Пропавшее войско

Однако дело затянулось и давняя мечта Ксена вновь обрела силу. Теперь к нему являлись с докладом остальные военачальники, у него спрашивали мудрого совета, он находил решение проблем, обладая одновременно осмотрительностью и храбростью. Место казалось идеальным: полуостров уходил в море, и оборона города, построенного на нем, представлялась нетрудной задачей; порт оказался бы защищен и укрыт от опасных ветров, источник у основания перешейка обеспечивал запасы воды, а вокруг простирался плодородный край с жирным красноземом.

Распространился слух, что Ксен намеревается основать здесь колонию, и хотя Ксен всегда отрицал это, полагаю, он сам или кто-то из его единомышленников этот слух и пустил. К нам стали приходить местные вожди, чтобы разведать обстановку, вступить в переговоры, установить дружеские отношения. Это обстоятельство разозлило воинов, ставших подозрительными, боявшихся попасть в окружение и вынужденных оставаться на месте против своей воли.

Прибытие Клеандра всего с двумя военными кораблями разочаровало нас. Уж конечно, это не тот флот, который мог бы отвезти нас домой. Положение ухудшилось после драки между одним из людей Клеандра и нашим воином, последнего схватили и поволокли на корабль спартанского военачальника. Воин служил под началом у Агасия, тот узнал его, а также человека, захватившего одного из наших.

Он разъярился словно бык:

— Проклятый подлец и предатель! Откуда ты взялся, собачий сын? Как смеешь здесь появляться? Немедленно отпусти этого юношу!

Перед ним стоял Дексипп, человек, сбежавший на одном из кораблей, предоставленных жителями Трапезунда. Агасий в мгновение ока подскочил к изменнику, и тот едва избежал участи быть проткнутым мечом насквозь. Дексипп увернулся от удара и помчался к кораблям, но Агасий догнал его, повалил на землю и стал избивать кулаками и ногами. Без сомнений превратил бы того в кровавое месиво, если бы с судов не сошли спартанцы со своим командиром; последний остановил смертоубийство.

— Довольно!

Но в этот момент люди Агасия пришли на помощь своему полководцу с мечами в руках, спартанцы обнажили свои, и напряжение достигло очень высокой степени: могло случиться что угодно.

Ксен в тот момент находился рядом со мной; я заглянула ему в глаза, и мне без слов стало ясно, что он все отлично понял. Все сходилось: Дексипп, вор, предатель, — вероятно, он был им всегда, — и шпион, предупредил спартанцев Византия о нашем присутствии. Когда прибыл Софос со своими людьми, его уже поджидали, и вскоре он, вытерпевший испытания, невыносимые для любого другого смертного, единственный человек во всей армии, знакомый с мельчайшими подробностями грандиозной интриги, согласно которой армии надлежало победить или исчезнуть, — умер.

Другие полководцы вмешались в потасовку, и сам Ксен тоже. Противников разняли. Со следующего дня начались переговоры со спартанцами. Наконец решили, что армия снова двинется в путь по направлению к проливам.

В ту ночь я плакала. Мечта Ксена погибла навсегда, и армия выступала в последний поход.

К своему концу.

29

Я предполагала, что приключение «десяти тысяч», героев, сражавшихся и побеждавших всех и все, даже силы природы, закончится в ходе решающей схватки.

Мы снова собрались все вместе под командованием Ксена, а объединенную армию еще никто не мог сломить. Только когда небольшие группы решались на безрассудные вылазки, отряды несли потери. А такое больше не повторится. Сам Агасий-стимфалиец, при поддержке Ксантикла-ахейца, утвердил смертный приговор для любого, кто попытается снова отделиться от армии.

Может быть, нас окружат в открытом поле превосходящие силы врага и похоронят под тысячами стрел, может, орды варваров нахлынут, чтобы уничтожить во время ночной атаки, или же нас утопят в море, когда мы попытаемся его пересечь. Но ничего такого не произошло. Добравшись до Византия, армия, или то, что от нее осталось, покинула героический мир битв, высоких гор, незнакомых рек со стремительным течением, земель, принадлежащих диким племенам, чтобы вернуться в мир простых смертных.

Великая война между спартанцами и афинянами поглотила лучшие силы, забрав самых талантливых и храбрых. На их место пришли посредственности, мелкие интриганы со звучными титулами флотоводцев и правителей. Куда делись воины в красных плащах, сражавшиеся в Фермопильском ущелье против бесконечной армии Великого царя? От них даже воспоминания не осталось. Их потомки лишь плели интриги и тайком заключали соглашения с былым врагом, о которых никто не должен знать. Их интересовала только власть, только возможность управлять своим маленьким мирком. Идеал утратили.

Дальнейшие события столь путаны, неясны, бестолковы и противоречивы, что мне даже трудно восстановить их в памяти. Клеандр и его флотоводец Анаксибий вели грязную и подлую игру, давая обещания и не сдерживая, сбивая нас с толку и обманывая. Может, они считали, что проще добиться того, чтобы армия распалась и рассеялась, не оставив следов. У них даже не хватило храбрости сразиться с нами на поле боя. Шесть тысяч воинов, прошедшие тридцать тысяч стадиев, сметая любое сопротивление на своем пути, по-прежнему внушали уважение и трепет. Лучше не рисковать.

Нас оставили у ворот города без денег, без пропитания и велели ждать.

Но больше всего меня разочаровал Ксен, и мне до сих пор горько об этом думать.

Я его не узнавала. Он заявил мне, что все изменилось, армия теперь не представляет никакой угрозы, а следовательно, уже не подвергается смертельной опасности.

— Моя миссия выполнена, — сказал он мне однажды вечером, когда мы стояли лагерем у городских стен. — Я покидаю армию.

— Покидаешь армию? Но почему?

— Клеандр сказал, что, если армия не уйдет, правительство Спарты возложит вину за это на меня.

— И этого тебе достаточно для того, чтобы бросить людей, с которыми ты долгое время делил жизнь и смерть?

— У меня нет выбора. Я не могу один бороться с государством, повелевающим всей Грецией.

— Ты не один. У тебя есть армия.

— Ты не знаешь, что говоришь. Эта история закончится здесь. По крайней мере для меня.

Показалось, будто я умираю. Настал момент расплаты за мое решение, принятое из любви ночью у колодца в Бет-Каде. Сколько времени прошло с тех пор? Год? Десять лет? В тот момент мне казалось, что целая жизнь миновала. Но я не раскаивалась. Ведь «десять тысяч» научили меня тому, что любое препятствие можно преодолеть, любую битву — выиграть. Я научилась никогда не сдаваться.

— Куда ты пойдешь? И куда пойду я?

— Пока не знаю. Куда-нибудь, где говорят по-гречески, и ты отправишься со мной. Я накопил в этом походе большой опыт и стал бы хорошим советником по политическим или военным вопросам — может, в Италии или на Сицилии, где находятся богатейшие города; человека с моими знаниями там хорошо примут и щедро заплатят.

Я не знала, что отвечать, — слишком подавленной себя чувствовала. С одной стороны, его слова меня утешили: он меня не бросит, я увижу новые края, далекие и прекрасные города, вероятно, у нас будет дом и слуги. С другой стороны, покинуть армию на произвол судьбы казалось мне позорным намерением, и я от этого страдала.

— Они не одни, — повторил Ксен. — У них есть военачальники: Тимасий, Агасий, Ксантикл, Клеанор. Они справятся. Я сделал все, что мог, никто не смеет меня порицать. Сколько раз я рисковал жизнью? Скольким из них жизнь спас?

Он был прав, но для меня это ничего не меняло. Ксен меня не успокоил.

Мы жили в городе, в довольно большом доме, с кухней и спальней, все с тем же нашим слугой. Ксен часто встречался с высокопоставленными людьми, но мне ничего не рассказывал.

Однажды к нам пришел некий человек с непроизносимым именем, родом из Фив, и заявил, что хочет отвести армию в свои владения, что будет платить воинам жалованье и снабжать продовольствием. Фиванец намеревался взять парней к себе на службу, чтобы они грабили для него области, населенные местными племенами, но когда наниматель явился с телегой муки, чеснока и лука, его выгнали пинками под зад и кидали в него луковицы до тех пор, пока бедолага не скрылся с глаз. Чаша терпения переполнилась. Воинам все надоело. И они начинали приходить в ярость.