Маленькое личико

Это правда. По телевизору даже сказали, что я могла изменить внешность.

– А вы, я смотрю, упрямая. Слушайте, я сыт по горло вашей ложью, но, повторяю, я на вашей стороне. Поэтому сделаем так: я вам расскажу, что мне известно. Хоть и могу вылететь за это со службы.

Молодец, Саймон.

– Полагаю, не первый раз.

– Это вы к чему?

– По-моему, вам всегда кажется, будто вы разбираетесь во всем лучше других.

– А… Ну да. Так если бы говорили что-нибудь дельное…

– Вы хотите выложить все, что вам известно, хоть и не имеете права? Я польщена.

– Прекратите комедию ломать!

«Прекрати, прекрати», – повторяю я мысленно. Настало время объединить усилия. Саймон – моя единственная надежда. Моя и Флоренс. С каждой минутой это все очевиднее.

– Взамен, я надеюсь, вы начнете помогать мне, вместо того чтобы мешать. Только без дураков. Подумайте, чего от вас хотела бы Элис. Сейчас ей нужна моя и ваша помощь, чтобы прищучить Вивьен Фэнкорт.

– Прищучить? Не поняла…

– Тьфу ты! Мы думаем… Вернее, я думаю, что Вивьен Фэнкорт убила Лору Крайер. Дэрилл Бир – тот отморозок, что признался в убийстве и сидит за него, – околачивался в «Уотерфронте». Вивьен Фэнкорт – член этого клуба. Мы считаем, что Вивьен очень умело подставила Бира, стащив его полотенце.

– Так-так.

Я тоже киваю, хотя меня никто не видит. Конкретные слова и детали для меня новость, но это именно та версия, что я хотела услышать от Саймона с нашей первой встречи. Версия, которую я не смогла бы построить сама.

– После исчезновения Элис мы нашли предполагаемое орудие убийства – кухонный нож. Он лежал в игровой комнате клуба «Уотерфронт», точнее, в пеленальной. Там у Бира и его приятеля был тайник для наркотиков. У нас есть все основания подозревать, что про него знала Вивьен: дружок Бира показал, что они не раз упоминали при ней это место. Эти идиоты нарочно хвастали своими подвигами, чтобы она слышала. Конечно, Бир и сам мог спрятать нож в игровой, но почему бы Вивьен не подложить его туда, чтобы подставить Бира? Оба варианта недоказуемы. А Бир по-прежнему утверждает, что убил он.

У меня глаза лезут на лоб. Пока Феликс еще не подрос, он проводил в той игровой больше времени, чем дома. Представляю, как Феликс резвился в комнате, где спрятан нож, которым убили его мать, и меня передергивает.

– Если у Элис есть что-нибудь еще – любая улика, изобличающая Вивьен, – мы должны о ней узнать, причем срочно. Лучше – прямо сейчас.

– Улика? Например?

– Сумочка убитой. Не исключено, что Элис видела ее в «Вязах». Гипотеза дерзкая, но… может, Элис полезла куда не надо и наткнулась на сумочку? И заподозрила Вивьен? Мне необходимо знать. После убийства сумочку так и не нашли. Можно бы попробовать обыскать «Вязы», но тут надежды мало. Вивьен Фэнкорт – умная женщина, она не станет разбрасывать где попало улики против себя.

– Не понимаю. Простите, я порассуждаю, как сыщик. Кто бы ни был убийцей Лоры, почему он не спрятал сумку вместе с ножом? Или просто не выкинул то и другое?

– Вивьен нужно было, чтобы нож рано или поздно нашли и чтобы он изобличал Бира. Нож ведь можно помыть и пользоваться им дальше. А зачем Биру хранить сумку, которую он уже выпотрошил? Правильно, незачем. И если бы кто-то хотел подставить Бира, сумку он бы не подкидывал.

Я качаю головой: нет, не в этом дело. Но мне трудно слушать и думать одновременно.

– Значит… в «Вязах» устроят обыск?

– Вряд ли начальство даст добро. И все равно в этом нет смысла. Я почти не сомневаюсь, что сумка давно сгинула и мы ее никогда не найдем.

Я снова качаю головой и думаю про свою сумочку и ключи, что остались на кухне в «Вязах». Вспоминаю блокнот с именами для будущего ребенка, кокосовый бальзам для губ и свою фотографию с родителями – ту, что Дэвид грозился порвать. Отняв у женщины сумочку, ты получаешь над ней власть. Что может быть лучшим трофеем и символом окончательной победы, чем личные вещи жертвы?

Вивьен должна была ее сохранить – и не только как сувенир. Она не выпустит из рук такую улику против себя – будет прятать ее и время от времени проверять: никто ли не нашел и не прикасался ли к ней? Вивьен лишь тогда спокойна, когда все под ее контролем. А в такой ситуации нужна абсолютная уверенность.

И вдруг меня осенило. Я знаю, где сумочка. Открываю рот и тут же захлопываю, сдерживая вскрик. Как бы мне хотелось распахнуть дверь, кинуться к Саймону и все рассказать! Но это невозможно. Если я выдам себя, Саймон первым делом заберет Личико. Теперь он мне верит, но я пока не могу расстаться с малышкой: надо подготовиться психологически.

На цыпочках иду к столу и пишу короткую записку в потрепанном блокноте. Снимаю с крючка ключи от машины. Осторожно, стараясь не разбудить, беру на руки ребенка, и тут до меня доходит, что нужно прихватить молоко, но готовой смеси нет. Придется помыть бутылочку, а значит – открыть горячую воду. Это неоправданный риск. Здесь очень шумный бойлер, и Саймон наверняка услышит.

Кладу Личико в переноску. Малышка спокойно спит. Нет, я не могу взять ее с собой, лучше оставить тут. Даже если Саймон вернется с ордером на обыск, это займет еще пару часов. Я окажусь здесь раньше, и с необходимой ему уликой – Лориной сумочкой. У меня еще останется время подумать, что сказать Саймону, как объяснить свой поступок.

– Ну так что же вы не расскажете мне о сыскной работе, которой вы занимались? Или правильнее будет сказать – актерской игре? Вы выдавали себя за детектива?

Трудно оторваться от этого разговора, но другого не остается. Нужно выяснить, верна ли моя догадка насчет сумочки.

Целую кроху в щечку. Она чмокает во сне, словно посасывает что-то вкусное. Так не хочется бросать ее!

– Я скоро, – шепчу ей на ушко.

Выскальзываю во двор и запираю дверь черного хода. По тропинке вдоль дома – в переулок. Ветер и свет обрушиваются на меня. Оказывается, внешний мир пахнет и имеет вкус. Я не спешу, хотя времени в обрез, я наслаждаюсь тем, что просто иду по улице, как нормальный человек. Голова кружится – я в сказке! Никто не видит, как я сажусь в черный «фольксваген-гольф» и трогаюсь с места. Все тело гудит от страха, нетерпения и волнения. Настал мой черед заняться сыском.

40

– Это еще что?

Саймон поморщился от пронзительного механического грохота, что резанул слух. Казалось, задрожала вся комната.

– Да бойлер, чтоб его! – Брайони в сердцах чертыхнулась. – Видно, где-то в трубах засор. Как начинает греться, это вечная история. Но сегодня что-то слишком громко, раньше такого не было. Опять надо звонить газовщикам. Ну да ладно. Вы спросили, как я изображала детектива?…

Брайони закинула ногу на ногу, но тут же сняла.

– Вы этого не отрицаете?

– Какой смысл отпираться, если вы все знаете?

– «Сержант Брайони Моррис, уголовный розыск».

– Только не смущайте меня. Кто вам рассказал? Видно, школьная секретарша?

– Ее зовут Салли Хант. Она удивилась моему звонку и сказала, что по такому же вопросу ей звонила женщина-детектив в начале июля. Салли запомнила ваше имя. Ведь не каждый день звонят из уголовного розыска.

Саймон помолчал.

– Она удивилась, но для меня ваше участие не было неожиданностью.

– Да?

Брайони, похоже, озадачена и даже слегка разочарована.

– Я знал, что Элис догадалась насчет Вивьен. Но не сразу это понял. Сначала я думал, что докопался до правды первым. – В голосе Саймона – презрение к самому себе. – Я просто сопоставил то, что сказал отец Лоры Крайер – как Вивьен сразу после убийства отдала Феликса в Сиджуик, – с обмолвкой Элис о длинных очередях на поступление. Обмолвкой, как выяснилось, преднамеренной.

Саймон все-таки понял, что же насторожило его в семейной фотографии Фэнкортов, которую он показывал Винни Лоуи на допросе. Дело не в самом снимке, а в том, где и когда Саймон его впервые увидел, – в ящике стола в кабинете Элис. Едва Саймон вспомнил, что там было еще, все тотчас встало на свое место, мозаика сложилась.