Скрижаль последнего дня

— Нет-нет, — закачал головой Декстер, — это просто описание, откуда взялась дощечка. Тут написано по-арабски, но я сделал приблизительный перевод.

Хокстон бросил карточку на стол и, взяв у Декстера сложенный лист бумаги, развернул и принялся читать текст на английском.

— Насколько перевод точный? — спросил он.

— Ну, я не могу ручаться — все же мой арабский оставляет желать лучшего. Но, думаю, это достаточно близко к оригиналу.

Хокстон молча уставился в текст.

— Не очень-то это нам поможет, а? — проронил он. — Похоже на описание экспоната в музее.

Декстер согласно кивнул.

— По словам Забари, дощечка была выставлена на обозрение в витрине в одной из гостиных того дома. И в этой же витрине находилась карточка.

Хокстон прочитал вслух первые строчки.

«Старинная глиняная дощечка, обнаруженная на территории Израиля в развалинах Пиратона (греческий Фаратон), на месте которого сейчас находится арабская деревушка Фарата. Надпись на дощечке сделана на арамейском языке, но текст крайне непонятен и значение его до сих пор неясно. Возможно, это только часть надписи».

— Ну и где находился этот Пиратон или Фаратон?

— Я навел справки. Это был небольшой город в местности, которая тогда называлась Самария, недалеко от горы Герицим, примерно в двадцати милях к северу от Иерусалима. Он никогда не играл значительной роли, а сейчас от первоначального поселения практически ничего не сохранилось.

— И как случилось, что дощечка оказалась там?

— А мы не знаем этого наверняка, — ответил Декстер. — Возможно, то, что написано на карточке, просто версия, предназначенная для публики. В конце концов, согласись, было бы странно открыто заявлять, что она украдена из музея. Не забывай, что твояглиняная дощечка некогда была собственностью музея в Каире, но я готов биться об заклад: ты не сообщаешь такие подробности, когда демонстрируешь эту безделушку своим гостям.

— Не думай, что ты самый умный.

Декстер кивнул на лист бумаги, который Хокстон продолжал держать в руке.

— У тебя уже есть одна дощечка, а теперь появилось несколько нечетких снимков другой. Что ты будешь делать дальше?

— Я — ничего, — заявил Хокстон. — Но мы должны будем приложить все усилия, чтобы найти пропавшую реликвию.

— Но, Чарли, у тебя только одна дощечка, а мы уже выяснили, что всего их должно быть четыре. Как, черт возьми, ты рассчитываешь найти что-то, если не хватает большей части текста?

— По моему поручению Бэверсток просматривает базы данных всех музеев, к которым может получить доступ. Он ищет другие дощечки — неважно, как давно и где они были обнаружены. Я думаю, если ему удастся раздобыть приличное изображение еще одной дощечки, этого (ну и плюс частичный перевод текста с той, что всплыла в Рабате) будет достаточно, чтобы разгадать секрет надписи. Сможет он или нет, но мы в любом случае отправимся на Ближний Восток. Лучшего изображения этой дощечки, чем на твоей карточке, я еще не видел, так что Бэверстоку должно быть под силу расшифровать, по крайней мере, половину текста. Возможно, другого такого шанса нам не подвернется.

— Но ты же не хочешь, чтобы я тоже поехал?

— Конечно, хочу. Ты, Декстер, едешь, потому что мне понадобятся твои связи, Бэверсток — потому как нам пригодятся его познания в языке. Если, конечно, ты не добавил к прочим своим достоинствам знание имперского арамейского.

Декстер сперва нахмурился, но через пару секунд лицо его просветлело. Он сообразил, что в сложившихся обстоятельствах будет вовсе не худо свалить на недельку-другую из Англии. Если тот высокий послал своих людей, чтобы выследить его, они, вероятно, станут искать в Марокко и Великобритании, но даже и не подумают об Израиле. Или куда там еще собрался Хокстон?

Декстер горестно вздохнул и откинулся на спинку стула. В любом случае похоже было, что выбора у него все равно нет.

— Нет, Чарли, я как не читал по-арамейски, так и не читаю. Так когда мы отправляемся?

36

— Знаешь, — сказал Бронсон, когда они с Анджелой не спеша брели по улице к своему отелю и наслаждались прохладным вечерним воздухом, — мы как-то упустили из виду одно интересное обстоятельство, а именно: с какой вообще целью были изготовлены эти дощечки? То есть что конкретно спрятали люди, их сделавшие? Что представляет собой их сокровище?

Когда они отобедали, Анджела начала настаивать, что ей, прежде чем возвращаться в номер, категорически необходимо прогуляться, размять ноги. Бронсону она заявила, что, если он все еще опасается преследовавших его давеча вооруженных бандитов, она спокойно может пойти подышать воздухом и одна — в конце концов, никто ведь и знать не знает, что она находится в Марокко. Бронсону эта идея не пришлась по душе, однако он согласился на прогулку. Просто он знал: если с Анджелой что-нибудь случится, он себе этого никогда не простит.

— Сокровище это или что другое, но оно, должно быть, представляло для них большую ценность, раз они прибегли к таким ухищрениям. На глиняных дощечках они зашифровали некое послание, а потом, по-видимому, спрятали их в разных местах — то есть найти сокровище можно только в том случае, если собрать вместе все четыре дощечки. И в том, что нам уже удалось раскопать, содержатся ключи к разгадке тайны. Мне кажется, что некоторые из слов, которые нам удалось разобрать, имеют исключительно важный смысл.

— Ну-ка, ну-ка, я попробую угадать. Это слова «свиток», «дощечки», «храма», «серебра» и «Иерусалиме». Верно?

Анджела кивнула:

— Абсолютно. Любой древний свиток представляет огромный интерес для историков и археологов; ну а если он был спрятан еще два тысячелетия назад, сей факт наводит на мысль, что уже в то время ему придавали особенное значение. А если предположить, что в надписи идет речь о «свитке из серебра», это предполагает очень интересный вариант… — Анджела вынуждена была замолчать на полуслове, поскольку Бронсон крепко сжал ее руку, и они резко остановились.

— В чем дело? — недовольно спросила Анджела.

— Не нравится мне… — начал Бронсон и посмотрел сначала вперед, потом в ту сторону, откуда они шли.

Ярдах в двадцати впереди у края тротуара притормозил белый фургон. Мотор тихо урчал на холостом ходу. Позади, пока приблизительно в пятидесяти ярдах, но с каждой секундой приближаясь, медленно двигался, держась возле самого тротуара, черный седан «Мерседес». И наконец, впереди «Мерседеса» (намного впереди) к Бронсону и Анджеле быстрыми шагами направлялись несколько человек в развевающихся джеллабах.

Все это, конечно, могло оказаться простым совпадением, цепочкой не связанных между собой и совершенно безобидных событий, но для натренированного глаза Бронсона происходящее было очень похоже на организованную засаду. Всего лишь секунда понадобилась ему на то, чтобы прикинуть варианты, а затем он начал действовать.

— Беги! — шепнул он Анджеле. — Беги. Уноси отсюда ноги. — И сделал движение рукой в сторону боковой улочки. — Вон туда, и не жалей сил.

Анджела оглянулась и только сейчас увидела приближающихся людей. Не раздумывая, она кинулась удирать.

Бронсон повернулся на сто восемьдесят градусов, лицом к неизвестным, но при этом продолжал двигаться спиной вперед в прежнем направлении, чтобы контролировать ситуацию и дать Анджеле возможность скрыться. Он посмотрел через плечо: Анджела уже добралась до угла и бросилась бежать по боковой улочке. Только он повернулся, чтобы припустить следом, как в ту же секунду мужчины в джеллабах бросились за ним и уже через несколько мгновений настигли Бронсона.

Вот кто-то попытался его остановить и схватил за плечо. Бронсон хотел на бегу развернуться, чтобы встретиться с нападающими лицом к лицу, но тут же его дважды сильно ударили сзади по голове. Он потерял равновесие и полетел вперед, безвольной куклой приземлившись на усеянный выбоинами тротуар.

Последнее, что он услышал, перед тем как сознание покинуло его, был далекий крик Анджелы: «Крис!»