Страница 77 из 83
Меч Софоса раскалили докрасна на костре и перегнули пополам, как требовал обычай; кости и пепел собрали в урну, а потом десять раз прокричали имя полководца, чтобы его навсегда сохранило эхо.
Воины, один за другим, начали расходиться, каждый возвращался в свою палатку. На лагерь опустилась тьма. Мы тоже двинулись обратно, медленно, шагом, по пустынному берегу.
— Что теперь будем делать? — спросила я, чтобы прервать невыносимую тишину.
— Не знаю, — ответил Ксен. И больше ничего не добавил.
Он не забыл о товарищах, брошенных непогребенными в месте, где разворачивалась битва за холм. Просто не мог оставить их на съедение диким зверям и на произвол непогоде. На следующее утро в сопровождении многочисленного отряда Ксен отправился туда, чтобы справить обряд погребения.
Это оказалось мучительным делом: тела, пролежавшие более пяти дней, уже начали разлагаться, кроме того, дикие звери успели хорошенько поработать над ними. Многих невозможно было узнать. Ксен взял с собой самых закаленных в бою воинов, ибо они лете переносили столь жуткое зрелище. Каждому погибшему устроили короткий похоронный обряд — насколько позволяла ситуация, — но без слез не обошлось. Видеть в таком состоянии товарищей, с которыми прошли через многое, делили всевозможные опасности, прикрывая друг друга со спины, было настоящей пыткой.
В окрестностях холма открылась еще более ужасающая картина. Тела павших воинов, сведенные посмертной судорогой, лежали там одно на другом. Как ни странно, местные тоже не забрали своих покойников — быть может потому, что боялись нашей армии, гораздо более многочисленной, по их представлениям, чем то, что от нее на самом деле осталось.
Погребение заняло целый день, но под конец многих все же недосчитались. В честь погибших сложили символический курган из камней, куда поместили венки из дубовых и сосновых ветвей. Потом каждый из присутствующих попрощался с товарищами так, как подсказывало ему чувство: произнес фразу, пожелание, вспомнил что-то, — в надежде, что все это мертвые услышат в мрачных чертогах Аида. Затем воины вернулись в лагерь, молча, с тяжелым сердцем.
В последующие дни положение армии стало почти невыносимым и во многих отношениях нелепым. С течением времени религиозные чувства Ксена делались все сильнее и овладевали его душой. Армия хотела двигаться дальше, а новый главнокомандующий велел жрецу каждый день приносить жертву богам, а потом изучать внутренности мертвого животного, чтобы изречь на их основании пророчество. Всякий раз оно оказывалось неблагоприятным. Дни шли, ничего не происходило. Кое-кто стал поговаривать, что прорицатель слишком сочувствует идее основания колонии и старается удержать армию на месте, чтобы затея удалась. Ксен, возмущенный подобными обвинениями, предложил воинам самим выбрать прорицателя, чтобы он тоже участвовал в гадании по внутренностям. Исход по-прежнему оставался отрицательным, а провиант начинал иссякать.
Наконец помощник Софоса, Неон — быть может для того, чтобы показать, что он стоит не меньше, чем его покойный командир, — повел свой отряд в глубь страны на грабеж, не посоветовавшись с остальными.
Предприятие закончилось катастрофой. Людей Неона атаковали войска персидского правителя области, нанеся им тяжелые потери. Кое-кто из уцелевших вернулся в лагерь, чтобы сообщить о своем поражении, и Ксен бросился на помощь выжившим в том злосчастном начинании. Вернулись вместе уже в сумерках, подавленные, павшие духом. Казалось, судьба их теперь предрешена: войско будет продолжать терять людей, пока армия не погибнет целиком.
Прежде чем мы успели приготовить ужин, на нас напали снова. Возвращенцы немедленно пошли в контратаку, но понесли тем не менее новые потери. Военачальники выставили двойную цепь часовых на ночь.
Ксен был в отчаянии.
— Это конец, верно? — спросила я его.
Он не ответил.
— Кто на нас напал?
— Войска персидского правителя.
— Значит, спасения нет. Не нужно большe ничего объяснять: я поняла. Персы и спартанцы по разным причинам стремятся к одному и тому же: уничтожить вас.
Ксен даже не стал отрицать:
— Поэтому я и хотел оставить людей вдали от родины. Основав колонию, я спас бы их. Но парни желают вернуться домой.
— А сделав это, попадут в ловушку.
— Последнее слово еще не сказано.
— Быть может, есть выход?
— Я верю в богов и в копья своих людей.
— В богов? Своими ответами они заставили тебя торчать в этом месте до тех пор, пока не начался голод, и злосчастная вылазка стала его результатом. Сколько человек потерял Неон?
— Если бы мы двинулись в путь, несмотря на предсказания, неприятности могли быть более серьезными. До сих пор боги всегда помогали нам. Никто бы и обола [4] не дал за то, что мы доберемся сюда. Дом в шаге отсюда.
— Но ты не хочешь возвращаться домой. Хочешь остаться здесь и основать колонию.
— Это не так. В любом случае у тебя нет права вмешиваться в мои планы.
— Ну хорошо. Надеюсь, твои боги помогут тебе.
Сказала это с полнейшим неверием в голосе и тут же раскаялась: разве не боги спасли меня, когда я оказалась совершенно одна и потерялась во время снежной бури? Мне первой полагалось верить в них. Но постоянно растущее количество погибших и раненых меня тревожило. Я боялась, что мы зашли в тупик. Почти ежедневные потери ослабляли армию, и моральный дух падал, а ей предстояло решающее испытание: победить или погибнуть.
Ксен по-прежнему продолжал заниматься своими людьми — не только живыми, но и мертвыми. На следующий день он снарядил новую экспедицию, чтобы похоронить тела погибших.
На сей раз взял с собой молодых вой нов, чтобы наилучшим образом подстраховаться на случай возможного нападения, однако для них это стало тяжелым заданием. Дорога, по которой шли, была усеяна трупами, но только добравшись до деревень, воины осознали весь размер бедствия: тела лежали сотнями, так что пришлось выкопать для них общую могилу.
Оказалось, что это еще не самое худшее. Войска персидского правителя, все время пристально наблюдавшие за погребальным отрядом, внезапно появились на гребне холма и закрыли путь обратно. Пришлось сражаться с врагом, находясь в невыгодной позиции и уступая ему численно. Тимасий-дарданец возглавил конницу, а Ксен командовал всем отрядом в целом.
Меня там не было, о произошедшем я узнала из рассказов воинов и самого Ксена, а остальное, вероятно, дорисовало воображение, но там случилось чудо.
Быть может, сыграл роль вид убитых и брошенных на съедение собакам товарищей и сознание того, что сами они оказались в отчаянном положении. Может, Ксен разработал удачный план схватки или же боги помогли ему после многочисленных животных, зарезанных в их честь, но армией как будто двигала какая-то сверхъестественная сила.
Ксен закричал:
— Это они! Они убили ваших товарищей, а теперь хотят расправиться и с вами. Покажите им, на что вы способны, они ваши, вперед, ребята!
Воины бросились вверх по склону холма, укрываясь щитами, испуская боевой клич, которого устрашилось левое крыло персидской армии у ворот Вавилона. Устраняя сопротивление, они врезались в строй врага, словно меч в живую плоть, накинулись на персов подобно разъяренным быкам, плечом к плечу, щитом к щиту, и рубили всех, кто пытался противостоять.
Когда Тимасий пустил в дело всадников, в рядах неприятеля уже не осталось никакой стройности: каждый думал лишь о том, чтобы спастись бегством, и персов убивали сотнями.
Я видела, как возвращались наши воины: в поту, в грязи и в крови, строевым шагом, под звук флейт, и глаза их горели в прорезях шлемов.
Они пели. И звук песни дрожал и гремел, усиленный позвякиванием бронзы.
Опасность новых атак заставила полководцев окопаться на полуострове, перегородив перешеек рвом и валом. Поговаривали, что правитель Византия, спартанец, вскоре лично явится, чтобы вывести греков из затруднительного положения, а посему решили пока оставаться в Кальпе и ждать.
4
Греческая мелкая серебряная монета. — Примеч. ред.