Страница 16 из 30
— Ты сошел с ума, — шепчет она.
— А, господин комиссар! Клянусь, я не соскучился, нет. Однако вспоминал, как вы там поживаете.
Дре аккуратно кладет на спинку стула плащ, кашне, шляпу — он педант — и садится перед Ришаром, который сам с собою играет в шахматы.
— Как видите, — начинает он, — делаю вид, что продолжаю следствие для госпожи де Шамбон.
— Опять! Так эта комедия еще не скоро кончится?
— Дело в том, что в ее соображениях есть определенная логика. Для нее сомнений нет: брата убили. В таком случае, кто?
— Вот именно, кто? — повторяет Ришар.
— Ваш конь, — замечает Дре. — Я бы пошел. Вы позволите? Он передвигает фигуру на доске.
— Браво, — соглашается Ришар. — Так вернемся к госпоже де Шамбон. Может, она с приветом?
— Может, и с приветом, только хитрюга. Ее последнее открытие… о, уверяю вас, чего-нибудь да стоит!…
Представьте себе, она снимает трубку, но не для того, чтобы звонить мне, — я для нее мелкая сошка, — а для того, чтобы побеседовать с начальством, которое не решается послать ее ко всем чертям.
— Так что это за последнее открытие?
— Она вбила себе в голову, что в Братскую помощь звонил не ее брат. Ришар задумчиво скребет подбородок черным слоном.
— Не понимаю.
— Что тут непонятного? Очень даже понятно. И вовсе не глупо. В самом деле, человек из Братской помощи слышал голос, но ведь он не знает, какой именно голос у Фромана. Это мог быть чей угодно голос.
— Вы хотите сказать, что…
— Не я хочу сказать. Она!… Она хочет сказать, что ее брата могли убить, а потом позвонить от его имени.
— Придумано ловко, — допускает он. — Один такой ход, и мне шах и мат.
— Каким образом?
— Ну конечно! Если все происходило так, как она предполагает, преступление было преднамеренным. Трудно представить себе таинственного убийцу, вошедшего через застекленную дверь и сымпровизировавшего подобную сложную мизансцену. Следовательно, преступник — кто-то из проживающих в замке. Но Иза была у друзей, Шамбон в кино… Остается… да, черт возьми… остаюсь я… Она клонит именно к этому, старая кляча.
— Вы быстро соображаете, — замечает Дре.
— Представьте, я знаю, сколько будет дважды два, и знаю, что она меня терпеть не может. И вот доказательство.
— О, доказательство! Вы явно торопитесь! — Комиссар полиции по горло сыт ее домыслами, но городские власти рядом, и комиссару очень хотелось бы положить конец разговорам о деле Фромана. — Моя задача состоит в том, чтобы управлять старой дамой, сказав ей примерно следующее: «Нам это тоже приходило в голову, но только не надо, чтобы преступник о чем-нибудь догадывался. В настоящее время мы разыскиваем магнитофонную запись голоса господина Фромана. Когда мы найдем кусок пленки (а он ведь часто выступал), мы дадим его прослушать сотруднику Братской помощи.
— Вы серьезно?
— Ну а как же! Просто надо выиграть время. Ришар жадно затягивается.
— Заметьте, — говорит он. — Все это мне абсолютно безразлично. Даже скорее забавно. На вашем месте я согласился бы с версией преступления.
— Э, тихонько! Ни звука, ни слова. Будем помалкивать. Это, кстати, в ваших интересах.
Он надевает плащ, кашне, слегка надвигает набок шляпу, протягивает палец к шахматной доске.
— Продолжайте играть. Белый конь, да… против черного слона.
— Из вас вышел бы хороший партнер, — замечает Ришар.
Не могло быть и речи о том, чтобы я присутствовал на бракосочетании. Я был тем, кого следовало прятать, — бывший ярмарочный паяц, калека, соперник и жертва в одном лице. На некоторое время следовало стушеваться, не подавать признаков жизни. Садовник приносил мне еду, словно заключенному. Шамбон навещал тайком, впопыхах, все более и более возбуждаясь.
— В конце концов, — кричал он, — сделайте что-нибудь, черт возьми! Вы ведь еще имеете на нее какое-то влияние. Запретите ей принимать предложение дяди. Это чудовищно! Вы-то прекрасно понимаете, что он ее покупает. Если бы я был на вашем месте…
— Ты бы его убил? — подсказывал я. Он смотрел на меня растерянно, однажды даже заплакал.
— Да, я люблю ее. Вы правы… Ничего не могу с собой поделать. Я словно не жил до сих пор. Вот вы, Ришар, вы когда-нибудь любили?
— Мне кажется, да.
— И вы уже не помните, что с вами было?
— Нет. Знаешь, все идиоты одинаковы.
— А теперь вы выздоровели.
— Я не выздоровел, я умер. Шамбон скривился.
— С вами невозможно серьезно разговаривать. Вы не хотите мне помочь?
— Все очень просто, малыш Марсель. Давай его укокошим. Нет, я не шучу.
Вот что значит играть по крупному. Надо дать рыбке попасться на крючок, а потом уж дергать леску. Шамбон ускользал. Мне оставалось ждать. Два или три дня спустя он сообщил, что у него с Фроманом была бурная сцена.
— Я категорически отказался присутствовать на церемонии. Сказал ему, что он выставляет себя на посмешище перед всем городом, а Иза по его милости выглядит интриганкой — ничего себе пара! В общем, наорал на него так, что он стал мне угрожать. «Если ты сию минуту не замолчишь, я дам тебе пощечину». Так и сказал. Но если бы он меня ударил, я бы избил его в ту же секунду, клянусь вам. Что он о себе возомнил?
— А что мать?
— В кои-то веки на моей стороне.
— Ты доволен?
— Когда выговоришься, легче на душе.
— Согласен! Но что это меняет? А? Ты бы признался Изе, что без ума от нее, — как знать, может, в последний момент она и отказала бы Фроману.
Молчание. Я нахожу эту минуту столь же упоительной, как и те лучшие мгновения, которые выпадали на мою долю. Шамбон бледен как смерть. Он взвешивает все «за» и «против» по привычке примерного бухгалтера. Наконец решается:
— Вы не могли бы поговорить с ней?
— Ты что, смеешься?
— Ничуть. Только начните. А потом… потом… думаю, я выпутался бы. Впрочем, нет. Все кончено. Вы правы. Я слишком долго медлил.
Он уходит, как и пришел, бормоча что-то себе под нос, в совершенной растерянности. Я тут же вызываю Изу, кратко пересказываю разговор, по крайней мере то, что ей положено знать.
— У него земля уходит из-под ног. Не удивляйся, если он выкинет какую-нибудь глупость.
— Например?
— Например… бросится к твоим ногам. Он из таких. Или будет умолять, чтобы ты не выходила за Фромана. Я не хотел бы теперь огласки. Рановато. Ты уверена, что можешь подогревать его страсть, не доводя дело до скандала?
— Трудновато, — говорит она. — Теперь, когда Шарль обеспечил наше будущее. Она смотрит на меня озабоченно.
— Послушай, Ришар. Ты хотел, чтобы я стала женой Шарля. Меня от этого воротит. Не настаивай, чтобы в довершение всего я подогревала желания несчастного Марселя. Это было бы слишком мерзко.
— Нет, не надо его возбуждать. Всего лишь выглядеть снисходительной. Не отталкивать, если угодно. Когда он попытается поцеловать тебя, мило пожури его. Дай понять, что он опоздал, что его место занято. Ясно?.. Жури, но любя. После свадьбы… Позднее… можно подготовить развод…
Она впервые чувствует, что я хитрю, притворяюсь, а потому встревожена. Я спешу добавить:
— Не забывай, Фроман уже дважды разводился. В третий — раз плюнуть. Как только он заметит, что ты не пылаешь страстью…
— Ришар!
— Прости. Я называю вещи своими именами. Но в конце концов прав я или нет? Племянника он пошлет ко всем чертям, а заодно и нас.
— Ты представляешь, какие сцены мне придется выносить?
— Я буду рядом.
— Поклянись, что отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
Я хладнокровно клянусь, зная, что лгу ей. Ласкаю кончиками пальцев ее щеку. Она пришла бы в ужас, если бы только заподозрила, что я затеваю.
— Ну, не бойся! Иди к нему, к этому проклятому Фроману. Не такое уж он чудовище. И все же, помимо моей воли, нетерпение и тревога…
Какая пытка! Бывало, я не только мог создавать событие, но и конструировать его в мельчайших деталях, доводить до состояния отлаженного механизма.