Страница 30 из 39
— Должны! — подтвердил судья. — Ваше исчезновение связано по меньшей мере с одним убийством и, вероятно, с другими тяжкими преступлениями. Я слушаю.
Некоторое время она молчала в нерешительности, затем начала:
— Повернув налево, на дорогу, ведущую к тракту, я встретила нашего соседа, Фан Чуна, и его слугу. Фан Чун учтиво со мной поздоровался, и поскольку я знала его в лицо, я сочла возможным ответить ему. Тогда он спросил, куда я направляюсь. Я ответила, что возвращаюсь в город и что мой брат должен в скором времени меня нагнать. А брат все не появлялся, и тогда мы вернулись назад, к повороту, однако и за поворотом брата не было видно. Скорее всего, решив, что сопровождать меня дальше нет особой надобности, поскольку тракт совсем рядом, он вернулся домой полями — так я подумала. Тогда Фан сказал, что он тоже направляется в город, и предложил сопроводить меня. И еще он сказал, что проедет неторным проселком, и уверил меня, что дорогу ту уже подправили и что прямым путем мы доберемся намного быстрее. А мне очень не хотелось ехать одной мимо заброшенного храма, и я приняла его предложение. Когда мы поровнялись с хижиной, что стоит у входа на усадьбу Фана, он сказал, что должен кое-что передать своему арендатору, и предложил мне пока отдохнуть в этой хижине. Я спешилась, вошла внутрь и села на табурет. Фан что-то приказал слуге, а сам вошел за мной следом. Поглядев на меня сверху вниз, — а глаза у него были злые и хитрые, — он сказал, что отослал слугу в усадьбу для того, чтобы побыть со мной наедине.
Госпожа Ку на мгновенье умолкла, щеки ее вспыхнули гневным румянцем. Затем она тихо продолжила:
— Он потянул меня к себе, я оттолкнула его, предупредив, что закричу и позову на помощь, если он не оставит меня в покое. А он рассмеялся и ответил, что я могу кричать сколько угодно, потому что все равно никто не услышит, и что лучше бы мне быть с ним поласковей. И начал срывать с меня одежды. Я сопротивлялась изо всех сил, но он был сильнее. Он раздел меня, моим же поясом связал мне руки за спиной и бросил на кучу хвороста. И мне пришлось подчиниться его гнусным объятиям. Потом он развязал мне руки и велел одеться. Он сказал, что я ему нравлюсь и должна провести с ним ночь на его подворье. А назавтра он отвезет меня в город и наплетет что-нибудь моему мужу. И никто никогда не узнает, что случилось на самом деле.
Она смолкла, затем продолжила:
— Я понимала, что нахожусь в полной власти у этого негодяя. Мы поели в доме и легли в постель. Потом он крепко заснул, но только я собралась встать, чтобы бежать оттуда и вернуться в дом моего отца, как вдруг через открытое окно в комнату влез разбойник очень высокого роста и с серпом в руке. Я очень испугалась и хотела разбудить Фана, но человек уже подскочил к нему и одним взмахом серпа перерезал ему горло. Тело Фана наполовину придавило меня, и кровь его залила мне всю грудь и лицо…
Госпожа Ку закрыла лицо руками. По знаку судьи старший пристав подал ей чашку крепкого чая, но она покачала головой и продолжила:
— Человек прошипел: «А теперь ты, ты, грязная изменщица!» И, произнося еще какие-то ужасные слова, он потянулся ко мне через кровать, вздернул за волосы мою голову и ударил меня серпом по горлу. Я услышала глухой стук и потеряла сознание… Очнулась я в какой-то повозке, которая подпрыгивала на ухабах. Голое тело Фана лежало рядом со мной. И тогда я поняла, что кончик серпа угодил в изголовье кровати, так что лезвие не достало до горла, только чуть оцарапало. Убийца же, очевидно, думал, что я убита, и поэтому я решила притвориться мертвой. Потом повозка остановилась, ее наклонили, и я вывалилась на землю рядом с трупом. Убийца забросал нас ветками, и я слышала, как повозка уехала. Об убийце я ничего не могу сказать, потому что не смела открыть глаза. Когда же он был в спальне, я видела его только мельком, и мне показалось, что лицо у него довольно худое и смуглое, но, может быть, в этом был виноват свет масляной светильни.
Она глубоко вздохнула.
— Я выбралась из-под веток и огляделась. Светила луна, и я сразу поняла, что это тутовая роща возле усадьбы Фана. И тут я заметила монаха, идущего по проселку со стороны города. На мне ничего не было, кроме клочка ткани на бедрах, и я хотела спрятаться за дерево, однако он меня тоже заметил и бегом пустился ко мне. Опершись на свой посох, он оглядел тело Фана и сказал мне: «Ты убила своего любовника, да? Коль пойдешь со мной в заброшенный храм и малость побудешь со мной, обещаю, что не выдам тебя!» Он хотел схватить меня, а я со страху закричала. И тут откуда ни возьмись появился еще один человек. Он закричал на монаха: «А кто вам сказал, что храм — это место, где насилуют женщин? Отвечайте!» — и выхватил длинный нож из рукава. Монах выругался и замахнулся посохом. Но вдруг он стал ловить воздух ртом, прижал руку к сердцу и рухнул наземь. А тот, второй, склонился над ним. Потом, поднявшись, он пробормотал что-то о невезении.
— Как вы полагаете, — прервал ее судья Ди, — этот человек был знаком с монахом?
— Не знаю, ваша честь. Все случилось так быстро, и монах не назвал его по имени. Позже я узнала, что имя его — По Кай. Он спросил меня, что произошло. Он старался не обращать внимания на мою наготу, и речь его была речью образованного человека. И в его облике, несмотря на потертую одежду, чувствовалась властность. Поэтому я решила, что могу довериться ему, и рассказала все. Он предложил отвести меня к моему мужу или к отцу — пусть они и решают, что делать. Я же честно ему отвечала, что не могу в таком виде предстать перед ними — я еще не пришла в себя и мне нужно время, чтобы подумать. И я спросила, не может ли он на день или два где-нибудь укрыть меня; тем временем он сообщил бы куда следует об убийстве Фана, умолчав обо мне, — я была уверена, что убийца принял меня за другую женщину. Он же ответил, что до убийства ему дела нет, но если я хочу скрыться, он согласен помочь мне. И добавил, что сам он живет не один и что в гостиницу среди ночи женщину одну не пустят. Единственное, что он может предложить, это снять для меня комнату в одном из плавучих веселых домов — там привыкли не задавать лишних вопросов, и к тому же он сочинит для них какую-нибудь правдоподобную историю. Он сказал, что тела он захоронит в роще подальше от опушки и пройдет несколько дней, прежде чем их обнаружат, а к тому времени я сама решу, стоит ли мне сообщать управе обо всем этом или не стоит. Он снял с монаха плащ и велел мне надеть его, что я и сделала, сперва отерев набедренной повязкой кровь с лица и груди. К тому времени, как он вернулся, я была готова. Он повел меня вдоль проселка к другой роще, где была привязана его лошадь. Велел мне сесть позади него, и мы поехали в город. На канале он нанял лодку, и так мы добрались до барок, стоящих у восточной стены.
— Как же стража вас пропустила в город? — спросил судья.
— По Кай постучал в южные ворота и сделал вид, что он совершенно пьян. Стража знала его; он что-то кричал о том, что везет в город некое новое дарование. Стражники велели мне откинуть плащ, и когда увидели, что под плащом — я, женщина, расхохотались, отпустили несколько грубых шуток по поводу шутки По Кая и пропустили, — ответила госпожа Ку и продолжила: — Он снял для меня каюту на барке. Я не слышала, что он шептал на ухо хозяйке, но ясно видела, как он передал ей четыре ляна серебра. Должна сказать, что хозяйка обращалась со мной хорошо. Она даже дала мне выпить зелья, когда я призналась, что боюсь забеременеть. Постепенно я оправилась от испуга и решила, дождавшись По Кая, попросить его, чтобы он отвез меня к моему отцу. Но сегодня утром хозяйка явилась ко мне, и с ней был ее подручный. Она сказала, что По Кай — преступник и схвачен. И добавила, что он заплатил слишком мало — дал только задаток за платье и проживанье, стало быть, придется мне отрабатывать мой долг в ее заведенье. На это я с негодованием ответила, что четыре ляна серебром покрывают все расходы с лихвой и что я хочу немедленно покинуть это место. Когда же хозяйка велела подручному подать ей плетку, я решила, что попасть в когти к этим людям — наихудшее, что может со мной случиться, и сказала ей, что я свидетель того преступления, которое совершил По Кай, и знаю все о других его преступлениях. Хозяйка испугалась и сказала слуге, что им грозят крупные неприятности, если они не выдадут меня властям. Вот почему эта женщина привела меня сюда к вашей чести на суд. Я сознаю, что мне надо было сразу же прислушаться к совету По Кая. Не знаю, какое преступление он совершил, но со своей стороны могу заверить: со мной он обращался хорошо. Мне бы тогда же сообщить обо всем происшедшем, но случившееся совершенно выбило меня из колеи, и единственное, чего я хотела, так это прийти в себя и спокойно обдумать, что делать дальше. Все это — чистая правда.