Страница 32 из 39
Цзяо Дай с радостью согласился. Но Ма Жун прорычал:
— Нет уж, брат, без меня ты никуда не пойдешь! Я тебе еще как пригожусь! Кто же станет держать тигра за хвост, пока ты в него будешь целиться?
Друзья расхохотались и вышли прочь.
Оставшись один за столом, заваленным бумагами, судья занялся изучением записей о налогах на землю в уезде. Он чувствовал, что ему необходимо на время отвлечься, чтобы потом спокойно обдумать новые обстоятельства, открывшиеся в этом деле.
Однако не успел он углубиться в чтение, как раздался стук в дверь. Вошел встревоженный старший пристав.
— Ваша честь, стряпчий Тан принял яд и умирает! Он хочет видеть вас!
Судья Ди вскочил и опрометью бросился вслед за приставом к воротам управы и через улицу к гостинице. На бегу он спросил:
— Есть ли какое-нибудь противоядие?
— Он не говорит, какой яд принял, — пропыхтел задыхающийся пристав. — И к тому же выждал, пока яд подействует!
В коридоре наверху пожилая женщина пала на колени перед судьей, умоляя простить ее мужа. Судья Ди пробормотал несколько утешительных слов, и она провела его в просторную спальню.
Тан с закрытыми глазами лежал в постели. Жена присела на краешек кровати и тихонько позвала его. Он открыл глаза и, увидев судью, облегченно вздохнул.
— Оставь нас, — буркнул он жене.
Та поднялась, и судья сел на ее место. Тан долго и внимательно глядел на судью, затем проговорил слабым голосом:
— Этот яд парализует тело постепенно; ног я уже не чую. Но разум мой ясен. Я хочу признаться в преступлении и после этого задать вам один вопрос.
— Это что-то, чего вы не рассказали мне об убийстве судьи? — торопливо осведомился судья Ди.
Тан медленно покачал головой.
— Я сказал все, что знаю. Меня слишком заботят мои собственные деяния, чтобы я мог думать о деяниях других. Однако убийство судьи и явление призрака выбили меня из колеи. А когда я не в себе, я не могу справиться… с другим. Когда же погиб Фан, единственный человек, который был мне действительно дорог, я…
— Мне известно о ваших отношениях с Фаном, — перебил его судья Ди. — Каждый поступает согласно своей природе. И если два взрослых человека таким образом обретают друг друга, это их личное дело. Пусть это вас не тревожит.
— Дело совсем не в этом, — покачал головою Тан. — Я сказал об этом только для того, чтобы вы поняли, как я был взволнован и возбужден. А когда я расстроен и не в себе, другая часть меня берет надо мной верх, особенно в полнолунье. — Дышал стряпчий с трудом. Набрав побольше воздуху, он продолжил. — В конце концов, за все эти долгие годы я хорошо изучил его — его и все его мерзкие хитрости! Кроме того, однажды я нашел дневник моего деда — оказалось, что и ему тоже приходилось бороться с ним. Отец мой не был подвластен ему, но дед мой повесился. Потому что не мог дольше терпеть. Вот и я тоже, я принял яд. Но после меня — после меня ему некуда будет податься! Детей у меня нет, и он умрет вместе со мной!
Изнуренное лицо Тана скривилось в злорадной улыбке. Судья Ди с жалостью смотрел на него. Было ясно, что этот человек уже не в себе.
Некоторое время глаза умирающего смотрели в одну точку и вдруг испуганно перекинулись на судью.
— Яд пошел выше! — Голос его был напряжен. — Мне надо спешить! Я расскажу вам, как это обычно начиналось… Вот я просыпаюсь среди ночи, что-то распирает мне грудь. Вот я встаю и брожу по комнате, туда-сюда, туда-сюда. Но комната слишком мала, я хочу на волю. Я должен выйти на улицу. Но улицы слишком узки, высокие стены домов давят, хотят сокрушить меня… и дыхание у меня перехватывает от ужаса. И вот, когда я почти уже задохнулся, он овладевает мной.
Стряпчий Тан глубоко вздохнул и как будто расслабился.
— Вот я влез на городскую стену и спрыгнул по другую сторону — точно так же, как я это сделал вчера ночью. Я на воле! Свежая горячая кровь бьется в моих жилах; я силен, я бодр; свежий воздух наполняет мою грудь, и никто не может устоять передо мной. Новый мир открывается для меня. Я различаю запах каждой травинки, я чую запах влажной земли и знаю — недавно здесь пробежал заяц! Я открываю огромные глаза, и вот я могу видеть в темноте. Я потянул носом, и вот я уже знаю: там, впереди, за деревьями — вода. И тут я ловлю другой запах — запах, который вынуждает меня припасть к земле и заставляет напрячься все мои нервы. Аромат теплой, алой крови…
Страшные перемены происходили с лицом Тана. Зеленые глаза вперились в судью узкими зрачками, скулы вдруг расширились, рот ощерился, обнажились острые желтые зубы; серые усы стали дыбом, подобно щетине. Леденея от ужаса, судья заметил, как зашевелились уши. Две когтепалых руки вынырнули из-под одеяла.
Вдруг скрюченные пальцы разогнулись, руки упали. Лицо Тана застыло в предсмертной гримасе. Он прошептал чуть слышно:
— И я просыпался в своей постели, весь в поту. Я вставал, зажигал свечу и спешил к зеркалу. Облегчение, отвратительное облегчение я испытывал, когда я не обнаруживал следов крови на лице! — Он помолчал и вдруг взвыл: — А теперь я скажу вам, что, пользуясь моей слабостью, он вынуждал меня принимать участие в его мерзких преступлениях! Этой ночью я сознавал, что охочусь на Цао Миня; я не хотел набрасываться на него, я не хотел ранить его… но я был вынужден, клянусь, был вынужден, я был вынужден… — Его голос поднялся до крика.
Судья, чтобы успокоить Тана, положил руку на его лоб, покрытый холодной испариной.
Вопль перешел в клокотание, исходящее из глубин его горла. Тан в отчаянии смотрел на судью, пытаясь что-то сказать. Невнятный звук слетел с его губ. Судья склонился над ним, чтобы расслышать, и Тан выдохнул из последних сил:
— Скажите мне… моя ли это вина?
Веки его закрылись. Нижняя челюсть отвалилась. Лицо обмякло.
Судья встал и с головой накрыл Тана одеялом. Теперь Судие Вышнему предстоит дать ответ на вопрос мертвеца.
Глава шестнадцатая
Судья Ди заказывает на ужин лапшу; он аплодирует древнему собрату по должности
В воротах управы судья Ди встретил старшину Хуна, который, узнав о несчастье, поспешил в гостиницу, чтобы справиться о здоровье Тана. Судья сообщил ему, что старший стряпчий, сломленный убийством письмоводителя Фана, покончил с собой.
— Злой рок преследовал его, — добавил он, умолчав об остальном.
Вернувшись в кабинет, судья Ди сказал старшине:
— Мы потеряли Тана и Фана — двух старших служащих уездной канцелярии. Вызови третьего письмоводителя, пусть он займется делами Тана.
Все утро вместе со старшиной и писцом судья занимался этими насущными делами. Записи о браках, рождениях и смертях, а также все счета управы стряпчий Тан вел с дотошной тщательностью, но за два пропущенных дня накопилось немало недочетов. Третий письмоводитель произвел неплохое впечатление, и судья назначил его временно исполняющим обязанности Тана. Если покажет себя, то получит должность старшего стряпчего, а это повлечет за собой другие передвижения в должностном списке канцелярии.
Покончив с этими делами, судья Ди устроился пополдничать под огромным дубом, росшим в углу двора. Он пил чай, когда явился старший пристав с докладом, что поиски По Кая покуда не дали результатов и, где тот скрывается, неизвестно. Как в воздухе растворился.
Хун отправился в канцелярию проследить за работой и принять просителей, а судья, вернувшись в свой кабинет, опустил бамбуковую штору, распустил пояс и лег отдохнуть.
Тревоги и волнения двух минувших дней в конце концов стали сказываться. Судья закрыл глаза, попытался расслабиться и привести мысли в порядок. Дело об исчезновении госпожи Ку и Фан Чуна, подумал он, прояснилось, но расследование убийства судьи-предшественника не сдвинулось с места.
Нельзя сказать, что по этому делу не хватает подозреваемых. Есть По Кай, есть Е Пен и магистр Цао и пока еще неизвестное число монахов из Храма Белого Облака, включая Хой-пена, — уж очень скоро предстоятель появился на месте неудавшегося покушения на его, судьи, жизнь. Совершенно ясно, что Е Пен как-то замешан в преступлении, но ни он, ни Хой-пен, ни магистр Цао не похожи на людей, способных возглавить такое дело. Злой гений, стоящий в тени за их спинами, вне всяких сомнений, По Кай. Он явно наделен незаурядными способностями и замечательным присутствием духа и, кроме того, законченный лицедей. Он прибыл в Пенлей сразу после убийства судьи; похоже на то, что подготовительную работу он поручил Е Пену и Ким Сону, а сам явился из столицы, чтобы заняться основным делом. Но что это за дело? Придется отказаться от вывода, к которому пришли они с Хуном, — злоумышленники покусились на него самого и на его двух помощников не потому, что предполагали, что ему известно об их планах больше, чем то есть на самом деле. Даже столичный следователь, имея под рукой многих опытных сыщиков, не смог добраться до истины. И для преступников, конечно, не секрет, что сам он в своих собственных изысканиях сумел добраться лишь до монашеских посохов, которыми пользовались для контрабанды золота в Корею. Очевидно, небольшие слитки золота проносили в бамбуковых посохах. Надо сказать, что монахи сильно рисковали на пути в Пенлей, поскольку по всем дорогам и трактам на равных промежутках стоят заставы, где любого путника, кроме должностных лиц, досматривают. Об имеющемся золоте должно быть заявлено, и на каждом участке пути за него должна быть уплачена подорожная подать. Однако на уклонении от этой подати и от пошлины при вывозе из Пенлея много не заработаешь. Все это наводит на весьма неприятную мысль, что тайный вывоз золота — всего лишь прикрытие и что этим хитроумным ходом противник хочет отвлечь внимание судьи от какого-то куда более важного предприятия. Настолько важного, что ради него пошли на убийство одного имперского должностного лица и покусились на жизнь другого. И это предприятие должно завершиться в ближайшее время — не этим ли объясняются столь дерзкие действия преступников? Они очень торопятся! И вот, в то время как он, судья, не имел ни малейшего представления об их планах, мерзавец По Кай успел подружиться с Ма Жуном и Цзяо Даем, получив таким образом доступ к сведениям обо всем, что происходило в управе. А теперь этот неуловимый злодей руководит всем из своего тайного укрытия!