Страница 6 из 83
Итак, намерения императора, судя по его предисловию, заслуживали самого высокого признания, но результаты реформ оказались ничтожно малы. Тут, к сожалению, оказался прав Лактанций, суровый критик Диоклетиана. Не помогли суровые наказания — эдикт не выполнялся. Торговля просто ушла в подполье. Пышным цветом расцвела спекуляция, ширилась коррупция чиновничьего аппарата. А тем временем на рынке все больше сокращалось количество товаров. Императорский указ, официально никогда и никем не отменяемый, умер естественной смертью. Правильный и благородный по своему замыслу, он не принимал в расчет два сущих пустяка: он не считался с реалиями экономики и особенностями человеческой психологии.
МАНИХЕИ
31 марта 297 г., то есть вскоре после подавления бунта в Александрии, появился императорский эдикт, содержание которого мы и приводим здесь, в некотором сокращении — без неизбежных риторических упрощений и повторений.
«Кажется, воцарившееся желанное и благостное спокойствие побуждает некоторых людей, напротив, превзойти назначенную человеку меру. И тогда они начинают распространять бессмысленные и отвратительные верования. А ведь бессмертные боги в своей неизреченной милости уже в незапамятные времена предусмотрительно испытали на многих поколениях мужей умных и знаменитых то, что правильно и правдиво. Новые верования не должно обращать против старых. Ведь нет худшего преступления, чем искоренять то, что установлено нашими предками и до сих пор сохранило свою ценность. Вот почему мы всячески стремимся наказать преступность и суеверие тех нечестивцев, которым из честолюбия взбрело в голову отбросить древний дар богов.
Манихеи прибыли к нам из Персии, враждебного края, в недавнее время. Затем появились новые и невиданные доселе чудачества. Не счесть творимых ими злодеяний и преступлений. Они сеют смуту и замешательство в народе и наносят огромный вред городам. Все идет к тому, что они стремятся отравить людей невинных, скромных и спокойных, то есть нас, римлян, ядом своих омерзительных обычаев и губительных персидских законов.
И потому мы повелеваем: да поглотит огонь манихейских предводителей и их проклятые писания. И если представители опасного культа проявят непокорство, пусть ответят за то головой; их имущество отойдет к государству. Если кто из чиновников или видных римских граждан присоединится к ненавистной и неслыханно бесчестной персидской секте и ее учению, то да будут эти люди сосланы на шахты, а их имущество отойдет государству. Как известно, всякую погань следует выкорчевывать с корнями из нашей благословенной земли».
Так кто же такие были манихеи? Почему император так энергично расправляется с ними? Какие преступления они якобы совершали?
Мани родился в Вавилоне около 215 г., происходил он из знатного персидского рода. Его отец живо интересовался вопросами религии и, возможно, даже был связан с одним из гносеологических сообществ. Греческим выражением «гносис», то есть познание, определялось синкретическое религиозное течение, возникшее в начале нашей эры и имевшее много последователей, но никогда не преобразовавшееся в цельную систему верований и не создавшее никакой организации. Учения гностиков сильно отличались одно от другого, общим для них было самое главное, самое существенное: путь к спасению можно найти лишь в мистическом познании окончательной, божественной правды.
Около 240 г. Мани совершил паломничество в Индию, где познакомился с буддизмом, затем вернулся на родину. Верно служил великому персидскому царю Шапуру I и, возможно, занимал высокую должность во время похода против римского императора Валериана. Война закончилась грандиозной победой персов и взятием в плен римского цезаря. Возможно, Мани уже тогда стал заниматься миссионерской деятельностью и пытался создать новую религию, объединяющую персидские верования, мистику гностиков и некоторые элементы христианства.
Во Вселенной, провозглашали манихеи, идет непрерывная борьба Света и Тьмы. Она происходит в каждом человеке, поскольку в его разуме заключены частицы Света, похищенного сатаной и заключенного им в материи. Наш долг — помочь этим частицам Просветления и Добра высвободиться. Для этого следует вести набожный образ жизни, совмещая его с аскетизмом. Пророки — Будда, Иисус и сам Мани для того и появляются на свете, чтобы вновь и вновь указывать человечеству путь к правде.
На первых порах в Персии деятельность Мани воспринимали толерантно, позже он был схвачен и по всей вероятности погиб мученической смертью. Однако его учение находило все новых адептов, и их становилось все больше, в том числе и в пределах Римской империи. Это не могло не встревожить властей, существовало подозрение, что манихеи находятся на службе враждебного Риму государства, занимаются шпионажем и подрывной деятельностью. Поэтому в 297 г., когда возник конфликт с Персией, были приняты самые строгие репрессивные меры. Но преследования ничего не дали. Манихеи сохранились по всей стране. Через несколько лет после появления эдикта Диоклетиана христианский писатель Евсевий Кесарийский жалуется, что манихейство все еще живо. Его высказывания на редкость точно повторяют взгляды цезаря. Мани, по его словам, «варвар по языку и нраву», «имел в природе своей нечто демоническое и безумное. Действия его соответствовали этим качествам; он пытался представить себя Христом; ослепленный гордостью, объявлял себя то утешителем и Самим Духом Святым, то Христом; нашел двенадцать учеников, последователей его нового учения. Учение свое он составил из множества богохульных, давно исчезнувших ересей, привез его из Персии и разлил этот смертельный яд по нашей земле. От него нечестивое имя манихеев и доныне удержалось за многими. Такова сущность этого лжеименного знания, появившегося в то время, о котором мы говорим».
Читая эти рассуждения, поневоле приходишь к выводу, что тут сошлись во мнениях цезарь и христиане. Что они союзники. Да, союзники, но лишь в действиях против общего врага. И уже очень скоро между ними вспыхнул открытый конфликт.
БОЛЬШИЕ ГОНЕНИЯ
Диоклетиан, верный и активный приверженец старой религии, никогда не скупился приносить жертвенных животных на алтарь богам, а жрецы и предсказатели затем разъясняли ему, как приняты его жертвоприношения. «Однако, — как пишет его современник и знаток местных обычаев и нравов Лактанций, — некоторые из его прислужников уже знали нашего Господа. Ассистируя при языческом обряде, они положили на свой лоб бессмертный знак, из-за чего злые духи рассеялись, и жертва не была принята». И далее Лактанций продолжает: «Главный жрец заявил, что боги не принимают жертвы, поскольку в церемонии участвуют неверующие. Не помня себя от гнева, Диоклетиан повелел, чтобы все в его дворце принесли жертвы, иначе их высекут».
Это описание, благодаря своей искренней наивности, дает ясное представление о менталитете людей той поры. Без сомнения, такой случай имел место. В процессе жертвоприношения кто-то перекрестился, что было замечено жрецами, и они по-своему истолковали этот жест. Тут же громогласно объявили — жертва не принята, ибо в церемонии принимают участие враги богов. Обе стороны, и это надо подчеркнуть, со всей серьезностью воспринимают и веру противника, и исходящую из нее силу. Христиане, а среди них и Лактанций, не сомневаются, что жрецы-еретики способны узнавать будущее, но считают, что те служат злой силе, демонам. И наоборот — прорицатели и жрецы римских божеств приписывают присутствию христиан губительное воздействие на священную церемонию. То есть и те, и другие находятся на одном уровне и сражаются одним и тем же оружием. Проблема лишь в том, кто из небесных покровителей по-настоящему силен, а в их существовании никто не сомневается.
Император, хоть и не помнил себя от гнева, пока ограничился лишь повелением всем придворным и солдатам принести жертвы на алтарях богов. Затем повелитель покинул дворец и отправился в свою любимую Никомедию, где провел зиму 302/303 гг. Туда же прибыл и цезарь Галерий. Оба цезаря долго совещались наедине. Можно предположить, что главной темой совещаний была политика по отношению к христианам. Есть основания полагать, что Диоклетиан решительно возражал против мер, предлагаемых Галерием, который был неукротим в своей кровавой жестокости против сторонников новой религии, однако был вынужден подчиниться главному цезарю с его более умеренным сдерживанием распространения христианства.