Тайна жрецов майя

Он поднимался вверх, ощущая за спиной дыхание лишь одного человека: за ним шел старший из жрецов, приходивших к колодцу, — другие служители и толпа не решились последовать дальше.

Между колоннами храма его встретили жрецы. Они почтительно склонили головы, отчего длинные перья их головных уборов почти касались каменного пола. Туда, где лежала Циновка Ягуара, он вошел один. Хапай Кан и Чак Шиб Чак — Верховный жрец и Верховный правитель Чич'ен-Ица — ждали его.

Тысячи людей стояли у подножия пирамиды К'ук'улькана, чтобы увидеть человека, впервые вернувшегося к людям из Священного колодца. Эта весть с быстротой молнии облетела города и селения страны, вызывая у одних трепетное восхищение, у других недоверие. И только один человек с ужасом узнал о случившемся — это был правитель Майяпана Ах Меш Кук. Он понял, что ему пришел конец, и не ошибся: Хунак Кеель вышел из храма К'ук'улькана владыкой города Майяпан. Боги сдержали слово и выполнили данное ему обещание…

Трон владыки

Три дня от восхода до заката солнца восседал Хунак Кеель на невысоком деревянном троне владыки, установленном специально для вернувшегося на землю посланца к богам на Платформе тигров и орлов. Трон украсили дорогими тканями, золотом, драгоценными камнями, морскими раковинами и перьями редких птиц. Жрецы каждый день наряжали Хунак Кееля в пышные ритуальные одеяния и лишь затем отводили его к платформе и усаживали на троне.

Жрецы даже разрешили доступ в священную столицу простым крестьянам и свободным ремесленникам. Им позволили посмотреть на великое чудо, сотворенное всесильными богами, чтобы простой народ мог лишний раз убедиться в их благосклонности к правителю и жрецам города Чич'ен-Ица. И люди молча гуськом шли к Платформе тигров и орлов; так же молча смотрели на живое изваяние, утопавшее в ярких одеяниях, и, пораженные, уходили из города, не проронив ни единого слова. И только вдали от устрашавшего своим беспредельным могуществом города Чич'ен-Ица, в родном селении или в жалкой хижине крестьянина-полураба их языки развязывались, и рассказ об увиденном чуде обрастал самыми невероятными подробностями, на которые только была способна их фантазия.

Три дня Хунак Кеель, словно гипсовое изваяние, восседал на троне, и все три дня страдал от палящего солнца, жажды и голода — никто не смел даже приблизиться к посланцу к богам. Лишь с наступлением темноты жрецы помогали ему покинуть этот трон славы и жестоких пыток.

Хунак Кеель ничем не выдал своих страданий; он ни разу не шелохнулся, и только однажды силы чуть было не покинули его; в толпе среди испуганных лиц, разглядывавших его со страхом и любопытством, Хунак Кеель внезапно увидел того, кто приютил его, обессиленного и усталого, в своей бедной хижине, кто дал ему красную ритуальную краску. Но в глазах крестьянина, имя которого он даже не спросил тогда, Хунак Кеель увидел тот же испуг, тот же страх и любопытство. То ли крестьянин не узнал случайного гостя, то ли не осмелился поверить собственным глазам.

Между тем город готовился к великому торжеству; священной ритуальной игре в мяч. Жрецы заверили халач виника, что боги останутся довольны, если взволновавшее всю страну возвращение на землю посланца к богам будет отпраздновано именно ритуальной игрой в мяч. И в крупнейшие города страны полетели приказы подвластным Чич'ен-Ица правителям явиться на торжества. Так повелевал халач виник столицы-гегемона, и никто не осмелился нарушить приказ. К тому же всем хотелось посмотреть на нового правителя Майяпана, человека-легенду.

…Большой тлачтли Чич'ен-Ица не имел равных в мире ни по размерам, ни по красоте сооружений, окружавших со всех сторон площадку для игры в мяч. Сама площадка была выложена ровными каменными плитами; сверху ее покрывал слой извести. Она имела форму трех сложенных вместе прямоугольников; один из них, самый большой, был центром площадки, а два других, одинаковых по размерам, примыкали с обоих концов к центральному прямоугольнику, образуя фигуру, напоминавшую две буквы Т, сомкнутые у оснований. Общая длина площадки для игры в мяч составляла 147 метров.

По обе стороны центрального прямоугольника — строители сориентировали его почти строго с севера на юг — на высокой двухметровой панели возвышались массивные громады трибун — восточной и западной. Стены трибун подымались вверх от панели еще на 6 метров. Прибавьте к ним высоту самих панелей, и получится, что зрители наблюдали за игрой на поле с отвесной стены в 8, а то и в 8,5 метра! Это обеспечивало им безопасность: литой каучуковый мяч, которым сражались игроки, летел с такой силой, что мог убить зазевавшегося или не очень расторопного игрока, а тем более зрителя, не тренированного для подобных забав.

С севера и с юга площадку ограничивали каменные стены. В центре каждой из них прямо друг против друга стояли два небольших великолепных храма. Однако самым замечательным сооружением Большого тлачтли Чич'ен-Ица был храм Оселотов. Его построили прямо на восточной трибуне: храм и его пирамидальное основание являлись составной частью ее южной оконечности. Украшенный каменными барельефами и скульптурами, раскрашенный яркими, сочными красками, он господствовал над всеми остальными сооружениями тлачтли. В храме находился каменный трон. Халач виник Чич'ен-Ица наблюдал отсюда за игрой в мяч.

Именно здесь, на Большом тлачтли Чич'ен-Ица, и должна была состояться игра в мяч — священный ритуал в честь счастливейшего события в жизни страны людей ица.

Говорящие камни

Уже с утра у трибун стали собираться местная знать и прибывшие со всех концов огромной страны правители важнейших городов подвластных столице-гегемону Чич'ен-Ица. Они оставляли у городских ворот свои носилки, рабов-прислужников и стражу и пешком направлялись в сопровождении свиты придворных к Большому тлачтли. Не спеша подымались по крытым ступеням западной трибуны на широкую крышу-площадку и, подойдя к самому краю, глубоким поклоном приветствовали храм Оселотов, среди массивных колонн которого на циновке из шкур ягуара восседал Чак Шиб Чак. Затем вновь прибывшие поворачивались вправо к Южному храму и высоко поднятой рукой приветствовали Верховного жреца Хапай Кана, подлинного властелина страны. Лишь после этого они удостаивали своим вниманием виновника столь необычного праздника.

Хунак Кеель сидел один у подножия Северного храма. Храм построили в честь легендарного Кетсалькоатля, который привел сюда тольтеков-правителей. Его стены были покрыты барельефами тонкой работы. Они повествовали о правлении этого бородатого человека-полубога. Храм имел всего 10 метров в длину по фасаду и шесть в глубину, но его почитали, пожалуй, не меньше, чем пирамиду К'ук'улькана.

Прямо перед троном, на котором сидел Хунак Кеель, лежал огромный круглый камень темно-бурого цвета. Середина его была аккуратно выдолблена. «По-видимому, сюда складывают жертвоприношения или сжигают благовония», — подумал Хунак Кеель. И вдруг услышал тихий вкрадчивый голос:

— Храбрый Чан Ток'иль, правитель могущественной столицы людей титуль шив города Ушмаля, приветствует тебя!

От неожиданности Хунак Кеель вздрогнул. Рядом не было ни единой живой души. Кругом стояли одни только каменные истуканы. Может, он ошибся?

Но голос опять заговорил, словно желая убедить Хунак Кееля в своей абсолютной реальности:

— Храбрый Чан Ток'иль, правитель Ушмаля, приветствует тебя!..

Все еще не веря самому себе, но повинуясь голосу, Хунак Кеель взглянул на правую трибуну. Там стоял высокий немолодой мужчина в богатом одеянии из разноцветных перьев, с любопытством и нескрываемым интересом смотревший на него. Правитель Ушмаля и новый правитель Майяпана, двух главных городов страны, обменялись знаками дружеского привета.