Страница 70 из 94
— Верно.
— Что означает, что пираты, и воры, и подпольные коллекционеры покупали и перепродавали друг другу «Кодекс»?..
— Много-много раз.
— С первого похищения? То есть из Национальной библиотеки?
— Имеются сомнения и в законности покупки Национальной библиотеки. Но та покупка, по крайней мере, производилась публично.
— Так или иначе, этот «Кодекс» в списках краденого уже сто шестьдесят лет.
— Точно так.
Я поднял фотографию.
— Как она попала к тебе, Мисси?
— Так и знала, что ты спросишь.
— И откуда, черт возьми, тебе так много известно?
— И об этом тоже.
Одним ответом меня осенило:
— «Кодекс» прошел через руки Кевина?
— Почти так, — с сожалением ответила она.
— Почти?
— Его перекупили.
— Кто?
— Догадываюсь, что кто-то из Багдада.
— Так когда это было? Десять-двенадцать лет назад?
Она пожала плечами.
— Я еще была замужем за Кевином.
— Пятнадцать или двадцать?
— Дэнни, прошу тебя!
— Речь не о твоем возрасте, — сказал я суховато, — но о деле, почти столь же важном.
— Я рада, что ты это понял. Когда Кевин приобретал известность на том или ином рынке, ему предлагали самые разные предметы. Одно вечно тянуло за собой другое.
— Сколько просили за «Кодекс»?
Она поджала губы:
— Кевин остановился на семи с половиной миллионах.
— Франков?
Она улыбнулась тонкой снисходительной улыбкой.
— Долларов. Это был международный аукцион. О форме оплаты договорились заранее: американские доллары наличными.
— Наличными? Господи Иисусе!
— На семи с половиной наш бюджет был исчерпан. Сказать по правде, пока он имел дело с глупостями вроде ботинка или ванны, Кевин считал все это забавным. Он считал, что люди заслуживают, чтобы их ободрали как липку, если готовы тратить деньги на такой товар. Это было все равно что игорное предприятие или что-то в таком роде. Он был прекрасно осведомлен и в то же мере хладнокровен. Хороший бизнесмен в нехорошем бизнесе. С «Сиракузским кодексом» вышло по-другому.
— Почему?
— По нескольким причинам. Первая — слишком большие деньги. Вторая: люди, которые участвовали в деле, сразу превращались из смешных в опасных. Аристократы, оригиналы, тайные коллекционеры и безумно успешные производители программного обеспечения, коллекционировавшие сувениры рок-н-ролла, превращались в торговцев кокаином, торговцев оружием, политиков третьего мира с кровью на руках, жадных ростовщиков — в нелегальный, агрессивный, вульгарный люд. У них деньги насчитывались тоннами, и все в наличных. Но то, что он повидал у них в гостях… — Она вздрогнула. — Ух! И ему, и мне дело разонравилось. К тому же, изучив историю, Кевин забеспокоился о — скажем так — карме «Кодекса».
— Карма, — заметил я, — на санскрите «деяние» или «действие».
— Да? — отозвалась Мисси. — Ну так вот, возвращаясь к Теодосу, многие, связанные с «Кодексом», умирали неестественной или безвременной смертью. Существует целая апокрифическая повесть… Но дело было даже не в этом. Настоящая причина состояла в том, что «Сиракузский кодекс» был совершенно незаконным, явно краденым, как говаривал Кевин, сплошная международная контрабанда, похищения и уклонение от налогов, так что ему совершенно не хотелось с ним связываться.
— А тебе почему захотелось?
Она пропустила вопрос мимо ушей.
— Наконец ясно обозначилась развилка дорог. У нас была пара по-настоящему близких друзей: муж и жена. Она родилась в богатой семье. Он был адвокатом по делам о наркотиках, составил себе репутацию, защищая в шестидесятых курильщиков марихуаны и добиваясь оправдания. Специализируясь на наркотиках, он начал подбирать клиентов, способных ему заплатить. Сперва это означало высококлассных торговцев ЛСД и химиков. Потом появились торговцы кокаином, сперва мелкие, потом крупные поставщики, а там дошло и до главарей синдиката. В конечном счете ему пришлось защищать в суде наркодельцов, о которых он точно знал, что те убивали людей, или заказывали убийства, или то и другое. По-настоящему могущественных и опасных людей. Они платили ему сотни тысяч долларов за то, чтобы он вытащил их из-за решетки — и он вытаскивал. Но в то же время он презирал их и в конце концов возненавидел самого себя. Стало непонятно, зачем он живет. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю, что ты имеешь в виду относительно адвоката, но не вижу здесь связи с «Кодексом».
— В один прекрасный день адвокат решил, что с него хватит. Он опустошил свой ящик с папками и ушел в отставку. Просто взял и бросил практику. Перевез жену и детей в Тахо. Построил дом по собственному проекту. Почти два года спустя его нашел один из старых клиентов. Очень дурной человек. Обвинений против него хватало: хранение, доставка и продажа сотен килограммов героина, отмывание денег, заказные убийства, уклонение от налогов — много чего. Ему нужен был опытный адвокат. Наш друг ему отказал. Тот сказал: ты построил дом на мои деньги. Верно, сказал адвокат, и я их отработал. А теперь я на пенсии, и кончено. Я не могу тебе помочь. Тот тип сказал, что понимает. Они пожали друг другу руки. Парень нанял другого адвоката. Тот сделал, что мог, но негодяй получил двадцать пять лет без права освобождения на поруки. Примерно через год после приговора наш друг и его жена исчезли.
— Бесследно?
— Совершенно.
— Попав за решетку, старый клиент обиделся?
— Таково общее мнение.
— Похоже, что делать деньги — не такое веселое занятие, как принято думать.
— Относительно «Кодекса»: мы с Кевином разрывались надвое. Мы без конца только об этом и говорили. То решали, что это наша последняя большая ставка: взять ее и выходить из игры. С другой стороны, денег у нас хватало, а отец Кевина к тому времени умер, так что Кевину стало некому и нечего доказывать. Он почти удвоил состояние, переданное ему дедом, а отец успел увидеть примерно две трети его достижений, прежде чем началась болезнь Альцгеймера, после чего ему все стало безразлично. Кевин держался, пока состояние не выросло ровно в два раза просто для круглого счета. Эта была его личная цель — даже после смерти отца. Не думай об этом. Я старалась не думать. Как бы то ни было, цели он достиг. Доказал, что он настоящий мужчина. Чего ради изводить себя?
— Думаю, не ради денег, — ответил я.
Она отмахнулась.
Наконец остался один последний день на размышления. А мы все не могли решиться. Такой случай не каждый день подворачивается — черт, иногда он не повторяется за всю жизнь. «Сиракузский кодекс» — бесценный трофей. Но в каком-то основополагающем, кармическом смысле «Кодекс» не позволял себя коснуться. Этот предмет принадлежал миру, всему человечеству. Никакому частному лицу не позволительно было захватить его во владение. И, если это ощущение было верным, нам не следовало гоняться за ним ради наживы.
— Весьма похвально, — сказал я. — А почему было не купить его, чтобы передать в Национальную библиотеку Франции и защитить этим против новых попыток им завладеть?
Мисси взглянула на меня.
— Довольно крутое предложение для человека, который даже не обзавелся фильтром для воды.
— У того, кто не отягощен мелочами жизни, остается больше времени для странных мыслей.
— Эта мысль приходила и нам, — резко сказала она, — но цена кусалась.
— Тогда что заставило вас вообще участвовать в торгах? Семь с половиной миллионов долларов! Господи, у меня язык не поворачивается это выговорить.
— Это большие деньги, — признала она. — Но передумали мы потому, что услышали о перстне.
— О перстне, — тупо повторил я.
Она постучала лакированным ноготком по снимку.
— Ты помнишь историю?
— Было два перстня…
— Нет, их было три. Пара, изготовленная по заказу Манара…
— Манар, Манар…
— Отец. Отец Теодоса.
— Точно, отец Теодоса заказал два подлинных перстня. Индийскому ювелиру.
— Очень хорошо. Один он сделал для Феодоры, второй для себя.