Страница 15 из 33
Взгляд Коринны метнулся к Коррею. «Все зависит только от тебя». В том-то вся и проблема. Впервые в жизни Коринне захотелось пройтись лунной ночью по пляжу с привлекательным мужчиной. Но всякий соблазн — это корень греха, разве не так?
— Кори?
— Все в порядке. — Она опустила голову и прокашлялась, сильно стиснув на коленях ладони. Потом медленно, осторожно подняла глаза к стеклу. — Все в порядке.
— Тогда не сделаешь ли мне одолжение? — Одной рукой он нежно раскрыл ее сжатые пальцы и тихонько погладил их.
— Что? — почти неслышно выдохнула она, чувствуя приближение чего-то многозначительного. Как же действовать, что отвечать?..
— Мои солнечные очки. Там, в бардачке. Не достанешь?
Коринна сглотнула. Очки.
— Ну конечно, — ответила она с поразительным хладнокровием. В мгновение ока достала очки и передала их ему.
— Спасибо. — Он водрузил их на нос и снова взялся за руль. — Гораздо лучше. Утром было хмуро, а сейчас солнце прямо слепит. У меня линзы, поэтому глаза реагируют на яркий свет.
— Линзы? В смысле — контактные?
— Трудно поверить, понимаю. Ты уж начинала думать, что я совершенен во всех отношениях, на самом деле я близорук. Я все испортил?
— А почему ты носишь линзы? — Она повернулась к нему лицом. — Тебе идут очки.
— Я тщеславен. Признаюсь. Кроме того, с линзами я лучше вижу, уж не говоря о том, что не приходится без конца шарить в поисках запропастившихся очков.
— Я бы никогда не догадалась, что у тебя линзы, — проговорила Коринна, все еще не в силах оправиться от удивления.
— Потому что я не щурюсь постоянно, не моргаю и не утираю слезы? — Он весело хмыкнул. — Поначалу так и было, и, должен признаться, это ужасно. В то время я только поступил в колледж и старался произвести впечатление на все и всех в округе. Я уж собирался от них отказаться и разгуливать подслеповатым, но тут как раз дело начало налаживаться. Чуть позже я перешел на мягкие линзы, и они оказались настоящим подарком.
— Так, значит, этот бесподобный зеленый цвет вовсе не твой. Какого цвета у тебя глаза? — «Бесподобный»… Что та несешь, Коринна?
— Зеленые.
— Нет, каков их настоящий цвет?
— Зеленый. Линзы бесцветные.
— Честно?
— Честно.
— Надеюсь, ты и волосы не красишь.
— Крашу волосы? Ты что, издеваешься? Эй, послушай, я, конечно, пользуюсь линзами, чтобы не показывать каждому, что близорук, но все остальное во мне настоящее. — Он ущипнул себя за шею, потом за руку, потом за ногу. — Давай, попробуй сама.
— Поверю на слово, — поспешно сдалась она.
— Правда, волосы сейчас поменяли цвет. Подростком я был ярко-рыжим. Отсюда и прозвище.
— Прозвище?
Одного брошенного на нее взгляда хватило, чтобы понять, что она в полном неведении.
— Ммм… неважно, — буркнул он себе под нос.
— Что за прозвище?
— А с чего ты вдруг так заинтересовалась?
— Ты меня заинтриговал. Как тебя называли?
Он поерзал на сиденье и промямлил:
— Я думал, что Алан об этом сообщил. Он постоянно припоминает мне это прозвище.
— Коррей!
— Кардинал, — вздохнул он. — Это наследие моего прошлого. Пусть оно там и останется.
И тут произошло нечто такое, от чего неловкость Коррея усилилась десятикратно: Коринна рассмеялась. Это не было хохотом, скорее, смешком, но она все же рассмеялась, причем искренне.
— Кардинал? Какая прелесть! Религиозные убеждения, полагаю, тут ни при чем?
— Видимо, — коротко бросил он, стрельнув в ее сторону взглядом. — А ты знаешь, что со времени нашего знакомства я впервые вижу, как ты улыбаешься, уж не говоря о смехе?
Со смехом были связаны неприятные воспоминания, и улыбка Кори растаяла.
— Время от времени я это делаю. — Она не знала наверняка, почему, собственно, рассмеялась сейчас, скорее всего, ее смех имел отношение к несовершенству Коррея. Не стопроцентное зрение, ярко-рыжие волосы в детстве, которым он обязан прозвищем Кардинал… Разумеется, ни в близорукости, ни в рыжем цвете волос, ни в прозвище ничего такого уж безумно забавного нет, но он так сконфузился при упоминании о «Кардинале»… и от этого в нем появилось что-то мальчишеское… Вот это ее и рассмешило.
— Тебе нужно почаще смеяться, — сказал Коррей. — У тебя чудесный смех.
— Не сомневаюсь. — Она отвернулась к окну.
— О Боже, опять за свое, — пробормотал он и добавил уже в полный голос: — Я нисколько не против, Кори. Можешь смеяться даже надо мной.
— Прозвище довольно нелепое, надо признать.
— Да признаю я, признаю. — Он помолчал. — Правда, в нем были свои преимущества…
— Например?
— Прозвища были у всех, но столь царственное у одного меня.
Коринна ограничилась лишь скептическим взглядом в его сторону.
— Ты не похож на рыжих. У тебя слишком загорелая кожа.
— У какого-то предка по материнской линии были рыжие волосы. Они мне достались по наследству. Вот и все.
— Я знаю одного человека по прозвищу Серебристый Лис, — тихо произнесла она, снова глядя на дорогу. — Поначалу его так называли за то, что он уже в тридцать лет поседел. Сейчас ему сорок восемь, но кличка прилипла к нему, несмотря на то, что большинство его друзей тоже давно поседели. А причина в том, что он не столько «серебристый», сколько «лис». Пронырливый, хитрый, с отличной реакцией. — Она взглянула на Коррея. — Помимо цвета волос, почему тебя назвали Кардиналом?
— Только за рыжие волосы. — Он покрутил головой. — Ну, говорили, что еще за то, что я порхаю как птичка.
— Образно выражаясь.
— Да. Черт, Кори, для тебя это не новость. Я никогда не утверждал, что святой.
— Это точно.
Коррей крякнул, но больше не произнес ни слова. Он был в ярости на себя, что проговорился о прозвище, поскольку оно рекламировало ту сторону его характера, о которой он предпочел бы не распространяться при Кори. С другой стороны, она ведь рассмеялась! А это означает одно из двух: либо она считает его ничтожеством, либо ему удалось ослабить ее бдительность, и лучик света, скрывающийся в ее душе, наконец пробился наружу.
Последняя мысль ему очень даже пришлась по душе.
Кроме того, чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался, что нисколько не стыдится своего прошлого. Только вот надо доказать Коринне, что он немного вырос с тех пор. Если она оценит то, каким он стал, то сможет принять и его прошлое.
Глава четвертая
Остров Хилтон-Хэд очертаниями напоминал ногу. Там, где была лодыжка, простирались плантации с такими образными названиями, как «Розовый Холм», «Греческий Мох» и «Тропа Индиго». На пятке расположилась «Порт-Ройял», а по краю подошвы — «Пальмовые Дюны», «Длинная Бухта» и «Верфь». «Морские Сосны», как сообщил Коринне Коррей, находились в районе большого пальца. Чуть-чуть не добравшись до этого места, они остановились на ланч.
В «Руби-Тьюзди» витал дух космополитизма. Изобилие витражей и люстр от Тиффани, яркие столики, заманчивое и разнообразное меню. Хотя Коринна и подозревала, что причина подъема ее настроения кроется в возможности покинуть машину Коррея, где они столько времени провели вдвоем, все же трудно было придумать более изысканное место для отдыха.
Коринна присоединилась к заказу Коррея — гамбургер с беконом. Он добавил еще и жареные палочки из цуккини и картофельные шкурки. Кори удивленно приподняла бровь.
— Здешний шедевр, — заверил он ее. — Вот увидишь.
В ожидании напитков Коррей рассказал кое-что о Хилтон-Хэд — в частности, как получилось, что он осел на острове. Разговор вошел в спокойное русло, и в какой-то краткий, иллюзорный миг она даже вообразила что перед ней просто очередной клиент, сообщающий необходимую для работы информацию.
Затем эта иллюзия исчезла, и Коринна поняла, что никогда раньше не имела дел с клиентом, подобным Коррею Харадену. Когда они поднялись, чтобы пройти к салатному бару, у нее в который раз замерло сердце: как же он высок, как статен! Когда Коррей пару раз остановился, чтобы поздороваться с друзьями, она поняла, что многие его знают и любят и что он большой специалист в искусстве дружеских шпилек и острот. Когда стащил со стойки бара оливку и отправил ее прямиком в рот, а потом одарил ее виноватой улыбкой, она уловила в нем детскую шаловливость. А когда он подмигнул обслуживавшей их официантке, она уже знала наверняка, что он настоящая погибель для женщин.