Страница 103 из 112
– Ладно. – Я философски пожала плечами и повернулась к Генриху. – Любить тебя я не обещаю, однако…
Он не дал мне договорить, накрывая мои губы своим требовательно приоткрытым ртом… Наблюдающая за нами королева Смерть удовлетворенно улыбнулась.
Мы с бароном шли к выходу из усыпальницы богов, намереваясь вернуться домой – в Силь.
– Подожди, принцесса! – остановил меня мелодичный окрик богини Аолы. Ее зеленые глаза смотрели испытующе. – Не забывай, о чем говорил Логрус.
– И о чем же? – растерялась я, напрягая память.
– О мире, – заботливо подсказала Дарующая жизнь. – Он сказал (к моему безмерному удивлению, она дословно процитировала изречение демиурга): измени этот мир, сделай его таким, чтобы дорогие для тебя существа вновь захотели вкусить все прелести земной жизни… Научи этот жестокий мир чему-то новому, хорошему…
– Что еще я могу дать этому миру? – пессимистично спросила я. Мой голос звучал глухо и совершенно бесцветно. – Боюсь, я исчерпала себя до дна. У меня уже ничего не осталось…
– Неправда, – твердо возразила Аола. – Любовь не имеет границ!
Я недоверчиво хмыкнула и отрешенно побрела вслед за Генрихом. Мною овладело тупое безразличие ко всему на свете, смешанное с давно накопившейся усталостью. О, я уже не хотела ничего иного, как только выбраться из этих холодных пещер, упасть в густую, прогретую летним солнцем траву и погрузиться в освежающий сон. Вкусить забытья, не несущего никаких угрызений совести, болезненных сновидений и дающего возможность проснуться на следующее утро – обновленной и успокоившейся. Проснуться для того, чтобы начать другую жизнь, в которой уж не найдется места мечтам о нем – о моем нереальном, горьком, краденом счастье! В эту минуту я окончательно смирилась с невозможностью изменить прошлое и намеревалась жить только будущим…
– Я помогу тебе, принцесса! – неожиданно произнесла богиня, обращаясь к моей удаляющейся спине. – Просто верь в себя, как раньше!
Я хмыкнула еще скептичнее…
– Я помогу! – Обещание Аолы звенело и пело, все-таки сумев заронить махонькое зерно надежды в мое дотла выжженное сердце. – Я помогу…
Обратный путь показался мне бесконечным. Но с горем пополам мы все же преодолели разгромленную котловину, заваленную еще чадившими обломками звездолета демиургов, и вывалились наружу через лаз подземного хода. Де Грей подпихивал меня настолько усердно, что я чуть ли не кубарем скатилась по полого уходящему вниз склону холма и уселась под кустом бузины, с молчаливым укором пытаясь пригладить усеянную репьями макушку. Генрих выбрался из недр Черной горы куда легче, критично оглядывая мой грязный подбородок, украшенный внушительной ссадиной, порванную рубашку и замызганные сапоги.
– Садист, – индифферентно заклеймила я его, но это прозвучало совсем не обидно, – да я же чуть шею себе не свернула.
– Настоящий мужчина обязательно пропустит женщину вперед, чтобы осмотреть ее сзади! – шутливо извинился сильф.
– Ну да, – язвительно поддела я, – особенно в пещеру с неприятностями…
– Не утрируй, – примирительно осклабился Генрих, утешительно поглаживая меня по репьям, венчающим мою прическу, – в пещеру-то я лез первым…
Я одарила его хмурым взглядом и промолчала. Какая сейчас разница – кто из нас прав…
Над Черными горами сгущалась ночная тьма. Радуясь, что наконец-то получила возможность выполнить свое скромное желание, я повалилась на мягкую траву, не ощущая ни рук, ни ног, но зато чувствуя бездонную пустоту, заполнившую мою душу и сердце. Генрих вел себя безупречно. Он набрал сухих веток и развел небольшой костер, а затем распаковал наши походные сумки и занялся приготовлением непритязательного ужина. Странно, но, проглотив пару кусочков подогретого над огнем вяленого мяса и запив их вином из фляжки, я поняла: сегодня я уже точно не умру…
Генрих бережно провел пальцем по моей золотой маске и печально вздохнул, видимо вспомнив, какой красивой я была еще несколько часов назад…
– Противно? – Моя циничная откровенность могла шокировать кого угодно.
Он вздрогнул, но отнюдь не из неприязни, а скорее от возмущения, и, словно протестуя, уткнулся носом в мои волосы:
– Ну-у-у, ты как скажешь…
– А что? – решила я морально додавить. – Я даже представлять не хочу, что брякнут Огвур и Ланс, обнаружив мое свежее уродство… Марвин и Саймон – те-то, поди, поймут…
– Огвур… Ланс… – Барон пренебрежительно хохотнул. – Тоже мне арбитры. Комики на букву «г»!
Я сдержанно фыркнула, намереваясь оттолкнуть его от себя и в то же время не решаясь потревожить теплых губ, нежно мурлыкающих слова ободрения возле самого моего уха. Вот ведь беда какая! Разве я действительно так сильно его не люблю или же просто пытаюсь убедить в этом саму себя? Мне внезапно стало холодно и одиноко…
Умелые мужские пальцы скользнули вниз, нащупывая пуговицы моей рубашки… А я вдруг закрыла глаза и попыталась хотя бы на краткий миг представить, что Генрих – это Астор…
– Это предательство! – забывшись, произнесла я вслух – и тут же прикусила свой коварный язык, уже не раз доводивший меня до греха, но Генрих меня услышал.
– Опять из тебя эти суфражистские [75]мысли поперли! – сердито буркнул он и больно куснул меня за мочку уха. – Вредина! Небось все бы отдала – лишь бы на моем месте вдруг очутился он…
– Да! – видимо, сдуру ляпнула я и жгуче покраснела от стыда. – Прости, само вырвалось…
Генрих взбешенно крякнул и без предупреждения резко дернул мой ремень, буквально сдирая надетые на меня брюки. Я так же сильно ударила его по рукам. Приятно, если все заметили, как ты сказала что-то умное, но вдвойне приятнее в том случае, когда никто не заметил, что ты произнесла глупость… Однако, видимо, на Генриха это правило не распространялось, или же данная ситуация оказалась крайне неподходящей для доверительных бесед. Впрочем, самоощущение мужчин и женщин всегда отличается как небо от земли. А мечтать о понимании со стороны мужчины… В общем, мечтать не вредно…
Несколько минут мы молча боролись, остервенело испытывая прочность моих злополучных штанов… В тот момент мне очень хотелось объяснить Генриху, что внешнее проявление телесной любви не имеет ничего общего с ее духовной сутью, но разве он стал бы меня слушать? А потом перед моим внутренним взором неожиданно промелькнула донельзя хитрая физиономии интригана Логруса, вздыхающего весьма сокрушенно и почему-то чрезвычайно недовольного проявленным мной упрямством. Чего хотела от меня судьба на этот раз? Этого я не понимала, но по какой-то причине внезапно прекратила сопротивление и позволила Генриху делать со мной все, что ему заблагорассудится…
Нет, он не повел себя грубо. Увидев, что я сдалась, он стал необычайно нежен и искусен в ласках, проявляя массу неоспоримых достоинств и обладая лишь одним неисправимым недостатком – он все-таки был не Астор…
Небо над нашими головами налилось бархатной чернотой, отблескивая щедрой россыпью алмазных созвездий.
«Боги, какая же красота несусветная пропадает незамеченной!» – восхищенно думала я, любуясь звездами и при этом какой-то малой частичкой своей сущности, совершенно отвлеченно, наблюдая за происходящим с моим телом процессом физической близости с мужчиной. Я ощущала лежащего на мне Генриха – прикасалась к его мускулистой спине, вроде бы даже отвечала на его горячие поцелуи и принимала его самозабвенно-исступленные движения. Я слышала его сладострастные стоны, но при этом широко раскрытыми глазами, устремленными мимо черноволосого виска барона, я очарованно взирала на удивительно прекрасное небо, такое близкое для меня сейчас и такое недостижимое… Небо – оно очень похоже на непознанную женскую душу… Жаль только, что мужчины этого не видят…
Наверняка смерть чем-то весьма напоминает дождливое утро, наступившее сразу же после безрадостной брачной ночи… Стыдно, на душе пакостно, но деваться некуда… Пряча друг от друга глаза, словно нашкодившие дети, мы добрались до оставленной в Храме поклажи, где обнаружили также и своих благополучно доедающих овес скакунов. Я достала из притороченной к седлу сумки запасную рубашку и переоделась, снимая вчерашнюю, испачканную травяным соком и сильно пострадавшую от пылкого напора Генриха. Сам барон поглядывал на меня искоса, едва сдерживая так и рвущуюся с губ реплику. Я же невозмутимо уселась верхом на Беса и легонько подтолкнула его пятками, заставляя выдвигаться в путь… Отставший сильф догнал меня лишь минут через пять. Его скулы пошли красными пятнами гнева, глаза метали молнии. Но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, он немного поостыл и уже почти миролюбиво ухватился за уздечку моего скакуна, вынуждая остановиться.
75
С у ф р а ж и з м – борьба за равные права с мужчинами.