Страница 74 из 114
— Что у меня со средствами? — спросила его Докки, едва он убрал исписанный лист. — Чем я располагаю на сегодняшний день?
— Извольте-с, — Букманн ловко извлек из левой стопки несколько документов, в которых были записаны ее доходы и расходы за этот год, и передал ей.
Докки пробежала глазами бумаги: количество десятин Ненастного, душ мужского пола, расходы на поместье, доходы; содержание петербургского особняка, прибыль от сдачи пяти домов в столице; ценные бумаги, убытки от Залужного…
— Тридцать семь тысяч за полугодие, — сказала она. — Меньше, чем за то же время в прошлом году.
— Да-с, — кивнул Букманн. — А теперь еще рекруты, поборы, налоги, инфляция — война, одним словом.
Он рассказал ей, что хороший доход принесли продажа четырехлеток с конного завода, мозеля, оранжерейных фруктов, сыра, а также краткосрочные облигации казначейства по шести процентов годовых.
— Те деньги, что мы вложили в Английский банк, также обернулись весьма успешно, — говорил он, перебирая бумаги и предъявляя Докки отчеты по ассигнациям. — Но расходы, расходы…
Букманн вновь взмахнул руками, напоминая нескладного журавля. Докки удивленно сдвинула брови, зная, что не делала больших трат, а поверенный пояснил:
— Очень много наличности съедается чеками и векселями ваших родственников. Вот, посмотрите…
Он придвинул к ней расчеты из правой стопки, и Докки мысленно ахнула, увидев, что за последние полгода по счетам брата было заплачено более сорока пяти тысяч рублей.
— О, господи! — она бегло просмотрела бумаги и часть бросила на стол. — У меня хоть что-то осталось?
— Ну, наличности маловато, — сказал Петр Федорович. — Конечно, есть неплохие сбережения в ценных бумагах, вскорости ожидаем притока денег от Ненастного, к концу года из-за войны вряд ли выправимся, да еще неизвестно, сколько средств вновь уйдет на непредвиденные расходы.
Он неодобрительно посмотрел на баронессу, поскольку давно призывал Докки ограничить выплаты по долгам родственников. Она же, ошеломленная суммой расходов, определенно превышающей ее доходы, просматривала перечень счетов из модных магазинов, от поставщиков и бесконечные векселя от заимодавцев на колоссальные суммы.
— Видимо, это связано с тратами на Натали, которую нынешней зимой вывели в свет, — пробормотала она. — Не ожидала, что это обойдется так дорого. И почему они берут деньги в рост? По нему потом приходится выплачивать огромные проценты.
— Чтобы вы не знали, на что они идут, — осторожно заметил Букманн.
— То есть?
— Хм, — он побарабанил пальцами по столу и, откашлявшись, сказал: — Мне бы, конечно, не хотелось вмешиваться в ваши взаимоотношения с родственниками, но мой долг поставить вас в известность… Помимо расходов на дом, питание, одежду, драгоценности — на что, смею вас уверить, уходят весьма и весьма значительные суммы, поскольку все делается крайне расточительно, — ваш брат… хм… немалые суммы проигрывает в карты.
— Но он же клялся, что больше не играет! — воскликнула Докки.
— Увы, играет. Мой помощник беседовал с… хм… неважно. Буквально пару недель назад господин Ларионов проиграл в доме у купца Башовитова три тысячи рублей. И это только за один вечер. Еще… хм… Михаил Васильевич завел себе даму — некую госпожу Попову, для которой снимает большую квартиру неподалеку от Проспекта, приобрел для нее слуг, экипаж, драгоценности, наряды — все на сумму в восемь тысяч триста девяносто рублей. Далее: званые обеды и ужины с самым дорогим шампанским и яствами, какие только можно сыскать в Петербурге, новые рысаки для дрожек… Расходы госпожи Александры Ларионовой меньше мужа, но наряды для себя и дочери она шьет у самой дорогой модистки и в очень большом количестве. Меха, драгоценности также стоят немало. Вот только последние приобретения: соболиное манто, салоп, подбитый горностаем, жемчужное колье, изумрудный и гранатовый браслеты, камея слоновой кости с бриллиантами, верховая лошадь для Натальи Михайловны…
Докки не верила своим ушам. Она поднялась с кресла, махнув Петру Федоровичу, чтобы он не вставал, и в волнении заходила по библиотеке.
«О, Боже, они меня разорят! — в панике думала она. — Мне же скоро уезжать, устроиться за границей, потом растить ребенка, обеспечить его будущее… Из-за их непомерных трат мы останемся вообще без средств…»
— Мне очень жаль, — сказал Букманн, наблюдая за метаниями баронессы, — но я должен был вам сообщить.
— Я очень благодарна вам, Петр Федорович, — наконец сказала Докки. — Вы все сделали правильно. Я считала своим долгом помогать семье, но вижу, что они перешли все границы в расходе моих средств. С этого дня я перестаю оплачивать их счета. Оставлю для них лишь разумное квартальное содержание, которое позволит им жить безбедно, но не более того.
Он одобрительно кивнул, и в последующие несколько часов, прервавшись на обед, они разбирались с документами и установили размер пособия, которое без ущерба для основного капитала Докки будет выплачиваться ее родителям и семье брата. Также Докки велела перевести немалую сумму в недавно созданный Комитет по делам ополчения, тем желая внести свой вклад в борьбу с французами. Остатки денежных средств следовало перечислить в Стокгольмский и Английский банки и отныне все свободные поступления отправлять туда же.
Она сообщила Букманну, взяв с него слово хранить это в тайне, что в ближайшие недели покидает Россию и вернется нескоро, но будет держать с ним связь через поверенных в той стране, где обоснуется. У Букманна имелись связи и в Швеции, и в Англии, и он обещался прислать ей адреса надежных людей, которые помогут ей с финансовыми и прочими делами.
— И еще я хочу переписать завещание, — сказала Докки.
Немало женщин умирало от родов или послеродовой горячки. Если с ней что случится — ребенок останется на руках Афанасьича, поэтому следовало заранее решить вопрос о наследовании и опекунах, чтобы ее родственники впоследствии не могли отсудить себе ничего из того, что должно было достаться ее сыну или дочери.
— Я подготовлю бумаги. Прежде состояние должны были наследовать ваши родственники, — Букманн начал складывать документы в портфель.
— Мы обсудим, что им отписать, — ответила она. — Наличные суммы или проценты от ценных бумаг.
— А вклады и недвижимость?
— На имя Егора Афанасьевича Назарова.
Букманн удивленно сдвинул кустистые брови.
— Вы хотите оставить все состояние слуге?!
— Именно так, — кивнула Докки.
— Но у него есть уже средства, да и в прежнем завещании вы оставили ему немалую сумму, — напомнил ей поверенный.
— Все — ему, — твердо повторила она. — А в случае появления у меня… детей, то состояние наследуют они, а Назаров вместе с вами — надеюсь, вы не откажете мне в этой просьбе, — назначаетесь их опекунами до совершеннолетия.
Поверенный только хмыкнул, но не стал задавать никаких вопросов, заверив баронессу, что почтет за честь принять на себя часть опекунских обязанностей над ее… хм… детьми.
«Конечно, он догадался, чем вызван мой внезапный отъезд за границу, — подумала Докки, едва Букманн ушел. — К счастью, он не болтлив и надежен».
Затем она приступила к самому неприятному: написала записку брату, в которой извещала его о нововведениях.
«Ваши неразумные расходы превысили все возможные пределы, и я не в состоянии оплачивать более ваши векселя, — сообщалось в ней. — Отныне вы будете получать только квартальное содержание, в рамки которого и должны укладывать свое проживание. Все, что будет сверх этого, — станет вашей собственной проблемой, разрешать которую стану уже не я…»
Она отослала записку и села в гостиной в ожидании визита возмущенного брата, который наверняка явится в сопровождении Алексы и матери.
— Скандал, конечно, будет, барыня, — сказал Афанасьич, когда Докки ознакомила его с принятым ею решением и причинах, его вызвавших, — но давно было пора прикрыть эту кормушку. Они видят, что вы платите безропотно, вот и распустились. Вам же нужно быть стойкой, на их выпады внимания не обращать, к сердцу не принимать и думать о ребеночке, которому все эти ваши треволнения навредить могут. Потому много их не слушайте, а в случае чего — из дому сразу выставляйте.