Страница 21 из 33
Она кивнула. Коррей выдохнул — похоже, во второй раз за несколько долгих минут, — и его хватка ослабла. Прикрыв глаза, он обнял ее за плечи и легонько притянул к себе.
— Еще минуточку… позволь мне сначала успокоиться… — Он назвал лишь одну из причин, почему не хотел сразу отпускать ее. Вторая заключалась в страхе.
Голос его был низок и полон желания, а слова шли из самого сердца.
— То, что сейчас произошло, Кори, было необходимо нам обоим. В этом нет ничего постыдного, но ты, возможно, будешь страдать, вновь и вновь обвиняя себя за слабость, а я этого не хочу. Еще не хватает, чтобы во взгляде твоих чудных карих глаз появилось сожаление или, чего доброго, отвращение ко мне. Такого я не вынесу. — Его руки лежали неподвижно, только пальцы едва заметными движениями поглаживали ее спину. — Если ты решишь, что больше не хочешь повторения сегодняшнего, я соглашусь с твоим желанием, — продолжал он, — но только если ты мне объяснишь причину. Мне кажется, между нами есть что-то особенное. Я никогда не испытывал ничего похожего прежде и не хочу, чтобы всему пришел конец.
Он порывисто вздохнул.
— Сейчас я тебя отпущу. Ничего не говори, просто собери свои вещи и вместе со мной сойди на берег. Я отвезу тебя в аэропорт, посажу в самолет, и ты вернешься в Балтимор. Все дело в том… — Коррей запнулся. Он в жизни не говорил подобного женщине, и слова казались ему какими-то чужими, даже несмотря на то, что чувства были искренними. — Дело в том, что мне хочется запомнить этот день как чудесный праздник. Нельзя, чтобы хоть что-то испортило воспоминания. Я был бы счастлив, если бы и для тебя весь сегодняшний день значил так же много, как и для меня. — Он замолчал, зажмурился и снова открыл глаза. — Договорились? Никаких споров, никаких объяснений, никаких упреков?
Коринна кивнула. Какие там споры! В голове у нее шумело, и вся она была как выжатый лимон.
Коррей отпустил ее и отправился на палубу. Она пошла следом, собрала вещи и бок о бок с ним прошагала к машине. Весь путь до аэропорта они проделали в молчании, а когда объявили посадку на ее рейс, Коррей перекинул ее сумку со своего плеча на ее, и они расстались, обменявшись лишь легкими улыбками.
Самолет оторвался от земли и взял курс на север, а Коринну посетили две неожиданные мысли. Первая — что она страшно благодарна Коррею за его просьбу. Молчание оказалось единственным решением проблемы, с которой она еще не готова была столкнуться лицом к лицу.
Вторая мысль заключалась в том, что на ней по-прежнему надето купленное утром платье. По прибытии в аэропорт Балтимора она отправилась в первую же дамскую комнату и переоделась. Часы показывали девять вечера. К половине десятого она уже добралась до дома, обняла бабушку, прошла на кухню и уселась за стол, просматривая почту. Элизабет устроилась напротив.
— Как здесь дела, бабуля?
— Отлично. Наверху в туалете потек бачок, поэтому сегодня утром я вызывала водопроводчика.
— Полагаю, он все починил, — отозвалась Коринна, старательно удерживаясь от смеха. Бедная Элизабет. Протекающие краны, сломанные бачки и заедающие дверные звонки постоянно отравляли ее существование. Они казались ей символом дряхления, что было одним из тех проявлений жизни, которые Элизабет терпеть не могла. Как не выносила неряшества, непунктуальности или невежливости, а уж о фривольности в чувствах и легкости в интимных отношениях и говорить не приходится. Самоусовершенствование числилось первым номером в ее личной повестке дня, а значит, и в повестке, которую она составила для внучки.
Поднявшись из-за стола, Коринна достала из ящика нож и вскрыла письмо от сестры.
— За последний месяц это уже третье. Почему Роксанне вздумалось вдруг писать, если она звонит тебе каждую неделю?
— Наверное, ей нравится упражняться в письме.
— Это что-то новенькое, — отметила Элизабет. — Лично я всегда считала, что письма гораздо лучше телефонных звонков. Требуется определенное мозговое усилие, чтобы четко выразить адресату свои чувства. И если подобное удается, то оказывается, что у письменной речи куда больше возможностей по сравнению с устной, уж не говоря о стоимости междугородных переговоров. Как жаль, что Роксанна живет в Нью-Йорке, а не здесь.
— В Нью-Йорке живет ее муж, — напомнила Коринна. — К тому же это не на краю света. Ты в любое время могла бы слетать туда и встретиться с ней за ланчем.
— Вот еще! Я боюсь самолетов: читала о проблеме алкоголизма среди пилотов.
— Миллионы людей пользуются авиалиниями.
— Благодарю покорно, но я останусь тут. Если у Роксанны появится желание, она сама может прилететь и встретиться со мною за ланчем.
— Бабуля, ты же знаешь, что она занята с Джеффри, да и Фрэнк постоянно берет ее то на один деловой ужин, то на другой.
— Хотелось бы мне, чтобы все объяснялось так просто, но мы с Роксанной никогда не ладили. Если бы ты не брала на себя роль арбитра, мы бы не раз вцепились друг другу в глотки.
— Это ты-то? — расхохоталась Коринна. — Для этого ты слишком воспитанная леди, ба.
— Я выразилась фигурально, — спокойно продолжала Элизабет. — В Роксанне слишком много от матери. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы укротить Чериз, но потерпела крах. Роксанна по крайней мере вышла замуж за человека устойчивых принципов, но вплоть до самого дня бракосочетания я была почти уверена, что она удерет.
Поскольку бабушка не читала писем Роксанны, то и не догадывалась о скрытых проблемах. Роксанна, похоже, считала, что Фрэнк не в состоянии отделить роль бизнесмена от роли мужа, и Коринна не могла избавиться от предчувствия какой-то надвигающейся неприятности.
— Вы всегда были такими разными, — улыбаясь одними глазами, говорила Элизабет. — Ты моя копия; именно такую дочь должна была бы я иметь. Ты взяла от нас все самое лучшее. Хвала Создателю, в тебе нет ничего от твоих родителей.
— У меня волосы матери и ее же глаза. А нос достался от Фремонов. — Коринна опустила палец на едва заметную горбинку, потерла ее, будто хотела, чтобы та исчезла, и нахмурилась.
— У тебя мой ум и мой темперамент. Вот что имеет значение. — Элизабет помолчала. — Ты в последнее время что-нибудь слышала о матери?
— Месяц назад она прислала открытку. Если не ошибаюсь, она все еще в Дубровнике.
— Что она делает в Югославии — просто выше моего понимания, хотя, с другой стороны, в Чериз абсолютно все выше моего понимания.
— Я слышала, что там великолепные пляжи.
— Она не сообщила, с кем она там?
— Нет.
— Полагаю, глупо было бы надеяться, что она с твоим отцом.
— Алекс, видимо, все еще в Париже. Мама познакомилась там с каким-то герцогом или графом и вместе с ним уехала путешествовать по Адриатике. Когда они устанут друг от друга, она снова вернется к Алексу.
Элизабет горестно покачала головой.
— Странные у них отношения — то вместе, то врозь, то тут, то там. А ведь могли бы побыть и с дочерьми.
— С чего бы вдруг взяться переменам?
— Они стареют.
— Стареют? — фыркнула Коринна. — Маме сорок семь, Алексу сорок восемь. Не думаю, что они подошли к тому рубежу, от которого начинают оглядываться назад.
— Очень жаль. Малыша Джеффри они видели всего раз в жизни, да и то лишь потому, что судьба занесла их проездом в Нью-Йорк. И твоей работой могли бы поинтересоваться. Даже мне она кажется весьма впечатляющей.
— Просто потому, что ты — это ты, ба, — с улыбкой отозвалась Коринна, но беседа о родителях ей начала надоедать. Давным-давно она перестала надеяться на их возвращение. По сути дела, она в них уже и не нуждалась: время тоскливого ожидания осталось далеко в прошлом.
Она решила сменить тему.
— Что делаешь завтра, бабуля?
— Миссис Фредерик пригласила меня на ланч. А ты?
— С удовольствием побуду дома.
Элизабет кивнула, затем поднялась и направилась к двери.
— Не забудешь полить цветы?
— Нет, ба.
— И в стеллаже с газетами нужно бы разобраться. Я бы и сама справилась, но не знаю, что ты захочешь оставить.