Страница 24 из 94
Подойдя к книжной полке, он выдвинул книгу в картонной коробке.
— Вот эту монографию по Курту Швиттерсу, например.
Он повертел ее в руках, словно проверял, не обтрепались ли углы. С места, где я сидел, никаких дефектов видно не было, но Вонг не предложил книгу ни мне, ни Мисси. Он держал ее сам, видимо, поглощенный гордостью собственника, и почти забыл о предмете разговора.
Блондинчик просунул голову в дверь.
— Сэр…
— Минуту, — резко ответил Вонг и голова скрылась.
— Вы слышали о Мерцбау? — спросил Вонг.
Я слышал. Я взглянул на Мисси, которая тоже кивнула.
Вонг продолжал:
— Швиттерс выстроил его перед войной. И, поскольку он был еврей, «дегенерат» и тому подобное, нацисты уничтожили его строение. Остались фотографии и несколько рисунков Швиттерса.
Так и не вынув книгу из декоративной коробки, Вонг вернул ее на место.
— Это самая полная антология существующих материалов.
Он со вздохом сожаления повернулся к нам.
— Я не знаю, где ее достала Рени. И, если только книга не краденая, меня это не волнует.
— А ты не интересовался ее происхождением, Томми? — спросила Мисси.
Вонг вздохнул.
— Когда она попала ко мне, я спросил и получил закупочный чек. Теперь, когда мы знаем то, что знаем о Рени, — он неопределенно помахал рукой, — я полагаю, мне следовало бы поискать другие доказательства.
Вонг почти напрямую назвал Рени воровкой или, самое малое, скупщицей краденного. Но я пока оставил его слова без комментариев и спросил:
— Вы когда-нибудь путешествовали вместе с Рени, мистер Вонг?
— О, конечно. Мы пару раз вместе бывали в Европе, общались с торговцами книжным антиквариатом, осматривали мелочные лавки и так далее. В последнюю поездку она обнаружила китайский сундук — величиной чуть ли не с пароходный кофр, но из резной кожи и лакированного дерева, с маркетри и с петлями и запорами ручной работы. Несомненно, очень старый. Меня он совершенно не интересовал, но Рени просто влюбилась. Она сказала, что один ее клиент в Тибуроне купит его мгновенно, и за хорошие деньги.
Вонг снова прошагал мимо стола и осторожно провел рукой по прилизанной прическе.
— Этот сундук стоил чрезвычайно дорого, и у Рени не хватало средств на покупку. Так она сказала. Я немедленно предложил ей одолжить у меня. Заметьте, она не просила меня об этой услуге. Я предложил сам, и знаете что?
Он повернулся не ко мне, а к Мисси.
— Что? — подбодрила его Мисси.
— Она наотрез отказалась. «О нет, Томми, — сказала она. — Мы друзья. Дурная привычка — одалживать и одалживаться у друзей. Верно?» — «А как же твой друг в Тибуроне?» — напомнил я ей. «Это верно, — согласилась она. Миссис такая-то была бы в восторге от этого сундучка». И она прикусила губу. Она очаровательно выглядела с закушенной губкой.
Я помнил эту гримаску.
— Ну, меня не волновала та женщина из Тибурона. К тому же Рени отказывалась назвать ее имя. Что показалось мне странным. Но когда я уже готов был оставить эту тему, она предложила мне небольшую сделку. Я сказал, что готов выслушать. «Давай заплатим пополам, — сказала она. — На половину цены у меня хватит. За твое участие я беру на себя все хлопоты, торговые переговоры, доставку, таможню, окончательные расчеты — все. Когда все будет сделано, я разделю с тобой прибыль. Так мы можем остаться друзьями и в то же время вместе участвовать в торговой операции. Может, мы заработаем немножко денег, чтобы пригласить друг друга на ленч».
Теперь Вонг вынул руки из карманов и расхаживал вокруг стола кругами.
— Я с готовностью согласился. Мы были тогда в Руане.
— Руан… — повторил я.
— Это во Франции, — сказала Мисси.
— Знаю, — огрызнулся я.
— Тс-с, — шикнула она.
— Рени совершила покупку на месте. Пятьдесят тысяч франков, что в то время значило около десяти тысяч долларов. Она дала ему пять тысяч франков наличными как аванс и получила расписку. Но на ее кредитной карте было слишком мало, чтобы покрыть половину покупки и позволить ей с комфортом разъезжать по Европе, — так она сказала, поэтому я предложил снять всю стоимость с моей кредитной карты. Она согласилась, но заметила, что расплатиться наличными было бы выгоднее. Я не возражал, и она совершила сделку. На следующий день мы пошли в банк, и я снял со своей карты наличные. Теперь моя доля составляла пятьдесят тысяч франков, полную стоимость сундука. Рени предлагала гарантировать свою долю дорожными чеками, но я не стал возиться. Она просто затащила меня в бар, заказала пастис, достала два или три блока дорожных чеков и готова была сделать передаточную надпись. Смешно. Я ее укоротил. Выхватил перо у нее из рук. Что я буду делать со всеми этими чеками? Я посмеялся и предложил ей расплатиться, когда она будет при деньгах. Но это оказалось не так просто. Рени завелась, мы стали спорить, заказали еще две порции, и я начал понимать, что она серьезно намерена отдать мне мою долю прямо на месте. Тогда я нашел блестящий компромисс. Я предложил ей выписать мне чек на пять тысяч долларов, и она так и сделала. Хозяин кафе дал нам конверт. Я написал на нем свой адрес в Сан-Франциско, а она подписала на клапане свой обратный адрес, зачеркнув название кафе. Я вложил чек в конверт, заклеил и вернул ей, предложив в шутку отправить со своими открытками. А еще лучше, пусть сохранит его, пока не придет время выписывать мне второй чек, на мою долю прибыли. Тогда я видел этот чек в предпоследний раз. На следующий день Рени встала спозаранку, чтобы присмотреть за упаковкой китайского сундучка. Она наняла компанию перевозчиков для доставки его в Марсель, где, как она мне позже объяснила, он должен был храниться на складе, пока не найдется для него места в контейнере, отправлявшемся в Окленд, что могло случиться через несколько недель или месяцев. Но это был самый экономный способ доставки. Я, почти не слушая, отвечал: отлично, отлично. Вы знаете, в Руане есть собор, весьма величественный, даже если не вспоминать, что там сожгли на костре Жанну д’Арк, а отправка сундука в Калифорнию, или еще куда, не требовала усилий двух человек. Гораздо интереснее, что Руан — это порт, он расположен в шестидесяти-семидесяти километрах вверх по Сене от Гавра, между прочим. Зачем надо было через всю страну отсылать груз в Марсель? Но я и об этом не подумал. Два-три дня мы расходились каждый своей дорогой по утрам и встречались в баре гостиницы поздно вечером. Понемногу стали собираться домой. Прошел уже не один месяц. Я получил крупный заказ в Токио. Игровой комплекс пачинко. Возможно, вы об этом слышали.
У Мисси хватило сообразительности откашляться и сказать: да, конечно она слышала, и, судя по фотографиям, все получилось классно.
— Проект на сто миллионов долларов. Мы как раз его заканчивали. Я больше года не виделся с Рени. Только один раз, в коротком телефонном разговоре, вспомнил и спросил ее про китайский сундучок. Она ответила что-то вроде: «Ах да! Я как раз хотела… ой, еще один звонок. Я наверняка знаю, кто меня вызывает, разреши, я тебе перезвоню», — и повесила трубку, вот и все. Она не перезвонила, и я об этом забыл. Наконец, через четырнадцать месяцев, я дозвонился до нее и напрямик спросил, что за чертовщина происходит с ее сундуком. Я все еще — поймите — не думал ничего дурного. Я ее поддразнивал. Рени была очаровательна. Она серьезно попросила назначить ей встречу, чтобы мы могли спокойно поговорить. Я предлагал разные места, но ей все не подходило. В конце концов, я спросил: ладно, где же? Почему-то она назвала бар в «Палас-отеле».
Вонг кивнул в восточное окно.
— Это здание Ботта. Следующее за ним — Флегера. Через квартал к северу, на Монтгомери, расположен «Палас-отель».
— Я там пятнадцать лет не бывала, — заметила Мисси. — С тех самых нор, как они закончили реставрацию фрески Перриша за баром.
— «Дудочник в пестрой одежде из Гаммельна», — сказал я.
— Точно, — подтвердил Вонг, оборачиваясь ко мне. — И я там был тогда последний раз: взглянуть, как они справились с реставрацией Перриша.