Последний тамплиер

Венс остался непоколебим.

— По большому счету, мне кажется, мир стал бы лучше. Вы так не думаете?

— Очень сомневаюсь, — огрызнулся Рейли. — Впрочем, не думаю, чтобы человек, так мало ценящий человеческую жизнь, мог это понять.

— Ох, избавьте меня от праведного негодования. Не пора ли повзрослеть? Это же смехотворно! — не отступал Венс. — Мы и теперь, в двадцать первом веке, живем в царстве вымысла. Мы не далеко ушли от несчастных ублюдков из Трои. Все человечество предается иллюзиям. Христианство, иудаизм, ислам… Люди готовы драться насмерть, защищая каждое слово в книгах, которые они почитают за священные, а на чем основаны эти книги? На легендах и мифах тысячелетней давности? Авраам, если верить Ветхому Завету, зачал дитя в нежном возрасте ста лет, а всего прожил сто семьдесят пять! Какой смысл вы видите в том, что жизнью людей и теперь правит собрание нелепых баек?

— Опросы неизменно свидетельствуют, что большинство современных христиан, мусульман и иудеев даже не подозревают, что все три религии ведут род от Авраама, общего для всех патриарха и основателя монотеизма, — объяснял профессор. — Забавно, что, согласно Книге Бытия, Бог послал Авраама на землю, дабы уничтожить разделение народов. Имелось в виду, что вопреки различию языков и обычаев весь род человеческий должен стать единой семьей перед единым Богом и Создателем мира. Случилось так, что эту высокую мысль извратили, — насмешливо продолжал Венс, — сделав похожей на неудачный эпизод из «Далласа». Жена Авраама, Сара, была бесплодна, и потому он взял вторую жену, арабскую служанку Агарь, и та родила ему сына Исмаила. Тринадцать лет спустя Сара тоже сумела родить сына, названного Исааком. После смерти Авраама Сара изгнала Агарь с Исмаилом, и семитская раса раскололась на арабов и евреев.

Венс покачал головой, беззвучно смеясь.

— Штука в том, что все три религии проповедуют веру в единого Бога, Бога Авраама. Все пошло вкривь и вкось, когда люди стали ссориться из-за того, чье учение вернее передает завет Бога. Евреи ведут свою веру от заповедей пророка Моисея и числят его род от Исаака и Авраама. Несколькими столетиями позже Иисус — иудейский пророк — выдвинул новое учение, собственную версию религии Авраама. Еще несколько столетий — и другой человек, Магомет, объявил истинным посланцем Господа себя, а не первых двух шарлатанов, и посулил возврат к первым заветам Авраама — на сей раз, обратите внимание, через Исмаила. Так родился ислам. Неудивительно, что лидеры христианства видели в исламе христианскую ересь, а не новую, самостоятельную религию. А после смерти Магомета и сам ислам раскололся на два течения: шиитов и суннитов, оспаривавших друг у друга звание его верных последователей. И так оно продолжается, и конца тому не видно. Нет ничего страшней человеческой глупости.

— И вот христиане смотрят сверху вниз на евреев, — объявил он, — видя в них последователей раннего, неполного выражения Божьей воли, а мусульмане по тому же праву пренебрегают христианами, хотя они тоже почитают Иисуса, но только как предвестника посланца Божьего, а не как Его Сына. Это почти трогательно. Известно ли вам, что правоверный мусульманин семнадцать раз в день благословляет Авраама? А хадж — паломничество в Мекку — святой долг каждого мусульманина? Миллионы людей одолевают удушающий зной, рискуют быть растоптанным в давке — знаете, ради чего? В память о милости Бога к Исмаилу — сыну Авраама! Стоит отправиться в Хеврон, чтобы посмотреть, до какого абсурда все это дошло. Арабы и евреи продолжают убивать друг друга за самый драгоценный участок земли на планете — и все потому, что на ней, видите ли, якобы находится могила Авраама, пещерка, с отдельными обзорными площадками для каждой конфессии. Авраам — если он когда-либо существовал — перевернулся бы в гробу, узнай он о нелепых ребяческих сварах среди своих потомков. Кто бы говорил о распаде семьи…

Венс устало перевел дыхание.

— Я знаю, проще всего винить во всех исторических конфликтах политические амбиции и жадность, и, конечно, они играют свою роль… Но все эти страсти всегда подогревала религия, разжигавшая пожар нетерпимости и ненависти. И она отгораживает нас от лучших вещей, особенно от возможности принять правду о себе, от постижения всего, чему учила и учит нас наука, от того, чтобы принять на себя ответственность за свои поступки. Этим примитивным кочевникам тысячи лет назад нужна была религия — попытка постичь тайны жизни и смерти, смириться с беспощадными болезнями и непогодой, с зыбкими надеждами на урожай и стихийными бедствиями. Нам это уже ни к чему. Мы можем нажать кнопку сотового телефона и поговорить с человеком на другом конце планеты. Мы посылаем управляемые аппараты на Марс. Мы создаем жизнь в пробирке. И способны на большее. Пора нам расстаться с древними суевериями и увидеть себя, какие мы есть, и понять, что мы стали теми, кого всего сотню лет назад приняли бы за богов. Нам пора понять, на что мы способны, и не ждать больше, что некая непостижимая сила снизойдет с небес и все за нас устроит.

— Не кажется ли вам, что этот взгляд немного близорук? — сердито отозвался Рейли. — Вы видите одни недостатки, не замечая достоинств. А этический кодекс, установленные религией моральные рамки? То, что она дает утешение, не говоря уж о благотворительности, заботах о прокормлении бедняков, призрении несчастных? В Христа верят миллионы, и миллионам эта вера дает опору, силы, чтобы идти по жизни. Вы ничего этого не замечаете? Собственная беда заслоняет вам мир и все, что в нем есть доброго!

Лицо Венса стало отчужденным и усталым.

— Я вижу только ненужные мучения и страдание, не только свои — миллионов людей за долгие века.

Он помолчал, потом его взгляд снова остановился на Рейли, и голос сделался жестким.

— Христианство в своем начале служило великой цели. Оно давало людям надежду, обеспечивало поддержку общества, помогало покончить с тиранией. Оно служило людям. А чему оно служит теперь, препятствуя медицинским исследованиям, оправдывая войны и убийства? Мы смеемся, глядя на нелепых божков, которым поклонялись инки и египтяне. А чем мы лучше? Что подумают о нас люди через тысячу лет? Мы все еще пляшем под дудку, сработанную людьми, считавшими грозу знаком божьего гнева. И это, — процедил он, — пора переменить.

Рейли обернулся к Тесс. Та не сказала ни слова за время обличающей филиппики Венса.

— А ты что думаешь? Ты с ним согласна?

Лицо Тесс затуманилось. Она отвела глаза, очевидно, стараясь подобрать верные слова.

— Это все исторические факты, Шон. Речь идет о вещах широко известных и подтвержденных документами.

Она помолчала, прежде чем продолжить.

— Я тоже думаю, что евангелия сначала несли в себе духовное наставление, и только потом они стали чем-то иным — орудием политиков. Иисус жил в ужасное время в оккупированной стране. Римская империя того времени была миром чудовищного неравенства. Массы голодали, а немногие избранные безмерно богатели. То было время голода, болезней и мора. Легко представить, с каким жаром в этом несправедливом и жестоком мире было принято христианство. Мысль, что милосердный Бог ждет от людей милосердия друг к другу, невзирая на то, к какому роду или сообществу те принадлежат, была подлинно революционной. Она предлагала всем новообращенным единую культуру, чувство равенства и общности, не требуя от них отказа от этнических связей. Христианство давало им достоинство и равенство, независимо от положения в обществе. Голодные знали, что будут накормлены, больные и дряхлые — что о них позаботятся. Оно обещало каждому бессмертие, свободное от бедности, болезней и одиночества. Оно принесло в мир новые идеи: любви, милосердия и общности в мире, раздираемом жестокостью и охваченном культом смерти.

— Я не такой специалист, как он, — продолжала Тесс, кивнув на Венса, — но он прав. У меня всегда были трудности со всеми этими сверхъестественными делами: с божественностью Иисуса, с представлением, что он Сын Божий, рожденный непорочной Девой Марией. И правда, как ни трудно принять, но факт, что все это возникло спустя сотни лет после Его распятия, а принято как церковный закон только на Никейском соборе в 325 году. Похоже, что им… — она махнула рукой, — нужно было что-то особенное, жирная наживка. И в век, когда большинство людей верило в сверхъестественное, для продвижения своей религии надежнее было предположить, что ее основатель — не скромный сын плотника, а божественное существо, которое в силах гарантировать вам бессмертие.