Страница 17 из 48
Глава 4
Розмари вернулась после выходных в Пинанге, странно выглядя чрезмерно одетой. Такой эффект производило обручальное кольцо с крошечным камешком, Грандиозно плясавшим, сверкавшим в ярком малайском свете, сигнализируя солнечными вспышками массу противоречивой информации: «Я вам нравлюсь, правда, только теперь нельзя, видите, я принадлежу другому; как я прекрасна, правда, кто-нибудь обязательно должен был меня поймать; давайте, берите меня, смелей через огненную преграду; идет аукцион, это только первое предложение; в сущности, я, как видите, приличная девушка». Кольцо казалось вездесущим: сияние его спектра наполняло, как аромат, любое помещение, песня его звучала в городе столь же громко, как ныне починенный музыкальный автомат Лоо. Но на Розмари почему-то выглядело непристойно, как выглядел бы на ней монашеский чепец.
Кольцо навело Краббе на мысль о вечеринке, о вечеринке не просто для Розмари, но и в качестве первого шага к осуществлению своего плана межрасового общения. Кольцо, сулившее супружество, казалось подходящим символом.
— Можешь помочь, будешь хозяйкой.
— Ооооох, Виктор, как прекрасно, какая хорошая мысль, Виктор, ооооох.
— Позовем, разумеется, Ники, нескольких китайцев-ротарианцев, тамилов.
— Ой, нет, Виктор, нет, не выношу прикосновения к темной коже.
— Вечеринка будет не такая.
— А как насчет симпатичных английских мальчиков из Бустеда, и управляющего из поместья Дарьян, и Джерри Фрамвелла из «Сунгай Путе», и…
— Нет. Вечеринка будет не такая. В каком-то смысле будет довольно серьезная вечеринка.
— Как же можно устроить серьезную вечеринку? ~~ удивилась она, сверкая кольцом.
— Увидишь, что я имею в виду.
— Ооооох, Виктор, мне в Пинанге мужчины просто не давали покоя, я почти не осмеливалась выйти из спальни, а один с виду очень достойный мужчина, знаете, с седеющими волосами, с целой кучей денег, хотел на мне жениться, а я говорю ему, уже слишком поздно, потом Джалиль приревновал, попытался в три часа утра войти ко мне в комнату. Ох, Виктор, это было ужасно, ужасно…
— Лим Чень По тебе там не встречался?
Она надула губы.
— Встречался. Был один раз в баре вечером. Ох, я его ненавижу, Виктор, ненавижу. Такой вежливый, сдержанный, ох, Виктор, какой у него дивный голос, а он просто угостил меня выпивкой и ушел.
— Ну, ведь на самом деле ты азиатов не любишь, правда? — сказал Краббе. — Не выносишь прикосновения к…
— Ох, не знаю, не знаю, Виктор. Он ведь не настоящий азиат, правда? Такой дивный голос. Ох, Виктор, Виктор, почему жизнь такая трудная?
— Больше уже не трудная, Розмари. Ты обручена.
— Да, обручена. С Джо.
— Ты обручилась с Джо.
Это имя на миг зависло в воздухе, как привычный легкий запах. Вроде бы выходило, что после решительного сакраментального обручения Джо — инструмент — вполне можно отбросить. Розмари с Краббе обсуждали приготовления к вечеринке.
— Чень По будет здесь в среду. Тогда можно и вечеринку устроить.
— О да, Виктор, какая хорошая мысль, правда, в самом деле хорошая мысль.
— А я думал, ты его ненавидишь.
— Ооооох, Виктор, я никогда этого не говорила. Никогда не говорила ничего подобного. Как вы могли подумать, будто я скажу подобную вещь?
Все было продумано довольно тщательно. Множество канапе [18] — никакой говядины, чтоб не смутить индуса, никакой свинины, чтобы не разъярить мусульманина, — разнообразная выпивка, включая безобидные жуткого цвета напитки, лежавшие звонким рифом в ведерке со льдом. Розмари с коричневой кожей, в огненном платье, со сверкавшим кольцом, энергично стучала высокими каблуками по большой гостиной Краббе на заходе солнца, расставляла орешки, сухарики, поправляла поникшие цветы. В конце концов, это, с одной стороны, ее вечеринка.
К изумлению Краббе, Ник Хасан прибыл в сопровождении своей жены, чи Асмы. Это была крупная женщина в саронге из шотландки и зеленом кардигане, которая, по малайскому обычаю, сбросила в дверях сандалии и протопала на больших загрубевших ступнях к простому стулу в углу. Вытащила из сумочки сирех, принялась смачно жевать, игнорируя хозяина, презирая хозяйку с голыми плечами, женщину легкого поведения, ожидая прибытия еще каких-нибудь малайских жен. Но никаких малайских жен не приглашали. У чи Асмы было безобразное проницательное лицо, явно лучше всего смотревшееся в движении. Она кратко отвергла апельсиновый сок, лаймовый сок, лимонад и заказала у Розмари кофе. Значит, пришлось варить кофе.
— Я не меньше вас удивлен, Вики, — признался Ник Хасан, красивый в сером тропическом костюме, с красивыми карими мрачными глазами. — Но она настояла, что тоже пойдет, говорит, я ее никогда никуда не вожу. Молю Бога, чтоб вела себя прилично.
— Нечего беспокоиться. Выпейте, Ники.
— Думаю, — сказал Ник Хасан, — лучше мне притвориться, будто имбирный эль пью. Старик, она за мной смотрит, как чертов ястреб. Эй, — подозвал он боя Краббе, проворного китайца, любившего вечеринки, быстро поговорил с ним по-малайски. — Порядок, — объявил он. — Знает, что имбирный эль — кодовое название бренди с имбирным элем. Имбирный эль, пожалуйста, — громко заказал он.
Явилась миссис Перейра, несколько неаппетитная евразийская дама пятидесяти лет, возглавлявшая местную женскую школу. Муж от нее сбежал, но по-прежнему присылал ей достаточно денег для выплаты ренты. Она кошачьими лапками ощупывала кольцо Розмари, захлебываясь словами:
— Никто даже не думал, что он это сделает, милая Розмари, а он сделал, да? Я только не пойму почему. Мужчины, мужчины, разве можно кому-нибудь из вас верить, можно?
— Я своему Джо верю.
— Я верила Перейре. Ничего, милая, жизнь такова, какова она есть. Человеческую натуру не переделаешь.
Прибыл Лим Чень По, городской, элегантный, воплощение куртуазности, с серебряным браслетом для Розмари.
— Ооооох, как мило, не правда ли, Виктор, ооооо, прелесть, ох, не могу дождаться, когда надену.
— И вполовину не столь изыскан для столь изысканной дамы, — сказал Чень По. — Виктор, вас можно поздравить?
— Поздравить?
— И позвольте сказать, как я рад столь изысканному выбору Виктора, как счастлив видеть его снова остепенившимся, надеюсь, дорогая, дорогая моя леди, что вы сделаете друг друга очень-очень счастливыми.
— Ой, Виктор, — прищурилась Розмари, сплошная алая номада, — вы его слышите?
У Краббе голова шла кругом от сотворения нового мира, где сначала шел акт обручения, а потом выбор невесты.
— Нет, — сказал он, — не то. Понимаете, это не я, это, надо сказать, Розмари обручается с… — Может, подумал он, он когда-то сделал Розмари предложение, о чем все помнили, кроме него, а Джо — просто кодовое наименование, вроде имбирного эля? Нет, нет. И опомнился, спросив Чень По: — Что вы будете пить?
— Ах, пожалуйста, розовый джин, Виктор.
Розовый джин, скотч с содовой, бренди с водой. Гости прибывали, гостиная наполнялась, в воздухе разговоры и дым. Но Краббе чувствовал, что дело начинается плохо. Чи Асма яростно выплюнула кусок тоста с постным мясом, крикнув:
— Баби!
— Это не свинина, — заверил Краббе. — Мы очень внимательно проследили. — Она, не поверив, поежилась. В любом случае, не желала говорить с мужчиной, ожидая прибытия малайских жен. Но единственной другой присутствующей женой была миссис Фу, жена мистера Фу, дантиста, улыбчивая, тоненькая, очаровательная, в чонгсаме, под которым вырисовывался корсет, но не менее прелестная, чем Розмари. Чи Асма выразила в пустоту негодование по поводу подобного эксгибиционизма.
А вот и братья тамилы. У Аруму гама и Сундралингама хлопот хватало: Маньям один дома вечером; тенденция Вайтилингама к непослушанию; тут еще эта самая Розмари. Но они не сумели придумать убедительного предлога, чтоб не прийти, тем более что Вайтилингам проявил намерение напиться у Краббе. Арумугам и Сундралингам знали причину: очередное письмо с Цейлона в то утро, очередной снимок сияющей тамильской девушки с крупно написанной карандашом суммой приданого на обороте: 75 тысяч долларов; сложная душевная машинерия Вайтилингама скрипела и скрежетала: в один момент в начале вечера он даже был склонен к сварливости. А сейчас прыскал полным ртом воздуха на Розмари.
18
Канапе — бутербродики.