Идеальная жизнь

Алекс и раньше слышал подобные отзывы об «Истории моей жизни». У многих был ставший чужим отец, или сестра, или друг, и роль Алекса заставила их помириться. Алекс Риверс — король в деле восстановления дружеских отношений. Султан примирения. У которого в шкафу свой скелет: сбежавшая жена.

Он стоял на красной дорожке, слышал слово «рейтинг» и понимал, что окружающие обсуждают возможности того, что «История моей жизни» получит «Оскара» в каждой из одиннадцати представленных номинаций, включая золотое трио: «Лучший актер», «Лучший режиссер» и «Лучший фильм». Рейтинг, рейтинг, рейтинг… Это слово вновь и вновь достигало ушей Алекса, баюкая его, погружая в сон наяву, в который могла бы превратиться эта церемония.

Какие бы чувства он испытывал, если бы рядом стояла Касси? И что сказали бы репортеры, если бы он заключил ее в объятия и закружил в вальсе, как Золушку на балу, как будто на свете не было ничего важнее его жены?

Они уже как-то жили вместе три дня в этом доме, состоящем из одной комнаты, поэтому смешно было бы назвать их встречу свиданием, но Касси чувствовала себя неловко от того, что одета в старую рубашку Сайреса и бледно-зеленые синтетические штаны Доротеи с резинкой на поясе.

Уилл постучал в дверь, словно не жил здесь долгие годы. Когда Касси открыла, от его взгляда не ускользнули ее аккуратно заплетенные волосы и мешковатая одежда.

— Что ж, — протянул Уилл, — хороша, как картинка.

— Скажешь тоже! — Касси залилась смехом. — У меня совсем нет талии, и я никогда не носила вещей подобной цветовой гаммы.

Уилл впервые приехал в Пайн-Ридж после месячного отсутствия. Сказал начальству, что у него умер родственник, и ему предоставили неделю отпуска в связи с тяжелой утратой. Уилл уверял себя, что ничто, включая похороны, не заставит его вернуться в Пайн-Ридж, но, если честно, ему хотелось повезти Касси посмотреть на церемонию вручения «Оскара». Ближайший телевизор находился в баре в тридцати километрах от резервации, и он понимал, что сама она туда никогда бы не поехала.

— Ну, — протянула она, забираясь в арендованный Уиллом грузовик, — что я пропустила в Лос-Анджелесе?

Уилл пожал плечами.

— Сама знаешь. Много смога, проливные дожди, голливудские сплетни.

Он быстро взглянул на Касси, надеясь, что она понимает: ее он к последнему пункту не относит. Если честно, он тщательно следил за нелепыми слухами из светской жизни, но в них ни слова не говорилось об исчезновении Касси Риверс.

На здании не было ни опознавательных знаков, ни вывески, потому что все и так знали, где находится бар. В нем оказалось относительно многолюдно, поскольку это было ближайшее место, где можно было выпить в резервации, в которой действовал сухой закон, и Уилл надеялся, что никаких проблем не возникнет. Он ничего не сказал Касси, но все знали, что поножовщина и изнасилования стали здесь устрашающе обыденным явлением, и полиция предпочитала держаться в стороне от этого места. Над дверью обшарпанного бара висела старая, выцветшая табличка «Lel Lakota Kin Iyokipisni»— «Суи вход воспрещен», в которую был воткнут томагавк, клином вошедший в балку.

Касси оказалась единственной белой в баре и одной из немногочисленных женщин. Она нервно переминалась за спиной Уилла, пытаясь не обращать внимания на пронзительные, даже дерзкие взгляды. Они уселись за угловой столик, откуда можно было беспрепятственно смотреть телевизор. Ее стул стоял у музыкального автомата, и, пока на экране щебетала Лоретта Линн, Касси прижимала руки к светящейся рамке со списком песен, глядя, как кончики пальцев мерцают розовым светом.

— Они смотрят хоккей, — сказала Касси.

Ей даже в голову не приходило, что люди могут смотреть что-то помимо вручения наград Киноакадемии. Но, похоже, это относилось к Лос-Анджелесу, а никак не к Пайн-Ридж, где до ближайшего кинотеатра был час езды.

Уилл смотрел на грязный экран, безучастно наблюдая, как шайба летит по серому льду.

— Положись на меня, — пообещал он и, вставая, перекинул ногу через спинку стула, как будто спешивался.

Подошел к бару и оперся локтями о липкую деревянную стойку.

—  Hau, kola, — сказал он, пытаясь привлечь внимание бармена.

Бармен, необычайно толстый, с двумя черными длинными косами, на концах завязанными шнурками, как раз протирал стакан.

— Что надо? — равнодушно спросил он.

— Мне «роллинг рок» и стакан воды, — заказал Уилл. — И дама хотела бы переключить канал.

— Раз плюнуть, — ответил бармен, откупоривая бутылку о край стойки. — Три бакса.

Уилл, словно только этого и ждал, протянул ему пятидесятидолларовую банкноту прямо из конверта с зарплатой — он мог поклясться, что раньше бармен таких денег и в руках не держал.

— В девять переключишь на канал «Эй-би-си», — велел Уилл. — Сдачу оставь себе.

Он вернулся к Касси, которая замерла на краешке стула, и протянул ей стакан воды.

— Они будут смотреть? — еле слышно поинтересовалась она.

— А как же! — заверил Уилл. Он чокнулся горлышком пивной бутылки о стакан Касси, размышляя о том, что эта дыра в Южной Дакоте каким-то мистическим образом сочетается с ней. — Ходят слухи, что ты очень гордая, — добавил он.

Касси зарделась.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Уилл засмеялся.

— Для лакота за такое оскорбление можно и заработать. Это не комплимент, — объяснил он.

Касси покрутила стакан между ладонями и сердито взглянула на Уилла.

— Я, по крайней мере, пытаюсь приспособиться, — многозначительно сказала она.

«Чего ты сам никогда не делал». Насмешка, казалось, повисла в воздухе, и Уилл, искренне уверенный, что толстокожесть, которую он в себе воспитал, сможет его защитить, удивился, насколько сильно могут ранить невысказанные слова. Его дед чуть ли не влюбился в Касси, его бабушка говорила только о ней. Было невыносимо больно, что человек, в жилах которого не течет ни капли крови сиу, занял в их сердцах целую нишу, тогда как он не мог отвоевать себе ни пяди.

Прищурившись, Уилл поступил так, как обычно поступал все эти годы, пока жил в Пайн-Ридж человеком второго сорта: дал сдачи. Он медленно кивнул, как будто много размышлял о повседневной жизни Касси.

— Ты заставила стариков сожалеть, что не все wasicuήтакие, как ты, — не крутятся около Сайреса, не расспрашивают о ягодах и кореньях. Ты просто настоящая маленькая скво.

Касси вздернула подбородок, не желая оправдываться перед человеком, который привез ее сюда.

— А чем мне, по-твоему, целый день заниматься? Лежать на диване и наблюдать, как исчезает талия? Кроме того, это как у скаутов — умение выжить в лесу ночью и всякое такое. Полезно знать. Представь, если бы я заблудилась в лесу и подвернула ногу…

— Представить, что в Лос-Анджелесе есть дебри, а все круглосуточные аптеки закрылись? — Уилл фыркнул и одним большим глотком допил пиво. — Ты же намерена вернуться, разве нет?

На одно ужасное мгновение лицо Касси окаменело, и Уиллу показалось, что она сейчас заплачет. Откуда-то возникло воспоминание о том, как он учился во втором классе, когда в их школе появился новенький. Гораций был лишь на четверть индейцем, и Уилл сразу с ним познакомился, решив, что должен подружиться с человеком, который займет его место козла отпущения. План сработал: те же забияки, которые в обед топтали его бутерброды и ломали карандаши, теперь звали его играть в бейсбол и приглашали на выходные. Уилл вспоминал сладкое чувство, зародившееся в животе, когда он понял, что его приняли в свой круг, и, не успев оглянуться, стал вести себя так же, как они. Уилл даже не осознавал этого, пока однажды после занятий не спрятался за деревом в ожидании Горация, а после вместе с другими мальчишками швырял в него камнями и палками, пока мальчик не убежал.

Но перед этим Уилл успел разглядеть его лицо. Гораций смотрел прямо на него, больше ни на кого, словно говорил: «Только не ты!»

Уилл покачал головой, чтобы отогнать воспоминание, не зная, как поступить с Касси, — его охватило ужасное чувство, когда он понял, как только что обидел человека, который ничего ему не сделал.