Весна Византии

― Этот ублюдок того и гляди лопнет от самодовольства, ― только и заметил он.

― По крайней мере, мы его настигли, ― заявил Юлиус. ― А Легрант говорит, что мы сможем его обойти, если быстро покинем гавань. Не знаю… Я бы лучше встретился с ним на берегу и поболтал о том, что было в Мессине. ― Больше всего стряпчий досадовал, что во Флоренции его спутники проявили такое малодушие. Конечно, учитывая, что Дориа ― генуэзский консул, едва ли стоило кидаться на него с кулаками посреди улицы… Но внутри Юлиус бурлил от негодования. Если бы не Дориа, тот монах никогда не опозорил бы его перед Медичи!

― Если мы встретимся с ним на берегу, ― возразил Николас, ― то мы должны сразить его любезностью. Не вступайте в ссоры: он только этого и ждет. Вообще, я был бы рад узнать заранее, какую гадость он нам приготовил. Ведь не зря же он нас дожидался… Смотрите, там, у причала стоит галера с Родоса. Надеюсь, мы получим свежие известия.

― Мы бы получили их и от Аччайоли, ― возразил Юлиус. ― От твоего пассажира с деревянной ногой. Ведь он же ― твой Оракул, не так ли? Он отправляет тебя в путь за Золотым Руном! Может, ты даже добьешься рыцарского звания… Хотя, нет, по праву, оно должно принадлежать мне. Ты ― Овен, а я ― Язон. Вот только нет у нас Медеи.

― Тоби, ― предложил Николас. ― Дай ему парик, и он живо сварит яду. А мы пошлем отраву на борт «Дориа».

Сия мысль значительно приободрила Юлиуса.

Это была уже их восьмая стоянка, и все формальности были известны заранее. Они получили приглашение бальи и с удовольствием выпили вино, а затем узнали, что одноногий оракул Аччайоли задержался на Патросе, однако постарается присоединиться к ним ко времени отплытия. Похоже, это известие раздосадовало одного лишь Николаса. Все остальные занимались привычными делами: мелкой починкой, закупкой провизии… Ко всему этому добавились особые меры безопасности. С того самого момента, как «Чиаретти» бросила якорь, ее тщательно охраняли. Никого из команды не отпустили на берег, ― покинуть галеру могли только старшие офицеры.

Однако, судя по всему, эти разумные предосторожности оказались бессмысленными. Если Дориа и затеял что-то недоброе, пока не было никаких следов злодеяний, хотя в пору оказалось полно его людей. Отправляясь по делам, Юлиус случайно встретился с Кракбеном, капитаном «Дориа», и они поздоровались без всякой неприязни, а чуть позже Николас столкнулся лицом к лицу и с самим владельцем парусника, который как раз садился в шлюпку.

Он этого ожидал, и все же холодок недобрых предчувствий пробежал по спине. Может, глупо было принимать Дориа всерьез? Может, для него все это соперничество ― лишь детская игра? Прежде Николас и сам бы получил от нее огромное удовольствие и использовал возможность проявить изобретательность. Однако теперь многое изменилось. Он рассчитывал, что Аччайоли сообщит венецианскому бальи все, что необходимо, о компании Шаретти, однако оказалось, что грека тут до сих пор нет, а все сведения бальи мог получить лишь от Пагано Дориа. Сама судьба дала в руки их противнику отличное оружие, и тот был превосходно защищен от всего, что может предпринять команда «Чиаретти». Легрант, которого то и дело подначивал Юлиус, высказал несколько коварных предложений о том, как насолить мессеру Пагано: к примеру, запустить на корабль крыс по якорной цепи… Николас тут же положил этому конец, и стряпчий огорченно насупился. Впрочем, он готов был и подождать…

И вот теперь Дориа снизу вверх смотрел на Николаса из шлюпки.

― Гончая морей! Если бы меня не задержали на Корфу, то до самого Черного моря мы не встретились. Но не беда, полагаю, я увижу сегодня вас за ужином?

Для Николаса это оказалось новостью, но он сумел скрыть удивление.

― Если только мы не отплывем раньше, ― заметил он. ― Не нуждаетесь ли вы в сыре? У нас его куда больше, чем нужно. Я могу прислать вам ящик.

― Как любезно с вашей стороны! ― воскликнул Дориа. ― Что мы можем предложить вам взамен, чтобы доставить удовольствие?

― Я подумаю, ― отозвался фламандец.

Когда он вернулся на борт, Годскалк спросил:

― Ты беспокоишься насчет ужина?

Вопрос был правильно поставлен. Лишь теперь бывший подмастерье осознал, насколько все это смехотворно и расхохотался.

― Конечно, нет. Тоби блеснет латынью, Юлиус ― греческим, Джон предъявит свои пушки, а вы ― Господа Бога… Разве мы не сумеем ослепить простого бальи?

― Ты поднялся очень высоко лишь благодаря своим мозгам, ― заметил на это Годскалк по-фламандски, с жестким немецким акцентом. ― Ты не должен сомневаться в своих способностях и в дальнейшем.

― Я и не сомневаюсь, ― подтвердил Николас ― Партия в карты и веселая песенка ― и они все меня полюбят. ― И все же добавил, на случай, если капеллан неверно понял его слова: ― Все будет в порядке. Но я знаю, что сам бы я сделал на месте Пагано Дориа.

Этот ужин подтвердил его правоту. Стражники, присланные бальи, проводили гостей к воротам дворца. Здание было весьма внушительным, ― что и требовалось Венеции. Оно было куда более старомодным чем, скажем, новый особняк Медичи в Милане, но очень напоминало его изобилием мрамора, позолоты и расписанных потолков. Зал, где их принял бальи, оказался просторным и теплым; ели они на семейном серебре. Канделябры оказались весьма изысканными, скатерти ― тончайшими, тарелки ― древними и драгоценными… хотя, возможно, выставлено было и не все самое лучшее. Также и сборище могло бы показаться довольно скромным: пять человек из компании Шаретти, сам бальи со своим капелланом, секретарем и капитанами галер, а также Пагано Дориа. Они расселись, слуги разлили вино и подали еду. Тоби, как ему и было велено, сидел рядом с Юлиусом и следил, чтобы тот вел себя достойно.

Бальи хотел, чтобы этот вечер прошел по возможности мирно. Опытный вельможа, он предпочитал легкую беседу за едой, а более серьезные переговоры вел позже. Кроме того, у него имелись некие новости, весьма неприятные для гостей, и он хотел отчасти смягчить удар. Решив, что это едва ли будет вежливо, он не стал спрашивать, что толкнуло Медичи к продвижению на Восток, а также думает ли папа римский послать флот на помощь Морее. Тем более что все эти вопросы он уже обсудил с Пагано Дориа…

Разумеется, были и темы, которые с генуэзцем затрагивать не следовало. Говоря о Трапезунде, к примеру, невозможно было не вспомнить о трениях между генуэзским банком святого Георгия и императором. Разумеется, повинны в том были обе стороны. Император взимал неположенные подати и давал приют бунтовщикам. Однажды генуэзцы, выведенные из себя, даже послали военные силы, чтобы захватить пленников. Добившись своего, они послали императору полный бочонок засоленных ушей и носов…

Впоследствии генуэзская колония в Трапезунде была поголовно уничтожена за свою дерзость, ― и отмщена соотечественниками, устроившими в городе пожар. Пострадали от этой свары и венецианцы: им пришлось сжечь генуэзский товар в Трапезунде. Если генуэзцы захватывали лучшие места для торговли, венецианцы всегда жаловались. Точно так же они жаловались, и когда император не выполнял собственных обещаний.

Император Давид Трапезундский ненавидел расставаться с деньгами. Бальи слышал, что его долг перед банком святого Георгия достиг уже нескольких тысяч лир. Был момент, когда Республика приказала всем своим торговцам покинуть эти земли, но Генуя нуждалась в торговле с Востоком, и император тоже не мог обойтись без нее, ― поэтому колония осталась, но найти для нее консула с каждым годом становилось все труднее. Слава Богу, теперь этот вопрос решился. Бальи ничего не имел против Дориа: тот показался ему вполне достойным человеком. Однако он не сомневался, что венецианцы в Трапезунде также не потерпят никакого ущерба при всех этих переменах.

Мысленно пробежавшись по всем темам, которые нельзя было обсуждать за этим столом или которые уже обсудили раньше, бальи, прирожденный дипломат, решил перейти к любезным банальностям Он поговорил о море и о погоде, спросил о том, как прошло путешествие, и проявил личный интерес к каждому из гостей. Со стряпчим Юлиусом он поговорил о Болонье, вспомнив великого церковного деятеля родом из Трапезунда ― Бессариона, чья мать до сих пор жила на Востоке. Кстати, свою библиотеку Бессарион оставил как раз здесь, в Модоне… Бальи казалось, что он говорит о вещах совершенно безопасных, как вдруг мессер Пагано со звоном уронил нож на тарелку и принялся оживленно болтать о каких-то пустяках, ― так что бальи вполне понял намек и также сменил тему.