Страница 75 из 114
Он был прав, но она все равно страшилась предстоящего разговора, хотя знала, что должна его вынести.
Вскоре ей доложили о госпоже Ларионовой — мать приехала одна.
— Что за новости? — спросила она, едва появилась в дверях. — Мишель и Алекса потрясены вашей эскападой. Они переслали мне вашу записку, и должна сказать, мы с Василием Михайловичем были бы поражены вашей черствостью и неблагодарностью по отношению к собственной семье, если бы не сочли ваш поступок недоразумением, которое немедленно будет разрешено.
— Это не недоразумение, — ответила Докки и пригласила мать присесть.
Елена Ивановна предпочла бы стоять, возвышаясь над дочерью, но Докки упрямо молчала, пока мать, поджав губы, не села на ближайший диван напротив кресла, в котором расположилась баронесса.
— Итак, я уверена, вы признаете ошибочность своего заявления, — Елена Ивановна смерила дочь негодующим взглядом.
— Расходы Мишеля превышают мои доходы, — сказала Докки. — Я вынуждена оградить себя от его расточительства, которому не видно конца.
— Глупости! Это какая-то ошибка! Если Мишель и позволил себе некоторые расходы…
— Сорок пять тысяч за полгода — это вы называете некоторыми расходами?
— Не может быть! — Елена Ивановна дернулась и округлившимися глазами посмотрела на дочь. — Вы что-то напутали! Вы сами, или ваш немец поверенный. Я давно говорила, что он, верно, ворует, и его следует заменить.
— Не называйте вором человека, который таковым не является, — остановила ее Докки. — Он представил мне счета из магазинов, векселя, подписанные Мишелем, по которым легко подсчитать все траты вашего сына и невестки.
— Мишель — ваш родной брат, смею заметить. И если даже он немного не рассчитал, это не повод злонамеренно ставить его в трудные условия. При вашем состоянии…
— Оно не безгранично. А усилиями моих родственников его скоро не будет вовсе. Сначала Мишель промотал ваши деньги, затем — приданое своей жены, а последние годы успешно разоряет меня. Если бы я порой не ограничивала его траты, то уже давно оказалась бы в самом бедственном положении.
— Ничего бы с вами не случилось, — отмахнулась Елена Ивановна. — В конце концов своим состоянием вы обязаны нам.
Докки напряженно вскинула голову.
— Каким это образом я вам обязана? — тихо переспросила она.
— Мы же нашли вам обеспеченного мужа, — напомнила ей мать. — Но вы вместо благодарности за все это, — она обвела рукой вокруг себя, — осмеливаетесь обвинять брата в каких-то тратах.
— Я не просила вас искать мне богатого мужа. Напротив, умоляла не отдавать меня за него, — тихо сказала Докки.
— Мы лучше понимали, что вам нужно, — фыркнула Елена Ивановна. — Только благодаря нашим стараниям вы получили титул и состояние. Вам несказанно повезло, что у вас такие заботливые родители.
— Мне несказанно повезло, что барон оставил меня вдовой, — возразила Докки. — Что касается вашей заботы, то она относилась не ко мне. Вам были нужны деньги, и вы продали меня человеку, который пообещал взамен определенную сумму, и даже сверх того. При этом вас вовсе не заботили ни мои чувства, ни то, что барон скорее годился мне в дедушки, нежели в мужья.
— Не выдумывайте и не стройте из себя невинную жертву, — скривилась мать. — Никто вас не продавал. Да, барон выделил некоторые средства на ваше приданое и на свадьбу, что было очень любезно с его стороны — не каждый жених способен на подобную щедрость.
— Еще бы: заполучить в жены девушку в три раза его моложе! За это можно и заплатить! Что же касается некоторых, как вы заметили, средств на приданое, то после гибели мужа я нашла в его бумагах копии векселей Мишеля, денежные расписки и договор между вами, скрепленный подписями. Барон был весьма педантичным человеком.
Елена Ивановна отвела в сторону глаза, затеребила перчатки, лежащие у нее на коленях, и выпалила:
— Верно, это была рядная — мы обговаривали ваше приданое и составляли списки необходимого.
— Нет, мадам, это был не брачный договор, это была купчая на меня. За то, что вы отдаете меня ему в жены, он обязывался выплатить вам до свадьбы тридцать тысяч рублей, а сразу после венчания — еще двадцать пять «на проживание и отделку дома», — процитировала Докки — она до сих пор помнила каждое слово этого документа и тот шок, который испытала, прочитав его. Если до того момента она полагала, что родители, выдавая ее замуж за ненавистного ей барона, преследовали благую цель — устроить обеспеченное будущее дочери, пусть и такой ценой, то, разобравшись в бумагах покойного мужа, увидела, что ее просто-напросто продали.
— Ваш сын тогда крупно проигрался в карты, полностью увяз в долгах, и вы, чтобы вытащить его из той ямы, куда он сам себя загнал, предложили барону сделку. Вам очень повезло, что Айслихт не только имел средства, но и жаждал заполучить в жены девушку из старинной русской дворянской семьи для упрочения своего положения в Петербурге. Вряд ли какая другая семья отдала бы за него свою дочь, учитывая его возраст и туманное происхождение, но вы с радостью уцепились за подвернувшуюся возможность, не так ли? — Докки с презрением посмотрела на растерявшуюся мать.
— Вы неправильно поняли! — воскликнула Елена Ивановна, ее щеки приняли свекольный оттенок. — Мы преследовали исключительно благие намерения!
— Для спасения сына и собственного благополучия вы без колебаний пожертвовали дочерью, — продолжала Докки. — И при этом еще смеете ожидать благодарности с моей стороны.
— Но мы вас сделали богатой!
— Не вы, а ядро, сбросившее барона с лошади, — уточнила она. — Останься он жив, вряд ли вы могли бы и далее тянуть из него деньги. Зато как удобно было заиметь неиссякаемый источник средств в моем лице. Все эти годы я только и делала, что расплачивалась с вами за — смешно сказать! — тот кошмарный брак, который вы для меня устроили. Но вам и этого было мало. Вы считали возможным вмешиваться в мою жизнь, попрекать меня при каждом удобном случае, следить за мной и выманивать у меня все больше и больше денег.
— Никто за вами не следил! — попыталась возразить Елена Ивановна.
— А кто отправил за мной в Вильну Алексу и Вольдемара, научив их распространять эти нелепые слухи о моей помолвке с Ламбургом? Они слишком глупы, чтобы додуматься до такого. Вы устроили это! Испугались: а вдруг я найду там себе мужа, который закроет вам доступ к моим деньгам?
— Я беспокоилась о вашей репутации! До нас дошли слухи…
— Не смешите меня! — Докки откинулась в кресле, не сводя глаз с заерзавшей на месте матери. — Алекса приехала туда через неделю после меня.
Елена Ивановна, видя, что разговор безнадежно ушел в нежелательную сторону, попыталась вернуть его к делам насущным.
— Все это лишь домыслы и наветы, — сказала она, придав прежнюю твердость своему голосу. — Вы одинокая женщина, и естественно, что родные беспокоятся о вашей репутации. Ваше поведение в Вильне, да и в Петербурге — та история с князем Рогозиным, — все это дало нам основания предостеречь вас от новых губительных шагов. Что касается долгов Мишеля, то я поговорю с ним, чтобы впредь он был аккуратнее с расходами, но вы же должны понимать, как дорого обходится жизнь в Петербурге, да еще с дочерью на выданье на руках. Выходы в свет, наряды — все это стоит денег. Теперь Мишель вынужден заново обставить дом, потому что к ним ходят люди, среди которых есть несколько перспективных женихов для Натали.
— О, они могут обставлять, что угодно, только не на мои средства!
— Но вы же знаете, какие сейчас цены! Мишель вынужден во всем себе отказывать, чтобы достойно содержать жену с дочерью.
— И любовницу, — добавила Докки, — для которой он снял квартиру и полностью оплачивает ее содержание.
— Вот глупости! — возмутилась Елена Ивановна. — Мишель обожает свою жену!
— Что не мешает ему пользоваться услугами певичек, кстати, на мои же деньги. Я оставляю вам и ему квартальное содержание, но сверх того не желаю более тратить ни копейки — ни на его любовниц, ни на карточные проигрыши, ни на драгоценности и наряды для Алексы и Натали, ни на новую мебель для их дома.