Страница 4 из 5
Штурмбанфюрер СС Вильгельм Краух завел привычку чуть ли не каждое утро заходить в приемную, чтобы посочувствовать полковнику, однако за его снисходительными словами скрывалась едкая насмешка, а глаза просто излучали самодовольство. Как же, сам Остерман сел в лужу, да еще какую! Удивительно, что он еще не утонул в ней… Было обидно, чертовски обидно!
Полковник допил остывший кофе и отставил чашку, даже любимый напиток его теперь не радовал. Остерман взял телефонную трубку и вызвал секретаршу, фроляйн Марту. Когда девушка вошла, он велел ей записать несколько распоряжений и вызвать капитана Нину Рихтер. С ней нужно было обсудить, как выйти на след московского подполья. Нина, как никто другой, знала местные условия и могла дать весьма дельный совет.
Конечно, об этом скоро станет известно и Вилли Крауху. Фроляйн Марта была сотрудницей гестапо, и полковник знал это, однако секретаршу не менял – все равно подсунут другую такую же. Разумеется, Вилли будет внимательно следить за тем, что делается в его, Остермана, конторе – ему тоже хочется выслужиться перед начальством. Ну, ничего, решил полковник, с ним разберемся позже, главное сейчас – найти Семенова и восстановить с ним связь, а там посмотрим, кто будет смеяться последним.
Полковник очень любил русские пословицы и охотно вставлял их в свою речь. Что сейчас и сделал…
И куда это фроляйн Марта подевалась? Неужели с утра пораньше побежала докладывать Крауху? Надо будет сделать ей замечание…
Москва
28 февраля 1942 года
Дом Союзов
Здание бывшего Дома Союзов, ставшее вновь недавно Дворянским собранием, сияло, как рождественская елка. Старинный особняк, построенный еще в начале прошлого века, озаряли сотни лампочек. Светомаскировкой решили пренебречь – не станут же русские, в самом деле, бомбить центр Москвы из-за одного здания?
К главному подъезду ежеминутно подкатывали черные лимузины, из которых выходили мужчины во фраках или парадной военной форме. Фраков, кстати, было больше… Вслед за ними выпархивали женщины в открытых вечерних платьях, поверх которых были небрежно накинуты шикарные шубки и дорогие манто. Сделав два шага по обледенелой мостовой, они скрывались за дверьми, по обеим сторонам которых стояли рослые эсэсовцы. В Дворянском собрании был большой зимний бал…
Гостей в фойе встречали расторопные лакеи, угощали шампанским и провожали к лестнице. Бальный зал на втором этаже буквально сиял огнями – притом что вся остальная Москва была погружена во тьму. Ради бала было решено не экономить на электричестве…
Праздник был устроен в честь прибывшего в Москву великого князя Владимира Александровича. Ближайший родственник последнего русского императора считался главным претендентом на престол – если таковой, конечно, будет восстановлен. За реставрацию монархии (разумеется, в определенных пределах) ратовали многие из ближайшего окружения фюрера и, в частности, Гиммлер и Геринг.
Первый видел политические выгоды (легализация нового русского дворянства под покровительством Великой Германии), второму просто нравилось высшее общество. Старая русская аристократия, не утратившая за годы вынужденной эмиграции своего лоска, создавала приятное окружение вокруг претендента на престол. Среди благородных физиономий неплохо смотрелся и сам шеф Люфтваффе. Он, в своем шикарном, ослепительно белом маршальском мундире, возвышался среди фраков, как айсберг среди пустыни. Правда, бело-красная свастика на его нарукавной повязке выглядела несколько странно рядом с двуглавыми орлами, украшавшими шею и грудь постаревших осколков российской аристократии, но на это, похоже, никто не обращал внимания. Потомственные князья и графы, сопровождавшие великого князя, не возмущались – по крайней мере, открыто. Многим, конечно, было неприятно и даже оскорбительно общество "колбасника", но протестовать вслух никто не решался. Все просто радовались, что снова очутиться дома, в Москве, что опять присутствуют на балу в Дворянском собрании, что можно свободно говорить по-русски… Ну, а наличие немцев воспринималось как неизбежное зло… Представители именитых дворянских фамилий охотно выпивали с ними за освобождение многострадальной Росси и победу германского оружия…
Последнее было особенно актуально – вести с фронтов приходили самые тревожные. Наступление Красной Армии стремительно развивалось, были отбиты уже десятки городов, сотни сел и деревень. Советские дивизии упорно шли вперед, преодолевая сопротивление немцев. Обе стороны несли тяжелейшие потери, но положение германских войск было особенно тяжелым, а кое-где даже критическим – остро не хватало снарядов, горючего, продовольствия, медикаментов. Немецкие грузовики безнадежно застревали на разбитых российских дорогах, а поезда не успевали подвозить резервы. Не прекращались и действия партизан, не дававшим отступавшим частям покоя ни на минуту…
Вдобавок ко всему частый снег с дождем не позволял активно действовать Люфтваффе, и дивизии, оставшиеся без прикрытия, сильно страдали от налетов советских штурмовиков, которым непогода были нипочем. "Илы" лихо утюжили передовые линии германской обороны, нанося серьезные потери – в госпиталях уже не хватало мест для раненых и контуженных.
Впрочем, смерть и страдания были где-то там, на фронте, а здесь, в зале, было весело и уютно. Дамы блистали украшениями, мужчины – орденами и лысинами.
У одной из колонн светские львицы окружили бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга. Он, как многие мужчины, был во фраке, который сидел просто великолепно. Среди постаревших русских красавиц начальник политической разведки чувствовал себя как рыба в воде – сыпал комплиментами направо и налево и щеголял прекрасным парижским произношением. Большинство его коллег (как по партии, так и по ведомству) не могли похвастаться знанием французского, а потому предпочитали общаться в своем узком кругу.
В бальном зале образовалось как бы несколько групп, вокруг которых концентрировались гости. Одна была около великого князя, в нее вошли те, кто прибыл из Франции вместе с Владимиром Александровичем, плюс некоторое количество дипломатов из нейтральных стран. Здесь же находился и Шелленберг. Вальтер не был поклонником русской монархии, но не являлся и ее противником, занимал осторожную позицию – ждал, что скажет фюрер. Беседа в этом узком кругу велась в основном по-французски.
Второй центр притяжения возник около Германа Геринга, его основу составили офицеры Люфтваффе и представители немецкой аристократии. Говорили здесь, разумеется, по-немецки. Неподалеку стоял и рейхсминистр Гиммлер, правда, со своей собственной свитой.
А вокруг генерал-губернатора Москвы Генриха фон Грота собрались высшие армейские чины. Они обсуждали положение на фронте, шепотом обменивались своими соображениями по поводу возможного отступления из Москвы и с явным неодобрением поглядывали на русских. Генералы в основном были противниками реставрации российской монархии. К тому же они полагали, что устраивать пышный бал (даже в честь возможного русского императора) в тот момент, когда севернее и южнее Москвы идут тяжелейшие бои, по крайней мере, неуместно. В любую минуту положение может стать критическим – части русских прорвутся в тыл и завершат окружение Москвы, тогда всем будет не до балов – придется быстрее унести ноги.
Среди этой группы находился и генерал Зеерман, при нем была Нина Петерсен. Теперь, правда, она носила фамилию Рихтер – по отцу. Генерал взял ее с собой по двум причинам: во-первых, она прекрасно знала русский язык и могла помочь в общении со свитой великого князя, а во-вторых, самое главное, Нина была симпатичной женщиной, способной приятно разнообразить скучный круг армейских офицеров.
Нина красовалась в весьма модном платье, на поиски которого ушло два дня. Пришлось обойти несколько уцелевших магазинов и выбрать лучшее из того, что осталось. После долгих поисков и нескончаемых примерок, наконец, повезло – хорошее платье было найдено, приличные туфли и сумочка, к счастью, тоже.