Похоть

Усевшись на пластмассовые поддоны — подарок на день рождения — дети с воплями скатываются по отутюженному ими снежному склону в долину. Те, кто постарше, недовольно от них отворачиваются, и билеты на подъемник трепещут на ветру на их подбитых ватой оболочках: скорость превыше всего. Дети голосят, как набитые битком вокзалы. Женщина пугается их голосов. Она отчаянно вжимается в снежные отвалы, оставленные снегоуборочной машиной. Мимо нее со скрежетом проносятся автомобили, доверху набитые семейным грузом, грузно давящим друг на друга. Сверху на крышу автомобиля давят лыжи, чтобы несколько уравновесить взаимную ненависть пассажиров. Концы лыж угрожающе торчат, словно стволы пулеметов. Лыжи устремляются вперед, продираясь сквозь толпу скопившихся автомобилей, ведь они явно заслуживают лучшего места. Так думает каждый, демонстрируя свою уверенность жестами и гримасами, выставленными напоказ за стеклом автомобиля.

Спорт для маленького человека — надежная крепость, из которой он может открыть пальбу во все стороны!

И в самом деле — такое доступно каждому: сломать себе ногу или обе руки, поверьте мне! Тем не менее: вы не можете не называть таких людей зависимыми, если они зависли в кабинах над отвесными горными склонами, с которых потом стремительно скользят вниз и при этом прекрасно себя чувствуют. Только вот от чего они зависимы? Да, пожалуй, от своих окончательно не поправляющихся изображений, от идеальных спортсменов-картинок, которых каждый день показывают по телевизору, словно они — настоящие подручные реальности, только они — больше размером, быстрее и лучше. И вот, подталкиваемые водоразделом телевидения, они скатываются с гребня вниз, на другую сторону, к мелкоте, толпящейся на горке для начинающих лыжников. Ой! На дискуссиях они никогда не берут слова, а если бы и взяли, то сразу бы утратили его, передав эксперту, сидящему в кузове автомобиля, доверху нагруженного их заботами. И он, самый высший судия, изучивший таблицу наших достижений, глух к их мольбам о собственном домике, совершенно необходимом, чтобы спорт можно было втаптывать в грязь прямо у порога. Такая вот высокая олимпийская идея.

На дороге скользко, и каждый шаг дается женщине с трудом. Смеющиеся и беззвучные лица глазеют на нее из-за стекол автомобилей. Водитель рискует жизнью, склонившись над собственным «я». Снег обильно посыпает всех подряд, но каждый скользит по склону по-особенному, ведь люди все такие разные. У одних получается лучше, другие хотят, чтобы у них лучше получалось. Где обрести гору с подъемником всех уровней сложности, где мы быстро выросли бы во сто крат?Всякое существо, что влачило вялое существование в стенах собственного жилища, на свежем воздухе тотчас приобретает твердость, но при этом уменьшается в размерах, мелькая на ваших величественных склонах, благодаря вам, надежно устроенные Альпы!

Женщина покидает укрытие своей привычной жизни. Она отчаянно прижимает к себе полы халата. Обхватывает себя руками. Многих детей, громкие крики которых доносятся издалека, уже не раз приводили к ней, а теперь они вырваны из гармонии танцевально-ритмической группы, с которой женщина раз в неделю проводит занятия. Этих детей дрессировали, превращая в хобби для жены директора. В конце концов, у нас в доме много места, а в нас много места для любви к детям, которые учатся ритмично хлопать в ладоши. В школе это ребенку пригодится, и он в такт со всеми будет кивать или вставать, когда всех призовут на молитву. Ее сын сейчас в самой гуще других детей, он обнаруживает свое присутствие каждым своим криком, который вздымается над другими, словно грязный указательный палец. Этот пострел повсюду поспел, ведь у любого ребенка есть отец, и любой отец должен зарабатывать деньги. Летая туда и сюда на спортивных лыжах, он терроризирует малышей, съезжающих с горки на санках. Он предстает как яркий отблеск новейшего созвездия, у которого достаточно звезд, чтобы каждый день являться одетым во все новое. Против него никто не возвысит голос, лишь за спиной кое-кто тайком и понапрасну грозит ему кулаком. Он рассматривает себя как продукт своего отца. Женщина не ошиблась, она нерешительно поднимает руку, чтобы остановить сына, резвящегося вдали, — она узнала его по голосу. Он заставляет детей подлаживаться под свои вопли. Он перекраивает их по собственной мерке, подрезает словами до размера небольших грязных холмиков, какими зима испещряет пейзаж.

Женщина пишет в воздухе письмена. Ей не приходится зарабатывать на жизнь, ее вовсю обрабатывает муж. Вечером он приходит домой с работы — и он заслужил это право — ставит на ней свою подпись. Ребенок — вещь не случайная! Ребенок принадлежит ему! Перед отцом больше не маячит лик смерти.

Не находя выхода своей любви, женщина пытается извлечь сына из детской кучи-малы. Он вопит что есть мочи, нисколько не теряя сил. Неужели он появился на свет из ее пещеры уже в таком виде? Или может быть, говоря словами Отца его небесного, его выстругали, двигаясь ложными путями искусства, непохожим на сверстников? От других, кто настроен иначе, ребенок требует соблюдения своих прав, огромных, как государственный договор, ребенок говорит словами своего отца: стань больше, чем можешь! Прекрасно! Отличная эрекция! Мужчина всегда так себя преподносит, чтобы в любую минуту он мог на себя посмотреть. И ребенок, сделанный из материала, который уже давно, словно шлак, отпал от него (форма материнской утробы подобна колоколу), через несколько лет тоже будет гордо прыскать прямо в небо, где малых мира сего уже ожидают на полдник.

Ребенок ломится сквозь толпу друзей и кинокамер, словно в гостеприимные двери.

Холод пронизывает ее ступни. Подошвы у домашних туфель такие тонкие, что и говорить не о чем, да она и сама нечасто рот раскрывает. Домашние туфли не спасают ее от холода этого мира. Она плетется дальше. Ей стоит быть поосторожней, лучше поскользнуться на ровном месте, чем стать жертвой погони, но зато какое удовольствие — гнать и травить других! Ведь именно так все и происходит, когда представители сильного пола скорее худо, чем бедно являют свои вздыбленные позолоченные головки, окруженные мебелью, единственной доверительной свидетельницей их дарований. А если бы их однажды низвергнуть с вершины желаний? Женщина прочно держится за перила и непреклонно продвигается вперед. Люди вокруг тащат домой кошелки с продуктами, ведь для семьи еда — основной продукт и смысл жизни. Овсяные хлопья хрустят на зубах у женщин, мне кажется, они боятся того, что могли бы вытворять друг с другом дорогие приправы на домашней сковородке. Мужчины выставляют себя напоказ перед своими тарелками. Безработные, чья жизнь резко отличается от той, которую нам заповедал Бог и на которую он благословил нас супружеским союзом, могут себе позволить просто жить, но никакие большие переживания им более недоступны — ни на площадке для дорогих вечерних игр, ни в кино на интересном сеансе, ни в кафе с красивой женщиной. Бесплатно можно пользоваться только собственной семьей. И одного от другого отделяет половая принадлежность, которой природа вряд ли планировала придать именно такую форму. Природа делится с нами, чтобы мы питались ее продуктами и чтобы нами питались владельцы фабрик и банков. Банковские проценты лишают нас последних волос на голове. И лишь то, что творит вода, никому не известно. Зато сразу видно, что мы с нею творим, когда целлюлозная фабрика облегчается прямо в ручей, который куда-то спешит. Ручей уносит вылитый в него яд в другие места, где люди с удовольствием питаются рыбьими трупиками. Женщины суют головы в кошелки с покупками, в которых они унесли из дома пособие по безработице. Их ведет за собой магазин, громким голосом вещающий о скидках и специальных предложениях. Да, когда-то и им самим было что предложить! И мужчин они выбирали по достатку. Но теперь к ним относятся как к ничтожнейшим из созданий на бирже труда! Они сидят за кухонным столом, пьют пиво, играют в карты: такому терпению позавидует даже собака, привязанная перед роскошным магазином с товарами, которые смеются нам в лицо.