Страница 38 из 94
— К-какая у них была машина?
— Вроде железной коробки для завтраков, выкрашенной черной краской.
— А кто за рулем?
— Парни. Ты хоть раз видел, чтоб такую водила женщина?
— П-пожалуй, нет.
— Женщины для такого слишком умны. Зато была красотка на «бумере».
— Что за красотка?
— Маленькая брюнетка. Такая, знаешь… — он описал плавную линию своей бутылкой, — штучка. Всегда одета как надо, не то что те парни из «хамви».
— Те парни… Один повыше другого?
— Точно, да ведь это всегда так. То есть возьми любых двух…
— А женщину вы вблизи видели?
— Только в бинокль, кха-кха-кха.
— Какого цвета был «БМВ»?
— Черный и все стекла притемненные.
— Еще что-нибудь? Необычное?
— Ага. Один парень из «хамви» раз наставил на нее пушку.
— Пушку? Из-за чего это?
— Убей, не знаю. Я вытаскивал ловушки в полумиле от них, у меня своих забот хватало.
— На этой штуке?
— Не-а.
Мы уже обогнули сухой док, и он показал мне на деревянную лодку футов тридцати в длину.
— Я тогда плавал на «Рамми нэйшн». Если бы не посмотрел, и не увидел бы, что там девица.
— А брюнетка вас видела?
— Может, и нет. Я был в рубке. В общем, парень убрал свою зажигалку, и они дальше занимались своими делами. Хотя красотка выкинула забавную штуку.
— Мне п-полезно посмеяться.
— Рад служить. Когда она указала на мою лодку, парень с пушкой глянул в мою сторону, потом снова на нее, и пистолет вроде как опустил. И знаешь, что сделала эта крошка? Она рассмеялась ему в лицо.
— Правда? Она смеялась над человеком, направившим на нее пистолет?
— Преспокойнейшим образом. Я бы сказал, ей и вправду было смешно, и плевать, что на уме у того парня. Крепкая малышка.
— Вы ее никогда не встречали в «Носовом люке»?
— Нет. А вот двое парней из «хамви» пару раз заскакивали на глоток.
— В последнее время вы их видели?
— Вчера, — кивнул он. — Они проехали мимо бара, как раз когда я в него заходил.
Дэйв внимательно всматривался вперед.
— С ними был еще один.
— П-пож-жалуйста, расскажите.
Дэйв молчал.
— Сколько было времени, — спросил я наконец, — вы не помните?
— Как не помнить, — прищурился Дэйв. — Этак в половину водочного.
— Это когда же?
— Когда ром кончается, кха-кха-кха.
XVII
На борту «Рамми нэйшн» Дэйв размешал в чашке чая полную ложку меда. Он поил меня с ложечки и вспоминал рыбака, который провел ночь в воде, цепляясь за пенопластовый ящик холодильника.
— Когда его нашла береговая охрана, он был уже в пяти милях от Муир-бич. Пробыл в воде четырнадцать часов. Знаешь, что он надумал, чтобы согреться?
— Н-нет.
— Переехал жить в Коста-Рику, кха-кха-кха!
Сицилийские рыбаки занесли в Калифорнию средиземноморские фелуки, и «Рамми нэйшн», выстроенная по так называемому монгрейскому дизайну, сохранила большую часть старинных очертаний. Но ее латинский парус сменил одноцилиндровый дизельный двигатель, который только-только оставлял под собой место для провонявшего спального мешка и керосинки. Лодка снаружи выглядела как новенькая, а внутри была развалиной. Воздух под палубой пропитался запахом плесени. Здесь то и дело жужжала переносная донная помпа. На виду были разбросаны клеточки для Сверчков, ведра для наживки, пивные бутылки и всяческие рыбацкие принадлежности вместе с треснувшими бутылками из-под кетчупа и пустым ресторанным держателем для салфеток. Ржавая шлюп-балка для вытягивания ловушек на бушприте по правому борту выглядела так, будто прослужила все семьдесят пять лет. Единственными удобствами были: спальный мешок, судя с виду пострадавший от разрыва осколочной гранаты, стадионная подушечка, которую Дэйв подкладывал под голову, переносной телевизор и два ящика для льда. По полочкам и в ниши совершенно по-беличьи были распиханы консервные банки, лекарства, одежда и книги по морской тематике. Имелся здесь и приличный набор инструментов, потому что Дэйв работал на причалах механиком, специалистом по любым дизелям. На двери сходного трапа в дешевой рамке висело изображение злосчастного «Теймаунтского электрона» — исчезнувшего во время регаты тримарана Дональда Кроухерста. Яхта рассекала корявое море, с палубы свисали концы и тросы, на палубе ни души.
Просунув голову в сходной люк, я спокойно рассматривал эти покои, пока их владелец мазал йодом царапину у меня на бедре, что в свою очередь отчасти вернуло мне чувствительность. А когда Дэйв приступил к пулевой ране на икре с тампоном и горячим бритвенным лезвием, я обрел чувствительность сполна.
— Эти царапины, должно быть, от скоб на опоре, на которую ты вскарабкался, — сказал Дэйв. — И на руках то же самое. Конечно, я не слыхал, чтоб скобы стреляли пулями, но что можно услышать в полосе прилива.
Я переменил тему.
— Этот ялик и есть ваше второе судно?
— Не, — отозвался Дэйв, промокая йод пахнущей дизелем ветошью. — Заметил те буйки на входе?
Буйки я заметил. Но еще заметнее была десятифутовая верхушка мачты с такелажем, с антенной и радаром.
— Это мой «Полосатозадый окунь», — пояснил Дэйв, протирая рану свернутым в жгут кончиком ветоши. — Он отправился на подводные каникулы.
— Ваше второе судно на дне?
— Симпатичная, чистая дырочка, — сказал он, обозревая рану. — Должно быть, пуля в оболочке. Хоть кто-то еще соблюдает Женевские конвенции.
— Почему вы его не поднимете? — спросил я.
— А зачем? Все равно снова потонет.
Около половины десятого мы выгребли на берег, и я постоял под чуть теплыми струйками душа на причале, сколько мог вытерпеть. Потом я оделся, и Дэйв загрузил себя и меня в свой пикап — сухопутную версию всего его флота, — разъеденный коррозией полутонный «джи-эм-си», купленный на городском аукционе. Две тонны барахла — или три, если считать ржавчину, и одна — ценностей, кузов полон был ящичков для инструментов, аппаратов для дуговой сварки и двух футов мусора, включавшего вездесущие весла. Был еще стеллаж для материалов на железных уголках, заводная ручка для мотора, трубчатая струбцина на заднем бампере, грейдерный буксирный трос и вращающаяся оранжевая мигалка на крыше кабины.
Когда мы вышли на Фолсом-стрит, я от слабости и холода навалился на Дэйва, как пьяный, и стал ругаться. Дэйв, поддерживая большую часть моего веса, тоже ругался от всей души. Разодранные штанины моих джинсов, щедро измазанные кровью и йодом, клочьями болтались ниже колен. Волосы у меня свалялись и запеклись от соли. Прямой солнечный свет так больно бил в глаза, что Дэйв пристроил мне на нос очень темные солнцезащитные очки. Пешеходы обходили нас стороной.
Я все еще годился разве что на то, чтобы охлаждать дыни, поэтому Дэйв по моей просьбе достал ключи у меня из нагрудного кармана. Подходя к двери, он спросил:
— Зачем это коп припарковался там, напротив, не знаешь?
— Может, полиция нравов?
— Он куда-то звонит.
Дэйв только успел отпереть дверь, когда вторая неприметная машина зажала пикап в коробочку, и Бодич, кипя, вырвался из-за руля;
— Кестрел!
— О нет, — выговорил я, — только не «винегрет».
— Надеюсь, обойдется без стрельбы, — сказал Дэйв. — У меня йода не хватит.
Хотя на уме у него явно было другое, при виде нас Бодич резко затормозил.
— Господи боже, что за хрень с тобой случилась?
Я был тронут. Он провопил это так, словно заботился обо мне, и лицо у него побагровело, почти как прожилки в краснокочанной капусте.
— Всего лишь ласка одного из семи морей, — объяснил Дэйв, — не то бы он выглядел вроде меня, кха-кха-кха!
— Заходим, — сказал я, и Дэйв проволок меня в дверь.
— Хренов коп, — бормотал он, втаскивая меня вверх по лестнице.
— Дэйв… — сказал я поморщился, когда он уронил меня на кровать. — Что толку оскорблять полицию?
— Если ему не нравится, что его оскорбляют, зачем он стал копом? — стянув с меня ботинки, он добавил: — У тебя здесь где-нибудь есть суп?