Блондинка. Том II

Разве мог муж ревновать ее к этому пропащему типу, гомосексуалисту к тому же? О, нет, ему просто не позволяла гордость. Тем не менее она заметила в глазах его обиду и дотронулась до его руки — то было первое прикосновение за много-много дней. И внезапно превратилась в Рослин, свою белокурую героиню, исцелительницу.

— Эй, ты что? Перестань! Я вовсе не уверена, что Монти родился под тем же самым знаком. Просто хотела сказать, в нас есть что-то родственное. Ну, как в близнецах. Ведь попадаются же иногда люди, в точности похожие на тебя. Двойняшки. Так вот, Монтгомери Клифт — мой двойняшка.

Муж начал бояться этого Клифта — для него он представлял куда более страшную загадку, чем собственная жена, чьи суицидальные наклонности (он был просто уверен в этом), объяснялись одним: потерей ребенка. Тот ужасный день в Мэне навеки поломал их жизнь. Стал источником постоянных и самых горьких переживаний для этой женщины.

Ведь что в конечном счете есть женщина, как не ее матка?

А если нет матки, какая же это женщина?

С того для в Мэне их отношения претерпевали постоянные изменения. Сначала вроде бы все немного наладилось. Потом, уже в Неваде, она вдруг перестала пускать его к себе в постель. Но он знал: она по-прежнему отчаянно хочет ребенка, возможно, даже больше, чем раньше, а со здоровьем становилось все хуже. Как и предсказывал врач, она начала страдать от частых болей в мочеточнике, небольшие кровотечения, сопровождающие их, приводили ее в ужас. Менструации были, как всегда, очень болезненны и нерегулярны.

Нет, конечно, он не стал пересказывать ей всех слов того доктора. Умолчал о «поврежденной» матке, о «жестоких и неудачных» абортах.

То был его секрет, секрет мужа. То, что полагалось знать только ему, а не ей.

Если нет матки, какая же это женщина?

«Неприкаянные», подобно большинству фильмов, тоже имели счастливый конец. И вот в конце этого фильма Рослин и ее возлюбленный, ковбой Гэй Ленгленд, говорили о том, что неплохо бы завести детишек (несмотря на огромную разницу в возрасте актеров!). Освободив мустангов и выполнив тем самым свой долг, они едут «домой». И путь им указывает «северная звезда».

Если я не смогу дать тебе ребенка в жизни, Норма, я дам тебе ребенка в этих твоих снах.

Разве имело значение, что Блондинка Актриса смотрела на него, мастера слова, с презрительной насмешкой? В повседневной жизни Рослин была сама жизнь, сама чувственность. Даже тех, кто не слишком жаловал Блондинку Актрису, соблазняла Рослин. Все единодушно признавали, что роль Рослин стала самой тонкой, самой сложной и умной, самой блестящей из всех ролей, исполненных Мэрилин Монро в кино. Этот факт были вынуждены признать даже в самом разгаре съемок, когда все пребывали в постоянном нервном ожидании, что Монро вот-вот сорвет работу. Рослин была подобна прекрасной вазе, которую разбили на мелкие кусочки, но затем терпеливо, умело и методично стали собирать, фрагмент за фрагментом, осколок за осколком, с помощью разных ухищрений, пинцета и клея. И вот вы видели уже восстановленную вазу и забывали о том, что она только что валялась на полу разбитой. Забывали о поистине маниакальных стараниях, потребовавшихся для ее восстановления. Иллюзия целостности, иллюзия красоты. А в результате… обман зрения?

Я ее теряю. Я должен ее спасти.Отверженный муж не желал признаваться даже самому себе, что практически уже махнул рукой на свою карьеру писателя. То есть на свое «я». На свою жизнь в Нью-Йорке в окружении театральных друзей, которых он уважал в отличие от киношников. В X. он признавал истинного гения своего дела. Но вот только дела у них были разные, ибо дело жизни Драматурга требовало уединения, внутренней сосредоточенности, работы воображения, причем ни в коем случае не агрессивного. Здесь же, на западе, он превратился не только в слугу Блондинки Актрисы, которая пользовалась его услугами с беззастенчивой и ненасытной жадностью постоянно голодного человека, но и ходил в прислугах у Студии. Он был у них на побегушках, он должен был всегда находиться «под рукой».

Он говорил себе, что это только временно. Он говорил себе, что фильм «Неприкаянные» непременно будет шедевром и все его страдания и унижения таким образом окупятся. То будет актом мужней любви, которая и спасет их брак. Но душа его находилась совсем в другом месте — по-прежнему обитала на востоке. Он скучал по своей маленькой забитой книгами квартирке на 72-й улице, тосковал по ежедневным прогулкам по Центральному парку, даже по скандальному Максу Перлману тоже скучал. Он скучал по самому себе, только молодому! И ему казалось странным, что все пьесы, написанные им так давно, до сих пор еще идут в театрах. К их постановкам он теперь не имел никакого отношения, да и времени у него сейчас на это не было, даже если бы его пригласили. Он стал классиком еще при жизни — тревожный знак. А Мэрилин Монро, идол миллионов зрителей и в то же время обыкновенная слабая женщина, блевала тем временем в туалете, и дверь туда была открыта, и он, ее отчаявшийся, отвергнутый муж, вынужден был слышать все это, но не смел задавать вопросов.

— Никто не смеет шпионитьза мной, ясно тебе, мистер?

А в другой раз он нашел ее в ванной. Она лежала в горячей воде и брила ноги. И то ли руки у нее тряслись, то ли зрение подвело, но ее мертвенно-белая кожа на красивых стройных ногах была вся в мелких порезах и из них сочилась кровь. Заметив, как он встревожен, взглянув на его лицо, она едва не разрыдалась от злости:

— А ну, пошел отсюда! Кто тебя звал? Убирайся к чертовой матери! Что, я так безобразна, да? Так отвратительна? Все евреи мужчины презирают женщин. Но это твоя проблема, мистер, не моя.

Он ушел. Она продолжала орать ему вслед. Он закрыл дверь. Возможно, в его лице она заметила нечто большее, чем просто мужнюю заботу.

С тех пор он наблюдал за ней исподтишка, без каких-либо комментариев. Ему хотелось сказать ей: Я вовсе не пытаюсь тебя осуждать. Просто хочу спасти тебя, вот и все.Он постоянно откладывал работу над новой пьесой. Все, что осталось от долгих лет творчества, сводилось к каким-то разрозненным отрывкам, наброскам. Сцена начиналась и заканчивалась на одном-единственном листке бумаги. Он забросил свою «Девушку с льняными волосами». Он больше не верил в наивный образ Магды, «девушки из народа». Не зря Блондинка Актриса столь проницательно угадала в ней существо куда более агрессивное, чем ему казалось. Но такой злобной и сильной Магды он просто не мог себе представить. И представить себя юным трепетным Исааком тоже не удавалось. И сны о «возвращении назад» перестали ему сниться.

Ведь «возвращение назад» служило сильной эмоциональной встряской. И одновременно — источником вдохновения; но со времени женитьбы на Блондинке Актрисе от его прежней жизни мало что осталось. Теперь Рэвей, Нью-Джерси казались ему более далекими, нежели туманный и загадочный Лондон, куда они ездили на съемки «Принца и хористки». Именно тогда он принял решение бросить все, даже попытки писать, чтобы лучше заботиться о своей жене, пребывающей на грани полного распада. (Он нисколько не завидовал оглушительному успеху Монро в этом фальшивом насквозь фильме. Критики ее просто обожали. Она даже получила премию Итальянской киноакадемии! Ему же никто и доброго слова не сказал, не говоря уже о призе.) И однако он почему-то не мог писать ни о ней, ни об их браке. Даже втайне от нее. Я никогда не стану выставлять ее напоказ. Разоблачать. Предавать. Нет и нет!

Причина была проста: он все еще любил ее. Ждал, когда ее можно будет любить снова.

Даже если она публично его отвергнет. Даже если подаст на развод.

Итак, он наблюдал за ней исподтишка, никак не комментируя и не осуждая ее. Она обманывает саму себя. Никакая она не Рослин. Она борется за свою жизнь, пытается «вырвать» этот фильм из рук актеров-мужчин. У своих соперников.Блондинка Актриса рассматривала себя как жертву, как жертву ее склонен был рассматривать и весь остальной мир. Но в самой потаенной глубине души она была безжалостной и жестокой хищницей. Он видел, как она читает «Происхождение видов» Дарвина — с таким сосредоточенным упоением, что можно было подумать, там расписана вся ее судьба. Мэрилин Монро читает Дарвина, нет, вы только подумайте! Да никто бы никогда не поверил! Теперь же она принялась за «Мысли» Паскаля. Паскаль!.. (Да где она вообще раздобыла эту книгу? Он с удивлением заметил, как она извлекла ее из хаоса вещей в чемодане и стала перелистывать прямо там, где стояла, хмурясь и шевеля губами.)