Нет голода неистовей

Освещающие их дорогу фонари делали синяки на бледной коже ее шее еще заметнее, заставляя Лаклейна вздрагивать при каждом взгляде на них.

Если бы тогда он вовремя не пришел в себя, то мог… убить ее. И так как причины собственного поступка были ему не ясны — он не мог гарантировать, что подобное не повторится или что она в безопасности от него…

Вдруг какой-то писк заставил его насторожиться.

Нагнувшись к приборной доске, Эмма кивнула на датчик топлива, который сейчас светился красным и, не сказав ни слова, указала ему на съезд с шоссе. Она все еще молчала, и он прекрасно знал, это потому, что ей больно говорить.

Сидя за рулем этой машины — кажущейся ему теперь слишком маленькой — Лалкейн чувствовал себя растерянным и беспокойным. Да, он перенес муки ада, но, черт бы всё побрал, как он мог едва не задушить свою пару — неважно в каком состоянии при этом был — если все о чем мечтал до этого — найти ее?

Как мог так поступить с той, кто была его спасением?

Сейчас не имело значения, что он еще не сделал Эмму полностью своей. Важнее было другое — если бы он не нашел ее, не оказался рядом, и она своими ласковыми словами и нежными прикосновениями не уняла его боль, он бы все еще находился в том переулке, поглощенный пучиной безумия.

И чем он ей отплатил? Превратил жизнь в ад.

Съехав с шоссе, Лаклейн заметил автозаправку. И свернув на стоянку, припарковался перед колонкой подачи горючего, на которую указала Эмма. Как только он заглушил мотор, она тут же вытащила те штуковины из ушей. Лаклейн хотел было что-то сказать, но Эмма, посмотрев вверх, вздохнула и выставила руку, тем самым, прося дать ей кредитку. Лаклейн так и сделал, а затем прошел вместе с ней к колонке, чтобы посмотреть, как нужно заправлять бензобак.

Пока они ждали, он решился сказать. — Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось.

— Забыто, — Эмма махнула рукой. Ее голос прозвучал хрипло, противореча этому нелепому заявлению. Резкий свет, исходящий от заправки, позволил рассмотреть ее правый, налитый кровью глаз. Она должна бы быть сейчас в ярости. Так зачем сдерживается?

— Почему ты мне все не выскажешь или не накричишь? Не выплеснешь на меня свою злость?

— Ты спрашиваешь, почему я не иду на конфликт? — тихо поинтересовалась она.

— Да, именно так, — ответил Лаклейн. Но, заметив ее взгляд, тут же пожалел о своем вопросе.

— Как же я устала, что каждый считает должным упрекнуть меня в этом! Теперь еще и тот, кто ничего обо мне не знает, бросает подобное мне в лицо, — в ее хриплом голосе начали проступать нотки гнева. — Более подходящим вопросом будет — Отчего мне не избегать конфликта? Разве ты не поступил бы так же, если бы… — оборвав себя, Эмма тут же отвернулась.

Положив руку ей на плечо, Лаклейн спросил. — Если бы что, Эмма?

Когда она, наконец, встретилась с ним взглядом, в ее глазах читалась мука. — Если бы всегда проигрывал.

Он нахмурился.

— Когда постоянно терпишь неудачу, то кем в итоге оказываешься?

— Это не так…

— Хорошо, когда я хоть раз выходила победительницей в конфликте с тобой? Когда ты меня похитил? — содрогнувшись, она отстранилась от его руки. — Или когда заставил согласиться на это безумие? Нет, наверно, все же, когда вынудил пить твою кровь. Лаклейн, тебя удерживали в плену не кто-то, а вампиры, и едва убежав, ты захватил меня. Какого черта тебе от меня нужно? Ты же ненавидишь кровососов, и меньше чем за неделю выказал мне столько отвращения, сколько я не знала за всю свою жизнь. Но все равно не желаешь меня отпускать.

Горько рассмеявшись, она добавила.

— Как же тебе, должно быть, нравятся все эти маленькие вендетты. Ты что, приходишь в экстаз, унижая меня чуть ли не до чувства тошноты? Или, может, получаешь какое-то извращенное удовольствие, сначала оскорбляя, а уже через секунду засовывая руку мне под юбку? А только речь заходит о том, чтобы меня отпустить — просишь остаться, прекрасно зная, что я нахожусь в опасности… От тебя!

Ему нечего было отрицать. Он провел рукой по лицу, едва осознав, правдивость всего сказанного ею. Его чувства к Эмме стали ему яснее, так же как и ее — достигли точки кипения. Лаклейн хотел признать, что она его пара. Что, он держал ее рядом совсем не для того, чтобы причинять боль.

Но знал, что сейчас не лучшее время для правды.

— Ты, как и все остальные, просто переступаешь через меня, даже не интересуясь, каково, при этом, мне, — когда ее голос в конце сорвался на хрип, Лаклейна затопила волна раскаяния.

— Ой-ой, наверно, мне лучше заткнуться, пока я совсем не расклеилась. Не хочу огорчить тебя видом своих омерзительных слез!

— Нет, Эмма, подожди…

С шумом — и удивившей, казалось бы, ее саму силой — Эмма захлопнула дверцу машины и зашагала прочь. Лаклейн не остановил ее, хотя и пошел следом, стараясь не упускать из виду.

Сев на скамейку у здания заправки, она опустила голову в ладони, оставшись сидеть в такой позе. Как только Лаклейн заправил машину, закапал мелкий дождь и повеяло странным ветерком. Его прохладный порыв откуда-то принес увядший цветок и бросил Эмме прямо на колени. Подняв цветок, она понюхала его, но тут же с досадой смяла.

В этот момент Лаклейн понял, что она никогда не видела, как цветут цветы на солнце. И в его груди что-то защемило, какое-то незнакомое, но такое сильное чувство, что это потрясло ликана.

Он понял, что проблемы, существовавшие между ними, заключались не в том, что ему была дана не та Пара, а в том, что он не мог свыкнуться.

И только он об этом подумал, как, вдруг, прямо перед Эммой, откуда ни возьмись, появились три вампира.

Пришли, чтобы забрать ее у него навсегда.

В тот же миг Лаклейн осознал, что должен отпустить Эмму к родным, освободить ее от своей ненависти и боли. Он вспомнил мольбу, читавшуюся в ее глазах, когда схватил ее за горло и понял — Эмма действительно верила, что он собирается ее убить. И ведь он на самом деле мог с легкостью это сделать.

В резком свете синяки на ее шее выступали словно обвинение.

Но Эмма лишь удивленно смотрела на трех вампиров, словно была шокирована тем, как они появились. А ведь именно так они обычно и путешествовали.

Эта картина заставила его напрячься. Что-то было не так. Перепрыгнув через автомобиль, он собрался броситься к ней, как вдруг вампиры обернулись в его сторону. Самым огромным был… демон? Но, в тоже время, глаза у них всех были абсолютно красные. Демон, обращенный в вампира?

— Не вмешивайся, ликан, или умрешь, — выдавил один из них.

Но в тот миг, когда Лаклейн ринулся к ней, произошло что-то странное.

Выкрикнув его имя, Эмма бросилась к нему навстречу.

Глава 16

Прежде чем Лаклейн смог подбежать к ней, один из вампиров швырнул Эмму на землю. От удара у неё перехватило дыхание, и ликан взревел от ярости. Если он не сможет вовремя к ней добраться… если она не сможет всерьез бороться с вампиром… тот с легкостью её телепортирует. Вдруг между ним и Эммой возникли два других вампира, оскалив клыки. Эммалин поползла по земле, пытаясь сбежать, и в этот миг зверь в нем взял вверх, вырвавшись на волю. Хоть он и не хотел, чтобы она стала этому свидетелем…

Сила наполнила его.

Причинили вред. Защитить.

Вампир поменьше ростом зашипел:

— Она его пара! — за секунду до того, как Лаклейн, напав, располосовал его когтями. Разорвал и разрезал его тело на куски, одновременно отбивая удары второго вампира.

Туман превратился в проливной жалящий дождь, повсюду ударяли молнии. Лаклейн свернул голову вампира, оторвав её от тела, а затем занялся демоном. Тот был силён, но серьезные травмы все-таки получил. В очередном маневре ликан безошибочно погрузил свои когти в раны демона, когда тот нацелился на его ногу. Краем глаза Лаклейн видел, как Эмма, пытаясь освободиться, боролась с третьим вампиром. Перевернувшись под ним на спину, она со всей силы ударила его головой.