Проклятая реликвия

— Так зачем прятать такую святую вещь?

Тэлэм вздохнул и на минуту перестал метаться.

— Это знает только аббат. А он не говорит. Если бы мы только знали, кто были те монахи, что пере… — Он взглянул на Фальконера и предусмотрительно выбрал другое слово: — …привезли реликвию сюда. К несчастью, брат Джон Барлей был последним из этого поколения. За исключением самого аббата.

Фальконер внезапно вспомнил жалобы приора на то, что умерли несколько его ровесников. Теперь это обретало смысл. И здесь, в просторном помещении, где копировались тексты и писались отчеты о жизни аббатства, у Фальконера возникла еще одна мысль.

— Скажите, брат Питер, а ровесники Джона Барлея умерли естественной смертью? От преклонных лет?

Тэлэм посмотрел на него озадаченно.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, магистр Фальконер. С годами многие каноники перешли в Град Небесный после жизни, проведенной в молитвах.

— А в недавние годы не было ли среди пожилых каноников смертей, не связанных с естественным течением времени? Возможно, несчастные случаи?

— Разумеется, были. Как раз перед тем, как я сюда прибыл, один из братьев случайно съел ядовитое растение. Про других ничего не могу сказать. Брата Томаса убили на дороге грабители, когда он возвращался из Гластонбери семь лет назад. Но это совершенно нормальные случаи для того опасного и беззаконного мира, в котором мы живем.

— Возможно, брат Питер. Возможно. Но если Джона Барлея убили из-за реликвии, может, и остальные умерли из-за нее же. Не будете ли вы так любезны и не покажете ли мне хроники аббатства?

— За сколько лет?

— Ну, пусть будет двадцать. Для начала.

Вскоре Фальконер занялся отчетами, которые принес Тэлэм. И хотя он выглядел довольным, зарывшись в них, Баллоку была непереносима мысль часами сидеть над пыльными томами. Чтение старых документов, имеющих отношение к истории, не отвечало его представлениям о расследовании убийства.

Чтобы достичь успеха, требовались энергичные и решительные действия. Кроме того, он по-прежнему подозревал Яксли, хранителя. Баллок решил вернуться в Оксфорд и вытрясти из монаха правду. Если это не поможет, есть еще тамплиер.

Чтение отняло у Фальконера много времени, но прояснилась определенная картина. Все началось двенадцать лет назад, когда один из монахов погиб, потому что на него упала каменная кладка во время строительства большой церкви аббатства. Понятно, хотя, конечно, очень жаль, что брат Бенедикт Мейсон погиб мгновенно.

Через год наступила очередь монаха, о котором вспомнил Тэлэм. Тот умер вскоре после обеда. Брата Ральфа Дорварда нашли окоченевшим, с синими губами, после того, как он не пришел на звон первого утреннего колокола. Повар пришел в ужас, когда стало ясно, что в пище монаха оказался дигиталис. Он не мог объяснить, как это произошло.

И, как и сказал Тэлэм, брата Томаса Дисса убили на дороге западнее Оксфорда, буквально в трех милях от аббатства. Он проделал долгий путь до Гластонбери и обратно, чтобы обрести смерть почти на пороге дома. Обвинили грабителей из Стэндлейка. Между этими тремя происшествиями умерли еще шесть каноников, хотя в большинстве своем от преклонного возраста или болезни.

Еще одна смерть, привлекшая внимание Фальконера, случилась с братом Уильямом Хасилбеком. Его нашли на дороге севернее Оксфорда, истоптанного лошадиными копытами. Голова была раздроблена. Но это произошло во времена беззакония, когда пэры сражались с королем. Тогда мимо Оксфорда постоянно проходили войска. Это мог быть и сам король, и его сын Эдуард, неосторожно наткнувшийся на монаха темным вечером. Оба в это время находились в окрестностях Оксфорда. Фальконер отметил и этот случай, как возможный в цепочке смертей.

Прошел еще час, близилась ночь, и при свете свечей магистр нашел последний подозрительный случай. Год назад брат Джон Пэстон пошел в церковь во время сильной грозы, и нашли его только на следующее утро. Во рту у него был разжеванный свиток. Он задохнулся. Предположили, что Пэстон, очень набожный, хотя и с тяжелым характером, послушался приказа Ангела из Откровения, который под грохот семи громов велел Иоанну: «Возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед».

Фальконер сомневался, что сырая бумага показалась Пэсону сладкой в последние мгновенья его жизни. В неверном свете огарка он нацарапал имена на куске пергамента, оставленного монахом, за чьим столом он сидел.

Мейсон — размозжило голову камнем Дорвард — отравился растением. Хасилбек — затоптан лошадью. Дисс — заколот грабителями. Пэстон — задохнулся бумагой. Барлей — перерезано серпом горло.

Шесть монахов, все умерли при подозрительных обстоятельствах, если рассматривать это с новой точки зрения. Но разве подобные вещи не случаются обычно семь раз?

— Не забудь Ля-Суша, слетевшего с башни и умершего, как Хирам Эбифф.

Фальконер застыл, когда бестелесный голос прошелестел это из темноты. Он и не заметил, что задал свой последний вопрос вслух. А может, и не задал. Он сидел очень тихо, прислушиваясь и пытаясь понять, откуда исходил голос. Кто бы это ни был, говорил он о древнем масоне из Храма Соломона в Иерусалиме. Хирама Эбиффа убили трое подмастерьев и сбросили с Храма, чтобы он не выдал доверенных ему масонских секретов. Может, тот, в темноте — еврей? Дьюдон? Фальконер, не желавший, чтобы его превзошли в знании эзотерики, предложил скрывавшемуся человеку еще одну схожую историю.

— Как Джеймса, брата Иисуса, ударили по голове и сбросили с Храма, чтобы он не открыл, что две колонны — Яхин и Боаз — это врата к спасению.

Скрывавший в темноте удовлетворенно проворчал:

— Я знал, что ты поймешь. А теперь ты сам владеешь тайной. Как по-твоему, что с этим придется сделать?

Голос был холодным, бесстрастным, и по спине Фальконера прошла дрожь.

Баллок оказался в некотором затруднении. Он искал везде, но никак не мог найти брата Ричарда Яксли. Все видели хранителя, исполняющего свои обязанности, до момента, когда церковь закрыли для паломников, но никто не помнил, видели ли его после этого. Священник, продававший свечи, считал, что Яксли пошел относить пожертвования паломников в казну аббатства, но только потому, что тот делал это ежедневно. Казначею казалось, что он его видел, но он не мог сказать, сегодня или вчера. Или позавчера. Складывалось впечатление, что Яксли исчез, а между тем приближалась ночь. Глубоко озабоченный тем, что вероятный убийца ходит где-то без присмотра, Питер Баллок поспешил в замок. Ему следовало проследить, чтобы дали сигнал закрывать ворота и чтобы их надежно заперли. И, конечно, он обратится за помощью к ночным сторожам, чтобы прочесать улицы в поисках пропавшего монаха Конечно, это просто несколько стариков, но вряд ли Яксли такой уж отчаявшийся преступник, чтобы прорываться с боем, если его отыщут. Скорее, он из тех, кто прячется в ночи и наносит удар сзади.

Когда Баллок шел по Карфаксу, его окликнул Мэттью Сивард, охранявший Северные ворота. Честно говоря, был он лодырем и больше заигрывал с непотребными женщинами с Броукен-Хейз, чем выполнял свои обязанности. Но его должность плохо оплачивалась, и приходилось работать в то время, когда люди предпочитали сидеть дома или в таверне с приятелями. Почти невозможно было подыскать на нее человека, на которого можно положиться. Сивард был лучшим, на что мог надеяться Баллок. Поэтому, когда Сивард начал сбивчиво рассказывать про мужчину с военной выправкой, который выскользнул из Северных ворот прямо перед сигналом закрывать их, Баллок не обратил на это особого внимания. Сивард постоянно цеплялся к тем, кто, по его мнению, его оскорбил, и вечно сочинял целые истории. Необходимо срочно отыскать Яксли, пока не произошло еще одного убийства.

Из темноты неслышно выскользнула чья-то фигура и мягко положила руки на напрягшиеся плечи Фальконера. Человек посмотрел на список, нацарапанный на куске пергамента.