Страница 14 из 56
— Э… э… э! — понеслось по каменоломне. — Сюда… а… а!
Крик разбудил старшего жреца-надсмотрщика, дремавшего в тени под навесом из широких листьев пальм. Он лениво потянулся, встал и не спеша направился к котловану карьера, вырубленному в гигантском массиве известняка. Широко расставив ноги, жрец неподвижно застыл на самом краю обрыва, спускавшегося в карьер.
Рубщики камня, побросав свой нехитрый инструмент — тяжелые камни овальной формы и рубила из твердого базальта, — словно муравьи, облепили плиту, перехваченную в нескольких местах канатами. Ноги нащупали упор, бронзовые тела слились с белой плитой, канаты натянулись — все замерло в ожидании сигнала.
Взвыли бичи надсмотрщиков, и каменная громада поддалась: она медленно поползла вверх по отлогому склону, выложенному обрубками стволов толстых деревьев.
Убедившись, что вмешательства не потребуется — вчера по его приказу до смерти забили палками двух нерадивых каменотесов, — старший жрец повернулся спиной к карьеру. Он уже было решил вернуться в укрытие, но внезапно каким-то неведомым чувством, скорее чутьем уловил движение на тропе, которая уходила на восток, к великому городу Спящего Ягуара.
Вскоре из густых зарослей сельвы появились носилки. Их несли четыре рослых раба. За носилками гуськом шагали воины и прислуга. Жрец заметил среди них людей в одежде подмастерьев-строителей; сомнения исчезли: это был Великий Мастер, и жрец вприпрыжку засеменил навстречу.
Но встреча с Великим Мастером произошла не так, как хотелось жрецу: не останавливаясь, процессия прошла мимо, и жрецу ничего не оставалось, как затрусить назад к каменоломне вслед За носилками.
Великий Мастер сошел с носилок. Это был высокий стройный мужчина. В его мускулистой фигуре, особенно в руках, спокойно лежавших на обнаженной груди, угадывалась огромная сила, скрытое напряжение, подобное тому, которое таит в себе тетива лука, готовая метнуть в цель звонкую стрелу. Высокий лоб почти перпендикулярно отходил назад от ястребиного носа, придавая конусообразную форму голове, которую увенчивали длинные черные волосы, перехваченные наподобие скопа травы узкой лентой из пятнистой шкуры ягуара. Губы были полными, а подбородок острым, резко очерченным. Большие продолговатые глаза, черные, как обсидиан, смотрели грустно и немного устало.
Он был молод — ему совсем недавно исполнилось сорок лет, однако уже несколько лет его называли Великим Мастером — главным зодчим города Спящего Ягуара. Он был удостоен этого высокого звания только благодаря своему несравненному таланту и поразительному мастерству. Совет жрецов долго не соглашался провозгласить его Великим Мастером, но Верховный правитель города Спящего Ягуара не посчитался с жрецами.
Тяжелые мысли одолевали главного зодчего; вот и сейчас он стоял и думал все о том же…
Между тем плиту вытащили из котлована и подтянули к дороге, спускавшейся к берегу реки Лачанха, где Великий Мастер вел строительство. Каменотесы вернулись в карьер.
Рабы-толкачи заняли свои места: шестеро, навалясь грудью на плиту, расположились сзади; человек двадцать впряглись в длинные канаты — они должны были тянуть их далеко впереди, чтобы не мешать тем, кто на протяжении всего долгого пути будет укладывать под плиту бревна-катки. Так было легче и гораздо быстрее перетаскивать камни на строительство. Последнее обстоятельство имело немаловажное значение, так как под палящими лучами солнца и от воздуха известняк твердел, становился хрупким, теряя свои замечательные качества — мягкость и вязкость, за которые ваятели и строители майя так высоко ценили его.
Жрецы-погонщики встали по обеим сторонам плиты. С униженным почтением, нерешительно поглядывали они то на Великого Мастера, то на старшего жреца, ожидая приказа тронуться в путь.
Но Великий Мастер не замечал их, он был целиком поглощен своими мыслями. Внезапно он резко повернулся, что-то сказал своему погонщику и бегом устремился вниз по дороге к реке Лачанха. Вся свита бросилась за ним, и только помощник остался у каменоломни.
— Быстро! — указал он рукой на плиту, а сам стал спускаться в котлован.
Вскоре он вновь появился на обрыве котлована в сопровождении рослого индейца…
Быстрееоленя, наблюдавший из своего укрытия за этой сценой, чуть не закричал от удивления и досады: помощник Великого Мастера уводил… Каменотеса! Надо же случиться такому!..
Три дня и три ночи Быстрееоленя неподвижно пролежал в расщелине на самой вершине горы, подымавшейся почти отвесно над каменоломней. Он не мог покинуть свое укрытие, похожее на гнездо горного орла: кругом было слишком много стражников. В городе Спящего Ягуара рабы-соплеменники, с которыми ему удалось переброситься несколькими словами, говорили, что Каменотеса отправили на строительство, но где именно он работал — в каменоломне или непосредственно на стройке, — никто толком не знал. Быстрееоленя решил вначале пробраться к каменоломне.
Три дня он до боли напрягал глаза, чтобы разыскать среди копошащихся в котловане фигурок ту, ради которой пришел сюда. Раза два ему показалось, что он видел Каменотеса, но потом снова терял его в муравейнике человеческих тел.
Даже по ночам, когда в каменоломне загорались костры, вокруг которых спали изнуренные работой люди, Быстрееоленя высматривал Каменотеса. Сам он не мог разжечь костер и всю ночь дрожал от холода. А днем камни раскалялись так, что до них было невозможно дотронуться. Только такой опытный, как он, лазутчик мог выдержать все эти испытания. И вот сегодня, когда ему наконец удалось определить место, где обычно спал Каменотес, и наметить путь, по которому он ночью прокрадется в каменоломню, Каменотеса куда-то уводил помощник Великого Мастера!
Быстрееоленя успел заметить, что Каменотеса повели по дороге на строительство. Сегодня ночью и он проделает этот путь; теперь же нужно отдохнуть. И Быстрееоленя заставил себя заснуть, хотя солнце стояло прямо над головой и беспощадно жгло его обнаженное тело.
Так повелели боги
За многие месяцы строительных работ бревна-катки хорошо утрамбовали дорогу, и бежать по ней было легко и приятно. Великий Мастер не любил носилок. Он пользовался ими лишь для того, чтобы избежать лишних пересудов жрецов, внимательно следивших за каждым его поступком. Они никак не могли смириться с тем, что простой жрец-рисовальщик, переписывавший священные книги и украшавший их рисунками, неожиданно стал главным зодчим священного города Спящего Ягуара. Он и так позволял себе много вольностей. Великий Мастер прекрасно понимал, что о каждой из них слишком быстро узнавал правитель, и в конце концов наветы жрецов могли достичь цели.
Собственная судьба не волновала Великого Мастера. Он боялся не за себя, а за строительство, за дело, которое ему могли помешать довести до конца. А то, что он задумал, было необычно и грандиозно. Воспоминания о прошлом нахлынули на Великого Мастера…
…Он понял: сейчас или никогда! Невероятным усилием воли заставил свои окаменевшие от страха ноги сделать вперед четыре шага, только четыре, как требовал обычай, и поднял левую руку к небу в знак того, что хочет говорить. Он почти не сомневался, что всемогущий Ицамна немедленно поразит его, младшего жреца, осмелившегося на такую невероятную дерзость, и от этого на душе стало легче.
Но боги молчали, молчали и люди.
— Говори! — резко и гневно прозвучал голос ахав кана — Верховного жреца.
Младший жрец не стал говорить, а лишь вплотную приблизился к трону, на котором восседал правитель в окружении знати и служителей всемогущего бога Ицамна. Не поднимая головы, чтобы не осквернить их своим взглядом, жрец быстро вынул из-под плаща сложенные гармошкой страницы книги-хууна и растянул их на груди.
— Говори! — повторил тот же грозный голос.
Но жрец продолжал молчать: он только еще выше поднял растянутую «гармошку» — хуун. И тогда правитель и жрецы наконец увидели, что показывал этот странный человек в одежде младшего жреца: на широких листах из луба фикуса танцевали и пели, сражались и умирали, радовались и страдали маленькие человеческие фигурки.