Страница 121 из 133
Как же неловко и неуютно чувствовала себя Блондинка Актриса на тридцать шестом году своей жизни, в расцвете славы и красоты под взглядами этих мужчин, взиравших на нее без всякого вожделения. О, но за что, почему? Я ведь могла бы полюбить и вас.
Дик Трейси, отводя глаза и с оттенком мрачного удовлетворения в голосе сказал Блондинке Актрисе, что на сегодня планы Президента неожиданно изменились, а следовательно, изменятся и ее планы. Возникла ситуация, требующая его безотлагательного возвращения в Белый дом, и он вылетает туда сегодня же, вечером. Таким образом, их сегодняшняя встреча в Нью-Йорке будет урезана во времени.
— Ваш обратный билет на самолет, мэм, — сказал он, протягивая ей конверт. — На ночной рейс в Лос-Анджелес. От гостиницы до Ла-Гуардиа можете взять такси, мэм.
В ушах стоял шум, но Блондинка Актриса вдруг с невероятной ясностью поняла: Мой возлюбленный не частное лицо. Он человек государственный, историческая фигура.Возможно, эта мысль служила самоутешением.
И она пробормотала в ответ только:
— О, понимаю. — Но скрыть обиду и удивление не удавалось. И разочарование — тоже. Ведь сама она была всего лишь простым человеком. Однако ей не хотелось доставлять Дику Трейси такого удовольствия — спрашивать, из-за чего возникла такая срочность, и услышать в ответ, что информация эта секретная.
Лимузин свернул на боковую улицу. Теперь они ехали к Центральному парку. И она услышала свой собственный детский голосок, робко вопрошающий:
— Н-наверное, вы не имеете права говорить мне, что случилось? Из-за чего такая срочность? Надеюсь, что это не ядерная в-война? И не какие-то очередные к-козни Советов?
И в ответ, словно по подсказке, Дик Трейси ответил спокойно и без всякого злорадства:
— Извините, мисс Монро. Но это секретная информация.
Еще одно разочарование: лимузин притормозил не перед шикарным отелем на Пятой авеню, но в конце узкой аллеи, у заднего входа в какое-то массивное и высокое здание. Блондинке Актрисе протянули дождевик — накинуть поверх костюма — дешевую черную накидку из пластика и с капюшоном, под которым можно было спрятать не только волосы, но и шляпку-колокольчик. Она была в ярости, но сдержалась, старалась не показывать. И вообще все это стало походить на уже знакомую сцену из фильма, из умеренно смешной комедии ситуаций, где каждая сценка занимает не больше нескольких минут.
О, она была бы просто счастлива убежать от этих холодных мужчин, броситься в объятия любимого! Но тут Джиггз имел наглость протянуть ей бумажную салфетку и попросить стереть этот «красный жир» с губ. И она возмутилась и отказалась.
— Вы снова можете намазать им губы, но уже там, внутри, мэм. Мажьтесь себе сколько душе угодно.
— Не буду, — ответила она. — И позвольте выйти из этой машины. — Она уже вынула из сумочки очки с очень темными стеклами, за которыми можно было спрятать пол-лица.
Джиггз и Дик Трейси буркнули что-то в знак согласия и, видно, решив, что она вполне в состоянии пройти пешком футов двадцать, отперли дверцы лимузина, вышли и сопроводили Блондинку Актрису в дурацком дождевике с капюшоном до заднего входа. А затем провели через полуподвальное помещение, где ревели вентиляторы, нагнетая горячие запахи кухни; после чего быстро втолкнули в грузовой лифт, который долго и со скрипом поднимался на шестнадцатый этаж, где располагался пентхаус. Там двери отворились, и ее быстро вывели из лифта, чуть ли не вытолкали — «Мисс Монро, мэм!» «Здесь осторожнее, ступенька». На что она заметила:
— Спасибо, я вполне в состоянии идти сама. Я ведь не калека какая-нибудь, — хотя и спотыкалась немного в неудобных туфлях на высоченных каблуках. Туфли были итальянские, самые дорогие из всех, которые у нее когда-либо были, с V-образным вырезом на острых носках.
Агенты спецслужб постучали в дверь президентского номера. Блондинку Актрису охватило беспокойство. Я что, кусок мяса, чтобы меня вот так доставлять? И вообще что все это означает? Доставка прямо в номер?
Она скинула дождевик и протянула его сопровождающим, комедийная сцена была закончена. Дверь отворил еще один агент с замороженным лицом, он приветствовал Блондинку Актрису еле заметным кивком и одним коротеньким словом: «Мэм!» С этого момента сцена начала развиваться зигзагообразно и какими-то рывками, словно кинокамеру трясли или дергали. Блондинке Актрисе разрешили воспользоваться ванной: «Не желаете ли освежиться, мисс Монро?»
И вот она оказалась в блистающем мрамором и позолотой кубическом помещении и прежде всего проверила макияж. Он оказался в полном порядке. Потом — глаза. Большие, честные, немного удивленные кристально-голубые глаза, белки еще немного мутноватые от мириадов крохотных полопавшихся сосудиков. А что касалось еле заметных белых морщинок в уголках глаз и под ними — что ж, она надеялась, возлюбленный просто не заметит их в приглушенном освещении спальни.
29 мая 1962 года Президенту исполнится сорок пять; Блондинке Актрисе стукнет тридцать шесть 1 июня 1962. Да, она, конечно, немного для него старовата, но, может, он до сих пор так и не знает, сколько ей?.. Ибо Мэрилин выглядела действительно прекрасно! На все сто! Надушенная и напомаженная, и все тело выбрито, и волосы на голове и лобке только что обесцвечены, и вся намазана кремом, от которого, казалось, до сих пор немного жжет чувствительную кожу. Так что она выглядит на все сто, платиновая куколка-блондинка Мэрилин, тайная любовница самого Президента. (Несмотря на то что в самолете ей стало дурно. И ее рвало в тесном туалете, и это при том, что на протяжении целых двадцати четырех часов она ничего не ела, просто не могла, от волнения, наверное. А потом пришлось трясущейся рукой поправлять урон, нанесенный макияжу, вглядываясь в мутноватое, плохо освещенное зеркальце.) Да, и еще следовало признать, что сейчас ей «немного грустно», поскольку ей только что в самой грубой форме дали понять, что свидание урезано во времени. А ведь они с Президентом должны были провести вместе всю ночь и часть дня.
Блондинка Актриса проглотила таблетку мильтауна — успокоить нервы. Затем — бензедрина — для поднятия настроения и бодрости духа. Воспользовалась туалетом, подмылась между ног (в Палм-Спрингз страстный Президент целовал ее и туда). О, нет, она сделает вид, что просто не заметила в мусорном бачке рядом с унитазом смятые клочки сырой туалетной бумаги и салфетки, запятнанные шикарной губной помадой цвета сливы. Нет! Будем считать, она просто этого не заметила.
— Пожалуйста, сюда, мэм. — Еще один агент секретной службы, которого она не видела прежде, с выступающими, как у Багз Банни, зубами и дергающейся, как у того же персонажа из мультфильма, походкой, провел ее по длинному коридору. — Прошу сюда, мэм.
И вот затаившая дыхание Блондинка Актриса оказалась в просторной, но слабо освещенной спальне. Она вошла туда, как выходят на сцену, где царит полумрак и чьи огромные размеры трудно определить, поскольку они теряются во тьме. Комната была большой, как ее гостиная в Брентвуде. И обставлена, как показалось ее неискушенному глазу, настоящим антиквариатом. Французским антиквариатом. Ну, если не французским, так каким-то другим, но антиквариатом, это точно. Что за роскошь! Как романтично!
Под ногами толстый восточный ковер. Несколько узких и высоких окон плотно прикрывают тяжелые парчовые шторы, не пропускают в комнату холодные, но пронзительно яркие лучи апрельского манхэтгенского солнца, так же, как шторы у нее в спальне всегда защищают от жарких лучей калифорнийского солнца. В комнате царил смешанный запах табачного дыма, пригорелых тостов, несвежего постельного белья и разгоряченных тел. На огромной кровати под балдахином раскинулся Президент. Лежал совершенно голый, поставив на грудь телефон, и быстро и четко что-то говорил в трубку. Среди смятых простыней и разбросанных подушек лежал он, ее Принц, и лицо его, мрачное и раскрасневшееся, показалось ей таким прекрасным! Как только может Первая Леди быть с нимхолодна?