Дикие пчелы

Козин быстро освободил пса из петли. Снял котомку, достал каравай хлеба, половину бросил псу. Дьявол долго нюхал хлеб. Пахло чем-то родным и знакомым. Ведь он давно не ел хлеба. Затем жадно схватил кусок и, почти не жуя, проглотил. Федор скормил всю булку. Постоял в раздумье, надел котомку, тихо сказал:

– Ну вот, Шарик, и свела нас судьба. Теперь сам решай, куда тебе податься. Я буду рядом. Хочешь – приходи, а нет – твоя воля. Ты спас меня, я – тебя. Но ты сделал великое дело: за всех отомстил разом.

Федор вернулся к ружью, снял петли. Зачем зверя губить без надобности? Шарик пристально смотрел вслед другу, словно решал, как ему быть.

Козин вернулся на таборок, прибрал в балагане, поправил крышу. Наготовил дров на ночь. Отрезал кусок хлеба: если придет Шарик, то может поесть. А когда солнце село, ушел на солонец.

Изюбры ходят на солонцы всю ночь. Но впотьмах трудно в них стрелять. Козин надеялся еще до сумерек добыть зверя. Лабаз, который он когда-то соорудил, был цел. По вбитым колышкам он влез на лабаз, уселся и стал ждать. И тут же на него навалился мокрец. Пока не слышно зверя на подходе, можно еще отбиваться, а вот когда начнет потрескивать сухими сучьями, тут уж не дыши. Отдай свое лицо и руки на съедение гнусу, иначе зверь уловит малейшее движение на лабазе и уйдет.

Чу! Вдали треснул сучок под копытом зверя. Федор замер. Но зверь долго стоял перед солонцами и чутко слушал тишину. Поверил тишине, смело пошел на солонцы. Постукивали копыта по корням елей, потрескивали сучья… И вот он вышел на чистинку, изваянный, как из меди, богатырь, будто из сказки пришел. На голове торчали тупые рога-панты. Поднял голову и замер. Что-то подозрительное он увидел на лабазе. Хотел повернуть назад, но выстрел подсек ему ноги. Тяжелый гул прокатился над сопками, раздробил тишину.

Ухнул филин. Пролаял на выстрел гуран. Тенью проскользила сова, тронула воздух крыльями-опахалами.

Козин слез с лабаза и подбежал к добыче. Маленьким топориком вырубил панты с лобной костью и повесил на сук. Начал свежевать зверя. Развел костерок, чтобы огонь подсвечивал, а дым отгонял гнус. Провозился до полуночи. Внутренности и кожу зарыл в яму, собрал окровавленную землю. Но как бы ни было убрано чисто, звери на этот солонец не придут, пока не пройдет дождь. Запах крови отпугивает. Мясо перенес в ключик, придавил камнями, чтобы не поели колонки и соболи. С факелом пошел на табор.

Шел, а сердце частыми ударами билось в груди, хотелось, чтобы Черный Дьявол поверил ему. Ведь для него возился с мясом-то. Себе бы и куска хватило.

Черный Дьявол поверил человеку. Но прежде чем прийти, он спустился в ключ, долго и жадно лакал воду, отдохнул и медленно пошел по следам человека. Съел хлеб. Лег на еловую кору и стал ждать. Он слышал выстрел, вздрогнул. Как всякий зверь, он стал бояться выстрелов, но не ушел.

При свете факела Козин увидел Черного Дьявола. Молча снял котомку, вытащил пудовый кусок мяса. Половину отрезал и отдал псу. Себе же заварил свеженины. Все было как-то привычно, будто Козин и Дьявол всю жизнь прожили вместе и никогда не расставались.

– Ешь больше, поправляйся, вся сила идет от нутра. Того, кто хотел тебя убить, ты сам знаешь, уже нет на свете. Заживем дружно и ладно. Да и хватит тебе бродяжничать по свету. Одному жить трудненько. Не жизнь, а нудьга. От скуки можно сдохнуть.

Пес, чуть склонив голову набок, слушал. Напряженно смотрел на друга, будто что-то силился вспомнить. Тихо и ровно горел костер. Козин лежал у костра, посматривал на звезды, и казалось ему, что они тоже на него смотрят, о чем-то спрашивают.

– Проклятые староверы, убили нашу Груню… А может, не они, а я? Я ее отпустил. Считай, теперь остались мы одни с тобой. Груня ни в чем не повинна. Дарьюшка мила, но Груня милее – за наше прошлое, за пережитое, выстраданное. А ить могли бы зажить хорошо. Уехать куда-нибудь. Но не приняла моя душа Груню, теперича казню себя. И жить-то неохота. Что Дарья? Добра, хозяйка, а вот нет той тоски, какая была о Груне. Нет – и баста!

Черный Дьявол подошел к человеку и лег рядом с ним. Голову опустил на лапы и закрыл глаза. Козин положил на его лоб руку, тихо поглаживая, рассудительно говорил:

– Жизнь прожить – сложно, и человеку, и даже собаке. Метался ты по тайге, а разве я не так же метался? Все мы мечемся, все тихую пристаньку ищем. А нету здесь тихой пристаньки. Кругом бури, метели и шторма.

Пес замер. Может быть, ему вспомнились те тихие ночи, которые пришлось провести с добрым Макаром, а может быть, он переживал измену подруги.

Федор положил голову пса на колени и начал дергать из его шерсти клещей, крупных, как горошины. Все было так же, как и с Макаром…

И Черный Дьявол остался с человеком. Две недели откармливал его Федор, пока пес не окреп. Добыл еще одного пантача. Панты держал в холодной воде. И вот Дьявол вышел на охоту. Он брал свежие следы изюбров, гнал их на скалы или загонял в воду. Федор за два дня добыл пять пантачей. Самок отпускал. Ведь не мог знать Дьявол, что Козину нужны только самцы.

Домой шли, как обычно ходят охотники с собакой: собака чуть впереди, человек следом. У околицы деревни Черный Дьявол остановился. Долго слушал давно забытые звуки деревни. Повернул голову к тайге. Козин понимал состояние Дьявола, гладил его по голове, чесал за ушами, говорил:

– Ты мой. Пойдем, Шарик!

Но пес не шел. Он стоял на дороге, а когда Козин отдалился от него на несколько шагов, он бросился к нему, поймал за подол зипуна и начал тянуть назад, звать в тайгу.

– Ну, Шарик, Шарик, – ровным голосом убеждал Федор, – пошли к нам, все будет хорошо. Безродного нет, а остальные простили тебе все шалости. За Иринку простили, за спасение Розова простили. Люди ить понимают что и почем.

Пес заскулил, заметался, а потом завыл. Всполошил собак в деревне.

Козин подошел к Черному Дьяволу, обнял его, тихо заговорил:

– Я понимаю тебя, Шарик, ты сжился с тайгой. Но ведь там опасно, а потом я не могу снова отпустить тебя в тайгу. Понимаешь, не могу: ты – мое прошлое, моя радость. Не пойди я на солонец, и пропал бы ты. Другой охотник убил бы без раздумий. Народ темен, верит байкам. Ну пошли, Шарик.

И пес нехотя побрел за человеком. Доверился. Собаки было вылетели из подворотен, но тут же с визгом бросились назад. Из калиток выбегали сельчане. Слышались возгласы:

– Вот это пса привел Козин!

– Не пес, а теленок, во громадина какая, гля!

– Дэк ить это же Дьявол! – закричал Розов. – Пра он, Черный Дьявол!

Мужики начали сходиться к дому Козиных. Но не спешили подойти близко: пес щерил клыки.

– Сторонитесь, друзья, кто знает, что у него на уме, – предостерег сельчан Федор.

Козин сел на крыльцо, начал разуваться. Дарьюшка отнесла богатые трофеи в ледник. Разулся, обнял Черного Дьявола, тот прижался к нему и замер. Подходили мужики, тихо разговаривали:

– Молись, Розов, на Дьявола, две беды он отвел от тебя.

– М-да, молился бы, да ить это же дьявол.

– Дурак, дьявол – это ты, это купец наш. А он умный пес, и только. Молись!

– Могу и помолиться.

– Хотя бы за то, что он уханькал Безродного, и то можно помолиться, – бросил Гурин.

– А может, не он?

– Он, больше некому. Это не пес, а судьба Безродного. Цыган нагадал и тоже сгинул. Может, и его Дьявол прибрал. Обои стоили того.

Но Федор молчал, не открывал ему известной тайны.

– Пусть живет. Долг я Дьяволу прощу, – тихо сказал Гурин.

Федор коротко рассказал любопытным, как он нашел Дьявола. Не будешь же все рассказывать, чем переболел, сколько дум передумал. Такое не каждый поймет…

У Козина сразу дела пошли в гору. Сходил еще раз на пантовку и снова добыл пять пантачей. Добыл легко, будто на прогулку сходил или в загон-маральник. Пес одного за другим нагонял на него изюбров – стреляй, не ленись. Ожил человек…

Однажды к Козину зашел Гурин, поговорил о том, о сем, о колонках, которых должно быть в этом году много, о белке, что ходом шла через деревню, может, где близко остановится: урожай на шишки хороший. Наконец он приступил к главному: