бы, как Швеция,
А тянем - на Мальдивы.
Страна бескрайняя и грозная,
Посмей-ка только, тронь ее!
И все же, если по-серьезному,
Завидуем Японии.
Ни с кем не связаны мы узами,
Не ладим с эсэнгэвцами,
Дружить нам по душе с французами,
Торгуем больше с немцами.
Но не к лицу нам сеять панику
Или впадать в истерику.
Даст Бог, догнать сумеем Африку
И перегнать Америку.
Проклятые вопросы
Кто виноват, мы ищем,
Врагов находим много,
Не одного, а тыщи...
И отпускаем с Богом.
Что делать, мы гадаем,
Гонимые злым роком.
Разинув рты, внимаем
Лукавым лжепророкам.
А между тем не сложны
Проклятые вопросы.
На них ответить можно
При помощи опросов.
Кто виноват? Все дружно
Укажут на Чубайса.
Повесить, скажут, нужно
Мошенника за шею.
Что делать? Тоже ясно.
Народ ответит смело,
Что власти ежечасно
Должны хоть что-то делать.
А не хотят - так гнать их
Ко всем чертям, не ближе.
Сурово наказать их
Пускай живут в Париже.
Вслед обложить их, братцы,
Со всей свободой слова.
Затем же постараться
Избрать таких же снова.
Признание Москве
Люблю Москву от А до Я,
Бульвары, площади и парки
От Самотеки до Кремля
И от Таганки до Варварки.
Я не московский "коренник".
Скитаясь в поисках удачи,
Я к ней пожизненно приник
И не могу теперь иначе.
Век благодарен я тому,
Что мне пришлось - по малой мерке
Оборонять Москву в Крыму,
В Херсоне, Минске, Кенигсберге.
А по окраинам ее
Бродил я не столичным франтом,
Одетым в старое тряпье
Полуголодным аспирантом.
Экватор целый отшагал
По улицам ее центральным,
Благоговейно замирал
Под каждым знаком поминальным.
Здесь жил Некрасов, там Толстой,
Тут умер Фет, родился Герцен,
А в монастырской башне той
Огнем пытали страстотерпцев.
И, на Ваганьковском бродя,
Снимая шляпу с умиленьем,
Шептал, к Сергею подойдя,
"Спасибо, дорогой Есенин!"
А возложивши свой букет,
Я вслух, при всем честном народе,
Кричал Высоцкому: "Привет!"
(Бывал в гостях у нас Володя.)
С Москвою легче мне в беду,
В судьбы суровые моменты.
Когда мне плохо, я иду
За утешеньем к монументам.
Стою, застыв, как часовой,
Я перед Пушкиным, который,
Поникнув гордой головой,
Глядит на нас с немым укором.
Ты прав, поэт, пора уж нам
Перед Москвою повиниться.
Хоть нет доверия к слезам,
Поплачем вместе со столицей.
Не успокоюсь я, пока
С души своей не сброшу груза.
Да, мы остались в дураках,
Не сберегли тебе Союза.
Не быть тебе уж "Третьим Римом".
Но не печалуйся, как знать,
Святым угодником хранима,
Ты ведь и Пятым можешь стать.
В старинных храмах и дворцах
Мелькают царственные тени.
Здесь Грозный каялся в грехах,
Там просвещал рабочих Ленин.
Не чужд политике и я,
Мотался в коридорах власти.
Там вдосталь грязи и вранья,
Избави Бог от сей напасти.
Пустились "новые" в загул,
Притихли "старые" в отчаянье.
Как Бах, звучит, Москва, твой гул,
И как Шопен - твое молчанье.
Мороз. Мерцают фонари.
Проносятся автомобили.