Самозванцы

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

На следующий день Нельсон проснулся на животе Ирины. Ему казалось, что мир — это жара на русской даче, икона Андрея Рублева и мелодичное стихотворение Маяковского. Ах, проклятый Маяковский…

Он мог проехать по всему маршруту Транссибирской магистрали на легендарном экспрессе, который отправляется из Пекина, пересекает пустыню Гоби и прибывает в Москву, только лишь протянув руку и прикоснувшись к ней, касаясь подушечками пальцев этого красивого молодого тела, задержавшись на пупке, на ее подтянутом животе, на розовых сосках, проведя ладонью по ее носу и губам. «Если собираешься провести ночь с женщиной, — размышлял он, как эпикуреец, — лучше не пить спиртного». Ирина спала, слегка прикрытая простыней, и он встал бесшумно, стараясь не разбудить ее. Потом вышел в коридор, чтобы позвонить в кафе.

Заказав завтрак, Нельсон сел за рабочий стол, решив продолжить изучение писем своего двоюродного деда, потому что подумал, что, хотя его китайские друзья и собираются прочесть и перевести их, он все-таки может продолжать один, разгадывая содержание каждого. Он полагал, что необходима литературная обработка, чтобы поместить их в свою повесть. После у него еще останется время, чтобы прочитать книги Ван Мина…

«Дорогой брат!

Ихэтуани разгромлены, но дух братства все еще силен. Мы в безопасности. Они устали убивать. Они даже не ищут оружие, потому что поняли, что его уничтожили или закопали. Наша униженная страна должна продолжать свою историю. Рок преследует ее. Но мы не спешим, потому что история идет очень медленно. Большой Кулак возродится, наша мечта снова зарядит ружья. Рассвет услышит, как они палят.

Я отдал священную рукопись. Французский лейтенант спрячет ее в надежном месте, а позднее, когда все это окончится, и мы сможем возродиться, он вернет ее нам. Таково было его обещание. Я ему верю, потому что это писатель. Цельный человек. Он знает наши имена, твое и мое, и поэтому, когда наш посланец встретит его и скажет ему эти имена, он вернет рукопись. Таков был наш договор. Он сдержит свое слово. Отдав ему рукопись, я уехал из Пекина. Я вернулся в Лицзян, чтобы увидеть наш дом, место, где мы оба родились. Я почувствовал желание вернуться сюда, после того как умирал столько раз. Я устал умирать и устал от смерти. Я не хочу больше страданий. Я буду работать в поле. Отец и мать живут хорошо. Я буду заботиться о них. Мы будем гулять по горам и читать твои письма. Все уже не важно. В Лицзяне время остановилось. Ждем тебя каждый день,

Нельсон погладил свой подбородок. Рукопись, о которой упомянул его двоюродный дедушка, — «Далекая прозрачность воздуха» Ван Мина, та самая, о которой говорил ему Вень Чен. Кто, интересно, этот французский лейтенант? Если рукопись была обнаружена в архивах французской католической церкви, — значит, лейтенант так ее и не вернул, либо никто не пришел у него ее потребовать, либо послание не удалось передать. В остальных письмах Ху его деду, написанных из Лицзяна, пересказывались домашние события; несмотря на то, что в них всегда содержались намеки на великое дело ихэтуани, или Боксеров, там не встречалось больше никаких упоминаний о рукописи. Вероятнее всего, заключил Нельсон, что все сто лет и находилась в архиве, в свободном доступе. Иногда самый лучший тайник — открытое место, как в «Похищенном письме» По. Черт, подумал он, вечно литература кружит над жизнью. А чего можно ожидать, если он по натуре писатель? Нельсон нашел Чистый лист бумаги и написал:

Перечитывая, он почувствовал сладкий аромат. Копна светлых волос закрыла ему глаза. Открыв их, он увидел Ирину, которая, нагая, сидела у него на коленях.

— Я голодна. Закажем чего-нибудь, — попросила она.

Нельсон поцеловал ее веки, еще припухшие от сна.

— Заказ уже, должно быть, готов, подожди, — ответил он, поднимаясь и направляясь к телефону. — Я велел, чтобы не приносили, пока я не позвоню. Ты хочешь чего-нибудь особенного?

— Да, икры и шампанского.

Нельсон сглотнул слюну.

— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Ирина, пожалуйста. Мы в пекинской гостинице, а не в Зимнем дворце.

— Ну хорошо, тогда кофе с молоком, апельсиновый сок и тосты.

— Это лучше.

Сделав заказ, он вернулся и снова поцеловал ее.

— Ты должен мне кучу денег, sweet heart, — заметила Ирина.

Сказав это, она откинулась на стул, подняла ногу и разомкнула ляжки. На ягодице была небольшая татуировка. Он что, бредит? Серп и молот!

— Мои друзья заплатят тебе. Ты коммунистка?

Ирина сдвинула ноги и закурила сигарету.

— Да. Мой дед сражался вместе с маршалом Георгием Жуковым, оборонял Москву, когда Гитлер вторгся на нашу родину. Мой отец тоже был военный, лейтенант, но попал в тюрьму за попытку государственного переворота. Он хотел свергнуть Горбачева. Он еще сидит. Мама умерла, а я приехала в Пекин, чтобы зарабатывать на жизнь, потому что не могла бы заниматься этим ремеслом у себя на родине. Мой дед защищал Москву от нацистов не для того, чтоб его внучка была шлюхой, понимаешь?

— Отлично понимаю, но не говори так грубо о самой себе, — отозвался Нельсон, лаская ее волосы.

— Не надо меня жалеть, — ответила Ирина, — я знаю, чем занимаюсь. Я изучаю медицину, но с прошлого года иностранцы должны платить за диплом. А это очень дорого. Потом я хочу уехать в Европу.

— У тебя есть парень?

Ирина почесала пальцы на ноге.

— Да, он в Москве. Я его два года не видела и думаю, что у него уже другая женщина. Но я все равно его люблю. Вероятно, мы никогда не увидимся.

— Если это так, почему же ты продолжаешь его любить?

— Потому что любить — это хорошо, — ответила Ирина. — Это для меня. Что он думает или делает, мне не важно.

— Благородная философия! — воскликнул Нельсон.

— Сначала я хотела сыграть с тобой шутку, — вдруг заметила она.

— Сначала?

— Да, когда я сказала про икру и шампанское. Хотела знать, насколько ты глуп. Это была проверка.

— И как я ее выдержал?

— Хорошо, — улыбнулась Ирина, — ты не глуп. Или, по крайней мере, ты не так глуп, как другие.

— Сколько у тебя было мужчин? — спросил Нельсон.

— Семьдесят шесть. Я начала недавно и не часто работаю.

— Неплохо для человека, который прибыл издалека, — пробормотал Нельсон. — Я — номер семьдесят шесть у Ирины Жуковой. Звучит хорошо.

— Звучит хорошо, но это неверно. Ты семьдесят пятый. Вчера днем у меня был еще один клиент.

Нельсон посмотрел на нее удивленно.

— Не знаю, как ты можешь быть такой холодной.

— Это коммерция, чувства здесь ни при чем. Не забывай, что я — фирма. Тело, которое ты так страстно целуешь, — как офисное здание: в каждом кабинете сидят люди и работают допоздна, чтобы получить прибыль. Откуда ты знаешь, холодная я или горячая? Ты ничего обо мне не знаешь.

— Я знаю, чем ты пахнешь.

— Как тонко, — засмеялась Ирина. — Теперь ты действительно кажешься мне глупцом. Пониже пупка все мы, женщины, пахнем одинаково. Хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, останься, я заказал кофе.

Нельсон подумал, что он сам — тоже огромное здание, но не офисное. Строение с длинными коридорами, наполненными доверху книгами и бумагами, с салонами для дискуссий и эстрадами для публичного чтения. Внутренние комнаты творца… Там встречались друг с другом множество поэтов, философов, мистиков, современных писателей и классиков. Бодлер, Уильям Берроуз и Порфирио Барба Хакоб курили марихуану и слушали джаз под инквизиторским взглядом бенедиктинца Фейхоо; Гомбрович украдкой запускал руку в штаны Артюру Рембо, который, в свою очередь, переглядывался с Витгенштейном; Рубен Дарио оживленно беседовал с Ли По и заставлял его пообещать, что они как-нибудь устроят отличную пьянку в Манагуа; Генри Миллер пил вино с Омаром Хайямом, указывая тому на луну и одновременно лаская интимные места Лу Андреас Саломе; Рикардо Пальма вслух читал Фолкнеру стихи, ища его одобрения, а тот без конца наливал себе виски и обсуждал с Федором Достоевским партию в кости, имевшую место прошлой ночью на квартире у Малларме; Селин и Хосе Эустасио Ривера болтали о нищете экваториальной сельвы и насмехались над мнением Шатобриана по этому вопросу; Лесама Лима обсуждал с Тертуллианом изобретение арабами нуля; Ницше спрашивал у Софокла, откуда тот откопал идею «Царя Эдипа». В его здании, равно как и в его творческом сознании, царили движение, беспорядок, суматоха. Нужно что-нибудь написать на эту тему, сказал себе Нельсон, какое-нибудь эссе. Оно будет посвящено Ирине.