Одинокие женщины

И тут одним могучим рывком он опрокинул ее на пол. Мгновением позже прижал ее руки над головой. Целых четыре точки.

— Давай, — пропыхтел он, — говори.

Женщина лежала под ним, ослепшая от подступившего оргазма, желая лишь его, его одного, чтобы он вошел в нее, чтобы он пронзил ее сейчас же до самых печенок. Чтобы расколол ее надвое. Чтобы трахал до полной слепоты, глухоты, до безумия! Чем же еще могла кончиться эта игра?..

— Говори! — повторил он.

— Хозяин! — выкрикнула она.

— А ты кто?

— Рабыня. Я — твоя рабыня!

Он тихо самодовольно рассмеялся. А потом отпустил ее руки и не спеша раздвинул ноги.

— Вот так-то лучше! И что же хочет от меня моя рабыня? — Шелковистый кончик его копья дразняще касался самых чувствительных мест.

— Возьми меня, Алекс!.. Войди в меня… трахай меня! Пожалуйста, умоляю!

Испустив торжествующий вопль, Алекс Маршалл вонзил свое могучее копье на всю длину, и в тот же миг она познала, что значит взлететь к небесам от блаженства.

Четверть часа спустя он уже был выбрит и одет.

— Это действительно так необходимо? — спросила она.

— Нельзя опаздывать на последний поезд. Я же обещал Розмари вернуться не позднее полуночи. Ясно, малышка?

— Ясно, — буркнула она отвердевшими губами, проглотив обиду.

Он подошел к кровати и поцеловал все еще напряженный темный сосок.

— Не обижайся. Если бы я смог, то остался бы здесь навсегда. — И он поцеловал второй сосок. — Вот так.

— Когда я снова тебя увижу?

— Я позвоню завтра. — И он ушел.

Флер еще какое-то время неподвижно пролежала на скомканных влажных простынях: счастливая, обессиленная — и обиженная. И к тому же голодная. За весь вечер они не проглотили ни крошки. Разве можно считать едой гроздь винограда! Флер решила было поскорее приготовить легкий омлет с сыром и тост, но пересилила себя. Это же не меньше пяти сотен калорий, а Алексу нравится ее изящность, что бы там он ни болтал про пышные груди.

Накинув халат, Флер поплелась на кухню за рисовым крекером и йогуртом. Если откусывать поменьше и жевать подольше, может, удастся наесться. Нет, она не морит себя голодом, твердила про себя Флер: каждый не попавший в рот кусок — вклад в обеспеченное будущее.

Ибо не далее как нынче утром она заметила у себя первый седой волос, который тут же яростно выдрала вместе с корнем. Конечно, один-единственный волос — это еще не страшно, однако он является серьезным предупреждением, что время на исходе. Она обреченно взглянула на отражение на тостере.

— Ну и дерьмо же ты, Флер Чемберлен! — пробормотала она, жуя бисквит. Кто-то теряет, кто-то находит. Однако на этот раз найти должна именно она, и никто другой.

Во всяком случае, это не она виновата в том, что супруг Розмари сбился с пути истинного. Конечно, она дерьмо, но не настолько. Уж если и надо кого-то непременно обвинить — а Флер по большому счету было на это наплевать, — то обвиняйте дорогу.

Ах, дорога… дорога. А в дороге чего только не происходит!

Питсбург.

Этот город никогда прежде не вызывал у Флер такого омерзения — пока не пришлось работать с Уолтом Маккерром. Новый директор по маркетингу в «Сарабанд», тщедушный болезненный заика, недоумок, умудрился возвести собственную тупость в ранг некоего искусства. Флер обозвала его «Уолт Мак-Плакса», и теперь все в агентстве только так его и величали.

— Смотри, чтобы про это не пронюхали в «Сарабанд», — предупреждал ее шеф, — не то тебе мигом дадут прикурить.

Поскольку Уолту было угодно напрямую общаться с «творческими» сотрудниками, Флер приходилось раз в месяц возить в Питсбург отчеты о работе агентства.

Это решение было принято новым советом директоров, решившим в очередной раз продемонстрировать, кто здесь главный. Уж во всяком случае, это был не несчастный Мак-Плакса, чью команду в узких кругах тут же переименовали в Плакальщиц — за манеру одобрительно подвывать в унисон после каждого слова своего шефа.

Может быть, Уолт блистал в иных ипостасях (в чем Флер, правда, сильно сомневалась), но в рекламном бизнесе он был полным нулем. Мак-Плакса ужасно боялся принять решение, которое может привести к неприятностям, и оттого избегал любых выражений, которые можно было бы определенно истолковать как «да» или «нет». Как только доходило до дела, он обязательно терял дар речи.

— Я что-то не вижу здесь, — мямлил он, озираясь на своих подручных, — чего-то такого… чего-то большего… — И он трагически всплескивал руками. — Чего-то более… — его мозги явно напрягались в поисках нужного слова, — более интервального.

— М-м-м-м, — восхищенно гудели Плакальщицы.

— Вы хотите сказать, что желали бы видеть здесь девушку с черным ухажером?

— Нет, нет!!! Флер. Я имел в виду нечто более… более кинетическое.

— Вот, женщина скачет галопом на огромном белоснежном коне. По-моему, это как раз кинетично, Уолт.

Тут наступало время угощать его вместе с остальными Плакальщицами весьма изысканным ленчем, после которого они возвращались в офис на очередной раунд поединка с тенями.

— То, что я бы хотел п'едложить, должно быть более… более ст'вукту'ивовано…

— М-м-м-м, — гудело эхо.

Уже к исходу четвертого часа в обществе Мак-Плаксы Флер стало казаться, что она просидела с ним четыре года. И только еще через четыре часа она наконец вырвалась на волю.

Обыкновенный бар в гостинице впервые в жизни показался таким гостеприимным. Прежде всего она пропустит парочку коктейлей, чтобы смыть оскомину от вынужденных улыбок и реверансов. Ну а потом можно и заказать обед в номер. И Флер решительно направилась к длинной стойке.

Именно в этот момент он и попался ей на глаза — солидный, уверенный — ни дать ни взять посланник реального мира. Он устроился на высоком табурете, меланхолично кидая в рот жареные орешки. Так, еще один утомленный труженик, ищущий забвения после ужасного дня, посвященного умасливанию клиента. Ах, какой он простой, понятный. Какой знакомый.

— Привет, Алекс! — Флер подошла сзади и хлопнула его по спине.

— Привет, привет, — растерянно замигал он. Флер даже показалось, что он ее не узнал. Но вот Алекс выпрямился и поправил галстук: — Прости, задумался. Какими судьбами ты здесь, Флер?

— Да все моя дерьмовая служба.

— И моя тоже, — рассмеялся он, подозвав бармена. — Выпьешь что-нибудь?

— С удовольствием. «Маргариту», пожалуйста.

— Забавно. Я почему-то всегда относил тебя к тому типу леди, которые пьют только виски с содовой.

— Неужели, Алекс? Мне и в голову не приходило, что ты вообще обо мне думаешь.

Появился бармен.

— Подайте леди… — начал было Алекс, но Флер перебила:

— Двойной виски со льдом.

— Две порции, — добавил Алекс.

Первый бокал виски кончился удивительно быстро. Алекс заказал еще. После второго бокала Флер смогла слегка расслабиться. Она со смаком принялась описывать бессловесного Мак-Плаксу с его Плакальщицами.

— Плакальщицами? — заинтересовался Алекс. — Это что, его ребята на подхвате?

— У них не бывает никаких ребят, — съязвила Флер, — у них одни шаркуны на подхвате, Алекс. Ну, в общем, сегодня за ленчем…

Она повела их в ресторан Кристофера, чтобы угостить изысканными французскими блюдами, и распиналась вовсю, чтобы добиться хоть какого-нибудь толка.

— И вдруг… рехнуться можно! — Флер истерически захихикала. — Я из кожи вон лезу, чтобы всем было видно, какая я гениальная специалистка по рекламе, как вдруг у меня из глаза выскакивает эта чертова контактная линза и плюхается прямиком в его бокал с водой! Должна тебе сказать, что Мак-Плакса в рот не берет спиртного, и оттого эти долбаные ленчи становятся еще зануднее. Ну и вот. А потом, как ты можешь догадаться…

— О Господи! — расхохотался Алекс. — Недоумок проглотил твою линзу?

— Точно! — И в следующую минуту оба хохотали как одержимые.

— А ты еще жалуешься на скуку, — всхлипывая и утирая слезы, произнес Алекс. — Хотел бы я сам так поскучать!