Весна Византии

Однако он не стал бы пренебрежительно относиться ни к чему из услышанного, ибо был для этого слишком умен. Он просто отложил это в памяти и пообещал себе, что как следует обдумает все на досуге.

Миновав Неаполь, они вооружились, готовые к встрече с пиратами, хотя зимой опасность была куда меньше. Тем не менее, имелись еще и генуэзские корсары, таившиеся в здешних водах и готовые грабить и убивать по приказу своих хозяев французов.

«Чиаретти» миновала эти места без приключений. Пагано Дориа сказал правду: если у него и были какие-то враждебные намерения по отношению к компании Шаретти, это оставалось его личным делом. Никаких приказов непосредственно из Генуи он не получал.

Во многих гаванях, куда они заходили, уже успел побывать «Дориа». На Сицилии они узнали, что разрыв составляет всего десять дней. Парусник задержался в Мессине, закупая зерно и выгружая каталонский сахар, а также связки сыров. Они сделали и кое-что еще, ― как пожаловался Юлиус, когда вернулся на борт, весь встрепанный и раскрасневшийся: в порту не осталось ни воды на продажу, ни кур, ни говядины… ни даже сухих лепешек и рыбы в бочонках. Другой покупатель, не скупившийся на золото, подчистил все запасы.

Шел дождь. Николас в тяжелом промасленном плаще с капюшоном поверх фетровой шапочки поинтересовался:

― А где список?

― Они заломили цену втрое против обычного, ― заявил Юлиус. ― И еще нам придется ждать.

― Хочешь держать пари? ― спросил его фламандец.

Он вернулся через три часа, а за ним ― целая вереница носильщиков, которые волокли все необходимое. Цены оказались вдвое ниже. Юлиус был удивлен и обижен одновременно.

― Это все благодаря тебе, ― заявил ему бывший подмастерье. На Сицилии как раз открывали бочонки с вином нового урожая, и Николас был щедр, как сам Вакх.

― Что я сделал? ― не понял стряпчий.

― Ты сражался на стороне Ферранте в Неаполе. Вице-король Палермо знает об отряде Шаретти, равно как и его агент в Мессине. Вода, мясо и куры…

Юлиус побагровел.

― Откуда они узнали?

Фламандец ответил с ухмылкой:

― Письма от монны Алессандры. Разве не помнишь? Брат Лоренцо обучался в Палермо.

― Она написала для тебя рекомендательные письма? ― Тоби не верил своим ушам.

― Ну, для тебя она бы их точно писать не стала, ― Николас опять засмеялся. ― И кроме того, мы получили все сыры Дориа.

― Сыры?

― Да, он их продал своему агенту в Мессине, и тому пришлось отдать их нам, по особому распоряжению вице-короля. За полцены. А сыр кстати неплохой… В общем, в Мессине Дориа не повезло. Вы слышали, что он женился, пока был здесь?

― Вот это неожиданность, ― заметил лекарь.

― Ну почему же. Девушка с собачкой… Она была на галере.

― Та, что под вуалью? ― уточнил Юлиус.

― Ну, теперь вуаль она сняла. Совсем еще ребенок, лет двенадцать-тринадцать, по словам агента.

― Мне это не слишком по душе, ― заявил Годскалк.

― По крайней мере, они женаты, ― отозвался стряпчий.

― Все равно. ― Священник покосился на Юлиуса, затем на Николаса, который покачал головой, и наконец с широкой усмешкой допил вино.

― А как насчет дальнейшего пути? ― поинтересовался нотариус. ― У тебя что, есть письма к каждому торговцу продовольствием? Они могут не знать брата Лоренцо Строцци, а вот с семейством Дориа общались на протяжении многих столетий. Ни воды, ни провизии… Нам придется жить на сухарях.

― Не только, ― подбодрил его Николас. ― У нас еще будет сыр.

За время плавания из Мессины, по водам спокойного Ионийского моря, Юлиус порой возвращался к этому вопросу, но тревога слегка отступила.

Экипаж превратился в настоящую команду, кок выучился готовить любимые блюда Асторре, наемники, крепкие бывалые парни, без труда освоились с ролью гребцов, а кроме того, нашли общий язык с моряками и с удовольствием учили портовые ругательства. За едой старшие члены компании Шаретти все вместе говорили по-гречески, а Николас порой просил африканца Лоппе давать ему уроки арабского. Также с помощью Лоппе он неплохо научился плавать. Когда же как-то за ужином его спутники вновь заговорили о «Дориа», он спокойно ответил:

― Не думаю, что парусник захочет терять время и останавливаться там же, где мы. Наши пути могут пересечься только в крупных портах, к примеру, в Модоне. Ему нужно будет разгрузиться там.

― Тогда давайте пройдем мимо, ― предложил Тоби. ― Купим припасы где-нибудь еще и двинем прямиком в Галлиполи.

― Невозможно, ― возразил Николас. ― Там нас ждет пассажир.

А им-то казалось, что они посвящены во все его дела… Ни о каком пассажире никто до сих пор и слыхом не слыхивал. Юлиус рассердился.

― Разве я вам не говорил? ― деланно изумился фламандец. ― Помните грека с деревянной ногой? Никколаи Джорджо де Аччайоли? Джон с ним незнаком. ― И он любезно пояснил Легранту, не обращая внимания на остальных: ― Мы зовем его греком, но на самом деле он из флорентийского рода, который прежде правил в Афинах. Он прибыл в Брюгге, чтобы собрать деньги для выкупа своего брата. Не будь его, мы бы никогда не пустились в это путешествие.

― А что он делает в Модоне? ― поинтересовался шкипер.

― Торгует. Бартоломео, его брат, теперь на свободе и продает шелк в Константинополе. Точнее, в Пере… Если Аччайоли нам поможет, мы наладим деловое партнерство.

― Так ты говоришь о Бартоломео Зорзи? Я видел, как его взяли в плен. Да, он торгует шелком и кое-чем еще. Это тот самый человек, который заведует монополией Венеции на квасцы. Вы знали об этом?

Фламандец ухмыльнулся и промолчал.

― Да, знали, ― ответил вместо него Тоби. ― Мы что, так и будем стоять здесь весь день? Я замерз.

Они пошли дальше, ― все, кроме Николаса и Джона Легранта.

― Так значит, все дело в квасцах, ― промолвил шотландец. ― Да, ты ведь был подмастерьем в красильне… Конечно, вашей гильдии квасцы нужны для закрепления тканей. Ну что ж, иметь в друзьях такого человека, как этот одноногий грек ― полезно. Турки берут со своих квасцов ужасающий налог.

― Ужасающий, ― подтвердил Николас. ― Вот почему нам так нужны друзья повсюду.

― Итак, ― помолчав, вновь обратился к нему рыжеволосый шкипер, ― сам сознаешься, что ты задумал, или мне придется подпоить твоего стряпчего?

Николас уже давно успел оценить, что за человек Джон Легрант, к тому же ему всегда нравилось рассказывать о Тольфе. И почему, собственно, все удовольствие должно отойти одному Юлиусу? Он взял флягу с вином и повел Джона Легранта на нос корабля.

Тоби чуть позже видел их обоих. У шкипера был задумчивый вид, а Николас, напротив, улыбался с заговорщицким видом. Похоже, козни Пагано Дориа его ничуть не тревожили.

И напрасно, потому что первое, что они увидели в гавани Модона, ― это гигантский корпус парусника «Дориа».

Глава девятая

Крепость Модон, именуемая иначе Метони, принадлежала венецианцам. Здесь была отличная гавань, и расположена она оказалась также весьма удачно: на юго-западном оконечье бывшего греческого полуострова Морея, на полпути между каблуком цивилизованной Италии и языческими оттоманскими землями на Востоке. На Модоне располагалась основная морская база Венеции в восточных водах. В этот порт заходили все те, кто направлялся в Святую Землю. Корабли из Венеции плыли на Крит, на Кипр или в Александрию, в Эгейское море, в Негро-Понте и Галлиполи, а также в Константинополь. Люди называли Модон глазами Венеции, так же как Корфу был ее вратами. Две тысячи человек жили и трудились здесь.

Гавань окружала длинная крепостная стена с башенками, двойными воротами и зубчатыми украшениями. Затем стена карабкалась на холм, огораживая город со всеми его домами, церквями, мастерскими, постоялыми дворами, бараками, тавернами, борделями, рынками и складами, великолепным особняком бальи и цитаделью. По левую руку располагалась церковь святого Иоанна с собственным причалом. На башне были расставлены часовые. На фоне влажных небес сырой греческой зимы вращались крылья ветряной мельницы, ― и на них смотрела сейчас монна Катерина де Шаретти нельи Дориа.