Страница 20 из 94
— Я еще не нашла такого, который бы возражал.
— Я бы возражал.
Она загнала меня в угол у козел.
— Настолько, чтобы меня убить?
— Не смешно.
— Раскаиваюсь. За отпущение я угощу тебя ленчем.
Я повесил инструмент на рукоятку козел.
— Закрыто на обед.
Она улыбнулась.
— Деньги все меняют, верно, Дэнни? Выше нос, — добавила она, щекоча меня под подбородком. — Может, я еще и выйду за тебя.
— Ты опять свободна?
— Опять свободна.
— Ты меня не пугаешь ли?
Правда, Мисси красотка, и в юности она использовала свои данные для приобретения мужей, отказываясь иметь что-либо общее с мужчиной, у которого не нашлось бы кучи денег и которого не удалось бы привести в отчаяние, когда это оказывалось необходимо. У Мисси был девиз: выйти за богатого так же легко, как за бедного. На границе пятидесяти волосы Мисси были идеально подстрижены и выкрашены хной, и фигура у нее была в порядке, несмотря на выпивку, безделье и четверых или пятерых мужей. По крайней мере, двое последних принадлежали к худшей категории играющих в теннис, помыкающих секретарями, хлещущих водку несменяемых «жиголо» высшего класса. Она предпочла их потому, что, если направить их мысли в нужную сторону, они были хороши в постели и позволяли отдохнуть от прежнего типа мужей, настолько тупых, чтобы воображать, будто брак с богатым — не просто бизнес. С Мисси всем им приходилось регулярно направлять мысли в угодную ей сторону. Она рассматривала удовлетворение своих потребностей как ренту.
Я делал рамы к картинам для Мисси и ее сменяющихся мужей и разнообразных домов. Однажды она отправила меня самолетом на Гавайи только ради того, чтобы повесить картину. Это было в промежутке между мужьями номер два и три, лет двенадцать-пятнадцать назад, и мы воспользовались случаем. Покажите мне такого багетчика, который забыл бы, как вдыхал через соломинку кокаин с ладошки Мисси, сидя на балконе за столиком роскошного ресторана над залитым луной пляжем Вайкики. Вечер был прохладным не по сезону, на ней было норковое манто по щиколотку и почти ничего больше. Владелец ресторана явился с нахмуренными бровями. Но он не успел открыть рта, как Мисси заказала бутылку вина за двести пятьдесят долларов — слишком дорогого, как она заметила, — но сегодня ее день рождения, так что нельзя ли ее принести. Он принес — сплошная улыбка.
Теперь, все такая же стройная, все с теми же запомнившимися мне духами, она снова поцеловала меня.
Такая порывистая. Такая богатая. Такая беспокойная.
Она умела целоваться и на вкус была получше опилок, так что я стоял смирно, застыв, как работяга-кариатида с ярлычком «Промышленность», и позволял ей меня целовать. Я был слишком полон, что ни говори, поцелуями мертвой женщины, которую почти не знал, и чувствовал себя слишком странно, чтобы резко шевельнуться. Несколько опилок просыпались с моих бровей в глаза Мисси.
— Надо было жениться на мне, когда была возможность.
Она поморщилась, оттягивая себе веки, чтобы удалить деревянные крошки.
Я шагнул назад отряхнуть опилки с волос и бровей, и прищурился сквозь оседающую пыль.
— Жениться ради секса — это одно дело. Но не покажется ли неприличным выйти замуж за человека, который не ходит под парусом и не играет в теннис?
Она выпустила веки и осторожно моргнула.
— В моих клубах найдутся отличные инструктора по обоим занятиям.
— По всем трем.
Она оттопырила губки.
— Но ты хоть немножко жалеешь, что не женился на мне?
— Я готов к ленчу.
— Отлично. От разговоров о сексе у меня разыгрался аппетит, не говоря уж о жажде.
Я запер мастерскую и направил ее к соседней забегаловке. Но радар Мисси был включен.
— Каяться, так каяться!
И не успел я опомниться, как шофер вез нас в ее неподражаемом «ягуаре», направляясь к навесу уютного маленького бистро на самой Сакраменто-стрит, за полгорода от меня.
Как только она уселась, перед ней появился бокал с шардонне.
— За убийство!
Она коснулась губами запотевшей кромки бокала.
— И спасибо, что нашел время пообедать со мной, маленькой старушкой.
Я ответил на тост своим пятидолларовым стаканом минеральной воды.
— Это не смешно.
— Дэнни, пьющие люди всегда веселее непьющих. Не мог бы ты, бога ради, выпить к ленчу хоть один стаканчик вина?
— Выпивка и электроинструменты несовместимы. Это, кажется, единственная мораль, какую я когда-нибудь тебе читал. Она более или менее непреложна. Почему бы тебе ее не запомнить?
— Милый, — промурлыкала она, — мораль вкладывают в банки с овсянкой, и единственное, что в ней непреложного, — необходимость вытаскивать ее оттуда.
Оставалось или улыбнуться, или швырнуть эту язву на пол в пылу пикировки.
— Зачем ты это сделал?
— Что сделал?
— Убил Рени Ноулс.
Моя улыбка погасла.
— Копы, «Кроникл», телевиз-зор, — она так и произнесла, — все намекают, что твой арест неизбежен.
— Они просто выражают надежду.
— Нет-нет, — поспешно возразила она, — программам новостей не позволяют ничего выдумывать.
— Эй, — сказал я, повеселев, — ты опять валяешь дурака.
Материализовался официант, готовый принять наши заказы. Потом мы дожидались, пока он извилистой тропой преодолеет банкетный зал.
— Ладно, Мисси, изливай душу.
Услышав, как перевернулся стакан, я даже не потрудился взглянуть. Я просто подскочил.
— Мисси промазала, — сказала Мисси голоском маленькой девочки.
Струйка вина пролилась на сиденье моего стула, я не успел его отодвинуть.
— Не расстраивайся так.
— Ух, ты, — рассмеялась она, — мы сердимся.
— Просто немножко устал. Мне не дано понять, как взрослая женщина может вести себя подобным образом и ожидать, чтобы к ней относились серьезно.
— Дорогой, — утешила она, — я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь относился ко мне серьезно. Кроме того чудака у алтаря.
— К чему меняться в пятьдесят лет, — буркнул я.
— Ох, вскрикнула она. — Ниже пояса!
— Выше нос, — напомнил я ей.
Служащие вытерли лужу, заменили бокалы и принесли мне другой стул без единого слова укоризны.
Мисси разглядывала меня сквозь новый бокал вина с озорным блеском в глазах.
— Что дальше?
— Кое-кто из тех, с кем я чаще встречаюсь за ленчем, высказывали предположение, что, если окажется, что ты убил Рени Ноулс по тем же причинам, по каким ее могли бы убить некоторые из них, это будет ужасно забавно.
— Сама мысль, что я мог бы иметь что-то общее с людьми, с которыми ты чаще встречаешься за ленчем, приводит меня в большее уныние, чем если бы я оказался на необитаемом острове, получив для чтения одну только «Кроникл».
— Это еще не самая ужасная судьба, — заметила она. — Представь, что тебе оставили бы из нее только книжное обозрение.
Я содрогнулся.
— Твой взгляд всегда так оптимистичен, Мисси.
— Учитывая, сколько моих друзей среди твоих лучших клиентов, не говоря уж о том, что с тобой сталось бы без меня, тебе следовало бы впиваться зубами в ленч, а не в кормящую тебя руку. Я хочу сказать, в самом деле.
Я начал жалеть, что не заказал выпивку.
— Жизнь полна маленьких компромиссов.
Она широко усмехнулась:
— Где-то я это уже слышала.
Мне оставалось только горестно размышлять. Каков окажется компромисс с личностью вроде Мариссы Джеймс? Для меня это значило бы решать: тратить половину доходов на привилегию жить в маленькой комнатушке в красивом городе или отправляться в бесплатную лечебницу, когда я порежу палец, потому что лучший хирург в городе слишком дорого берет. А вот для моей Мисси компромисс означает жизнь без забот, пока она соблюдает определенные правила: постарайся не упиться до смерти, например, чтобы не портить хорошую жизнь. Не влюбляйся — еще один пример — потому что любовь часто ведет к браку, а брак, рано или поздно, так или иначе, будет стоить тебе большей части связей.
Кто из нас двоих должен идти на больший компромисс?