Нет голода неистовей

— Лаклейн? — прошептала Эмма, без раздумий бросившись к нему.

Она коснулась его щеки и, запустив пальцы в его волосы, нежно провела по ним ладонью, пытаясь утешить Лаклейна.

И это сработало, он успокоился.

— Эммалин, — тихо произнес ликан, все еще пребывая во власти сна.

Ему снилась она?

У нее и самой был просто умопомрачительный сон, самый реалистичный из всех, что ей когда-либо снился. Не замечая, что делает, Эмма стала гладить Лаклейна по лбу, вспоминая подробности недавнего сновидения. Это было так, словно он смотрела на все его глазами — видела, чувствовала и ощущала абсолютно то же, что и он.

Во сне он стоял в магазине под навесом. Прямо перед ним лежало множество украшений, а рядом находилась красивая женщина с зелеными, сверкающими глазами. В ее длинных волосах цвета кофе кое-где виднелись выгоревшие на солнце прядки.

Лаклейн выбрал золотое колье с сапфиром и купил его у владельца магазина. Судя по виду украшений и деньгам, которыми он расплачивался, Эмма поняла, что это были давние времена.

Зеленоглазая красавица вздохнула и произнесла. — Снова подарки.

— Ага, — Лаклейн был раздражен, так как знал, что она скажет.

Женщина, которую звали Кассандра, как Эмме откуда-то было известно, тут же добавила. — Ты ждешь уже девятьсот лет. Почти столько же, сколько и я. Разве тебе не кажется, что мы…

— Нет, — резко оборвал ее Лаклейн. «Сколько еще раз она будет заводить этот разговор?», пронеслось в его сознании.

Кассандра, может, и не верила, но он никогда не сомневался.

— Я хотела бы провести с тобой ночь.

— Но я не вижу в тебе кого-то больше, чем старого друга. К тому же, это будет не вечный союз, — его гнев все усиливался. — А ты принадлежишь моему клану и в итоге встретишься с Ней. Неужели ты действительно полагаешь, что я поставлю ее в такое неловкое положение?

Эмма встряхнула головой, сгоняя это странное сновидение. Чувствуя себя все еще не в своей тарелке от того, насколько реалистичными оказались в этом сне ее ощущения. Да уж, стоило ему только упомянуть драгоценности, как она уже навоображала себе Бог знает чего.

Опустив взгляд, Эмма покраснела и заметила, что начала гладить его грудь. Но, даже осознав это, она не остановилась, продолжив восхищаться тем, как великолепно выглядело его тело, думая о том, что он хочет заняться им с ней любовью…

Но вдруг, вскинув руку, Лаклейн так быстро схватил ее за горло, что она не успела даже вскрикнуть.

Когда он открыл веки, его глаза были абсолютно синего цвета.

Глава 15

Эммалин нежно прикасалась к нему, шепча его имя. Это мог быть только кошмар. Она бы никогда не сделала подобного. Не стала бы его утешать.

Взгляд Лаклейна заволокло алой пеленой. В этот момент он не чувствовал ничего, кроме пламени, медленно слизывающего кожу c его костей. В течение трех последних дней ликана не покидало ощущение, что враг где-то рядом, и теперь он приблизился к его паре. Лаклейн сделал то, что посчитал логичным — атаковал.

Когда же его взгляд прояснился, он не смог осмыслить увиденное. Его ладонь все сильнее сжималась на горле Эммы, а она, впившись когтями в его руку, задыхалась, борясь за жизнь.

Прежде чем Лаклейн успел хоть как-то среагировать, в ее правом глазу лопнул кровеносный сосуд.

Закричав, Лаклейн тут же отпустил Эмму и отскочил в сторону.

Упав на колени, она начала хватать ртом воздух, кашляя без остановки. Он поспешил к ней, но она, вздрогнув, выставила вперед руку, жестом показывая держаться на расстоянии.

— Господи, Эмма, я не хотел… я ощутил что-то… принял тебя за вампира.

Она опять закашляла, но смогла прохрипеть. — Я и есть…

— Нет, другого вампира, одного из тех, кто меня пленил.

Должно быть, ее укус и его последующая потеря крови повлекли за собой кошмары во всей своей ужасающей полноте.

— Я подумал, что ты это он.

— Кто? — с трудом выговорила она.

— Деместриу, — наконец произнес Лаклейн. Несмотря на слабые протесты Эммы, он все-таки притянул ее к себе, сжав в объятьях.

— Я никогда не хотел причинять тебе боль, — он вздрогнул. — Эмма, это вышло случайно.

Но его слова не произвели никакого эффекта. Она продолжала дрожать в его руках, все еще объятая страхом.

Эмма не верила ему — ни сейчас, ни тогда — и он только что напомнил ей тому причину.

Краем глаза Эмма заметила, как Лаклейн убрал руку с руля и снова потянулся к ней. Но, как и в предыдущие разы, сжав ладонь в кулак, убрал ее обратно.

Вздохнув, Эммалин уперлась лбом в холодное стекло, став всматриваться невидящим взглядом в пространство за окном автомобиля.

Ее чувства, после недавних событий, были настолько противоречивыми, что она даже не знала, как ей на все реагировать.

Эмма не злилась на Лаклейна из-за этого конкретного случая. Она была достаточно глупа, чтобы прикоснуться к ликану, находящемуся в плену кошмара — и поплатилась за это. Но вот саднящее горло, и то, что она не могла принять таблетку, чтобы унять боль, вызывало у нее чувство сожаления. Как и все, что она о нем узнала.

Эмма уже задумывалась о том, возможно ли, что именно Орда пленила его, но всегда отбрасывала эту вероятность. Так как все знали, что плененные ею не сбегали. По крайней мере, Эмма никогда не слышала ни об одном подобном случае. Даже тетка Мист, которая на самом деле побывала в стенах вампирской цитадели, не смогла убежать, пока повстанцы не захватили замок — и генерал повстанческой армии не освободил валькирию, чтобы заняться с ней любовью.

Исключив тогда Орду, Эмма даже предположила наличие политической подоплеки. Ведь, как-никак, Лаклейн был вожаком ликанов, и его пленение, вполне вероятно, могло быть результатом какого-то переворота, предпринятого его же людьми.

Но, оказалось, что его схватил и заточил Деместриу, самый злобный и жестокий вампир из всех. Если слухи о Фьюри были правдивы, и молва не лгала — рассказывая о ее муках на дне моря — тогда, каким же пыткам подвергался сам Лаклейн? Топили ли его по приказу Деместриу? Держали ли в цепях под землей или, быть может, хоронили заживо?

Они истязали его сто пятьдесят лет, пока он не сбежал — чего еще никому не удавалось.

И Эмма боялась, что именно тогда он и потерял свою ногу…

Она не могла себе представить такие страдания — столько времени испытывать нескончаемую боль, чтобы в итоге…?

В том, что произошло сегодня — не было вины Лаклейна. Хотя он, судя по мрачному выражению лица, считал иначе. Но, тем не менее, вспоминая сейчас о своем поступке, Эмма злилась на него за то, что он удерживал ее рядом с собой. О чем он, черт его дери, только думал? Узнав о том, что ему пришлось пережить, Эмме стало ясно — сегодняшний инцидент был неизбежен. В конечном счете, он сорвал бы на ней всю свою ярость. И подобное могло повториться.

Но она этого не допустит. Потому что может попросту не пережить следующей вспышки гнева. А если ей каким-то чудом и удастся выжить, то она не хотела бы перед всеми оправдываться, что синяки на шеи и кровоподтеки в глазу у нее после столкновения с чертовой дверью.

Почему он ее не отпускает?

Чтобы выплескивать на нее скопившуюся боль.

Лаклейн обращался с ней, как с кровожадным вампиром. Все эти дни он выказывал свое презрение, словно она была одной из этих убийц. И если он не изменит свое отношение, то, чтобы защитить себя, она начнет вести себя подобно тем, кого он так ненавидит.

Сегодня они с Лаклейном должны достигнуть Киневейна, и уже завтра на закате она сбежит.

Эмма сидела в наушниках, упершись лбом о стекло, хотя в этот раз ничего не напевала.

Он хотел вытащить эти штуковины у нее из ушей и поговорить о случившемся, извиниться. Чувство стыда буквально грызло его изнутри. Еще никогда в жизни Лаклейн не чувствовал себя таким виноватым. Но он знал, что если сейчас заберет наушники, она попросту сломается. С их самой первой встречи он то и делал, что пугал ее, причинял боль. И сейчас Лаклейн ощущал, что Эмма была на грани, с трудом справляясь с событиями последних четырех дней.