Скованные одной цепью

— Ты видела, как убивают Гэбриела Уайра.

— Убивают? — Она вроде удивилась, но потом, словно подумав немного, уступила: — Да. Видела. Я пошла к Сьюзи, мне надо было кое-что ей рассказать. Она все еще любила его. У нее был ключ от его дома. Я незаметно вошла через боковую дверь. Услышала выстрел, спряталась.

— Ну да, а потом скрылась вместе с моим братом. Ты должна была бежать, чтобы спасти свою жизнь. А Брэду не терпелось куда-нибудь уехать из дома. На всякий случай ты еще подкинула эту выдумку про меня — чтобы вбить последний клин между ним и мной. Пожаловалась, будто я подкатываюсь к тебе.

— Майрон, умоляю тебя! — Китти отчаянно вцепилась ему в руку. — Я не выдержу. Еще одна доза, только одна, а потом пусть делают со мной что хотят. Обещаю.

Нельзя позволять ей отвлекаться. Майрон понимал, что времени у него совсем немного.

— В общем-то мне на это наплевать. И на то, что ты наговорила Сьюзи, — тоже. Скорее всего просто подтвердила сказанное Лексом — что Уайра давно нет на свете. А потом выложила в Интернете свое послание, желая отомстить, ну и дать Лексу понять, чтобы пришел тебе на выручку.

— Нет, мне просто было нужно немного денег. Я дошла до края.

— Ну конечно, нет слов. И этот стоило Сьюзи жизни.

Китти разрыдалась.

— Впрочем, это больше не имеет никакого значения, — сказал Майрон. — Сейчас меня интересует только одно.

Китти зажмурилась изо всех сил.

— От меня ты ничего не услышишь.

— Открой глаза, Китти.

— Нет.

— Открой глаза.

Она приоткрыла один глаз — как ребенок, — потом изумленно воззрилась на него. Майрон помахивал прямо перед ее носом пластиковым пакетиком с героином — тем самым, что недавно передал ему Мясник. Китти попыталась выхватить его, но Майрон вовремя отдернул руку. Она принялась царапаться, выкрикивать что-то невнятное, но он оттолкнул ее.

— Ты скажешь мне правду, — произнес Майрон, — а я дам тебе это.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Китти снова разрыдалась.

— Я так тоскую по Брэду.

— Знаю. Потому и подсела снова на наркотик, верно? Тебе и жизнь без него не в жизнь. Как говорит Микки, есть люди, которые жить друг без друга не могут. — И чувствуя, как слезы вновь заструились из глаз, вспоминая, как пятилетний малыш надрывал тогда глотку на стадионе, Майрон спросил: — Брэд ведь умер, правда?

Китти была не в силах пошевелиться. Она рухнула на подушку, невидяще глядя перед собой.

— Как это произошло, как он умер?

Китти лежала на спине, сомнамбулически уставившись в потолок. А когда наконец заговорила, голос ее зазвучал мерно и словно издалека:

— Они с Микки ехали по Пятому шоссе в Сан-Диего, на матч по бейсболу. Машина потеряла управление и врезалась в разделительный барьер. Брэд погиб на месте — на глазах у сына. Микки три недели пролежал в больнице.

Вот, стало быть, как. Майрон попытался взять себя в руки. Он давно ожидал чего-то в этом роде, но все равно словно получил удар обухом по голове. Майрон отошел в противоположный угол палаты и бессильно откинулся на спинку стула. Его брат, его братишка умер. И в конечном счете его смерть никак не связана ни с Германом Эйком, ни с Гэбриелом Уайром, ни даже с Китти. Просто несчастный случай.

Но вынести это почти невозможно.

Майрон издали посмотрел на Китти. Теперь она лежали неподвижно, судороги прошли.

— Почему ты никому из нас ничего не сказала?

— Ты сам знаешь почему.

Это верно. Он знал, и, собственно, это помогло ему связать концы с концами. Ей все подсказал Гэбриел Уайр. Она стала свидетельницей его смерти, но гораздо важнее — свидетельницей того, как Лекс и другие скрывают факт его гибели и делают вид, будто он жив. Она извлекла из этого урок.

Если можно прикинуться, будто жив Уайр, почему нельзя сделать то же самое по отношению к Брэду?

— Ты бы постарался отнять у меня Микки, — сказала Китти.

Майрон покачал головой.

— После гибели твоего брата… — Китти запнулась и с трудом проглотила слюну, — после гибели Брэда я сделалась как кукла-марионетка, только нитки, за которые дергают, внезапно перерезали. Я стала совсем никакая.

— Ты могла постучаться к нам.

— Ничего подобного. Я ведь понимала, что будет, если я тебе все расскажу. Ты бы полетел в Лос-Анджелес и увидел меня в том же состоянии, в каком увидел вчера. И не надо мне лгать, Майрон. Сейчас — не надо. А потом сделал бы то, что счел правильным. Обратился бы суд за правом опеки. Ты бы заявил — точь-в-точь как вчера, — что я наркоманка, которой нельзя доверить воспитание ребенка. И отнял бы у меня моего мальчика. И не надо это отрицать.

Майрон и не отрицал.

— И ты решила заставить всех поверить, будто Брэд просто исчез?

— И ведь, согласись, получилось.

— А на Микки, на то, что нужно ему, тебе наплевать?

— Ему нужна мать. Неужели ты не способен это понять?

Отчего же, вполне способен. Майрон вспомнил, как Микки уверял, какая у него замечательная мать.

— А как же с нами? Как насчет семьи Брэда?

— Какой семьи? Его семья — мы с Микки. А вы… так в последние пятнадцать лет никого из вас и близко не было.

— И кто же в этом виноват?

— Вот именно, Майрон, кто?

Он промолчал. Он считал, что виновата она. Она — что он. А отец… как это он выразился? Каждый идет своим путем. Брэд, сказал папа, не из тех, что остаются дома и оседают на месте.

Но папа исходил из того, что сообщил ему Майрон, а он сказал неправду.

— Я знаю, что ты думаешь, — продолжала Китти. — Ты думаешь, я его обманула, чтобы заставить уехать со мной. Может быть. Но все равно я все сделала правильно. Брэд был счастлив. Мы оба были счастливы.

Майрон вспомнил фотографии, улыбающиеся лица. Тогда ему показалось, что все это игра, что они только прикидываются счастливыми. Но это не так. В данном случае Китти права.

— В общем, да, это был мой план. Просто потянуть время и рассказать обо всем попозже, когда приду в себя.

Майрон молча покачал головой.

— Ты ждешь от меня извинений, — сказала Китти, — но их не будет. Бывает, делаешь все, как нужно, а результат получается дурной. А бывает… да возьми хоть Сьюзи. Она хотела поломать мне карьеру, подменила противозачаточные таблетки — и что же? Родился Микки. Попытайся меня понять. Все перемешано. Мир не делится на черное и белое. Просто цепляешься за то, что тебе особенно дорого. Я потеряла главное в своей жизни из-за какой-то дурацкой аварии. Разве это справедливо? Разве это правильно? И если бы ты, Майрон, был чуть добрее… Если бы ты просто принял то, что мы с Брэдом — семья, тогда, может, я бы и пришла к тебе за помощью.

Но ведь не пришла — ни тогда, ни сейчас. Снова поверхность колеблется. Возможно, он мог бы помочь им пятнадцать лет назад. А может, они бы в любом случае скрылись. Может, если бы Китти ему доверяла, если бы он не взорвался тогда, давно, когда узнал, что она забеременела, то сейчас она бы кинулась не к Лексу, а к нему. И может, Сьюзи осталась бы жива. И Брэд тоже. Может быть.

Слишком много «может быть».

— У меня еще только один вопрос, — сказал Майрон. — Ты сказала Брэду правду?

— Правду о чем? О том, что ты накачивал меня «дурью»? Сказала. Сказала, что ничего подобного не было. Он мне поверил.

Майрон глубоко вздохнул. Нервы у него были напряжены, обнажены.

Когда он заговорил, голос его сорвался:

— Брэд меня простил?

— Да, Майрон. Он тебя простил.

— Но ведь он даже не попробовал связаться со мной.

— Тебе не понять нашей жизни, — возразила Китти. — Мы были странниками. И нам это нравилось. А для Брэда это была одновременно жизнь и работа. И он любил ее, был рожден для нее. А потом мы вернулись, и я думала, он свяжется с тобой. Но…

Китти замолчала, покачала головой, закрыла глаза.

Пора к отцу. В руках у Майрона был пластиковый пакетик с героином. Он с сомнением посмотрел на него.

— Ты мне не поверил, — сказала Китти. — Что Брэд тебя простил.