Страница 51 из 114
Впрочем, Докки не прислушивалась к беседе своих сопровождающих. Отметив заботливость Палевского, не оставившего ее одну на тропинке, она стала вспоминать подробности их разговора. Не приходилось гадать, о каких своих достоинствах он не успел ей сообщить: было понятно, на что он намекает, и теперь она терзалась размышлениями по поводу того, желает ли он именно ее или просто рад любой женщине, встреченной им в походе. Еще ее смущало, что он не вспоминает об ее отъезде из Вильны, который, как она знала, не прошел для него незамеченным. Видимо, он недолго сокрушался по поводу ее отсутствия и даже не попытался найти ее, хотя при желании мог узнать адрес Залужного у Катрин Кедриной.
«О чем я думаю?! — спохватилась Докки. — Меня опять более всего волнуют и терзают личные переживания, при этом я совершенно упускаю из виду, что он на службе и отвечает за жизнь тысяч солдат и офицеров, за судьбу страны в конце концов, которая сейчас воюет. Когда я уехала из Вильны, до нападения французов оставалось менее двух недель. Если бы он и захотел отправиться за мной, то все равно не смог бы отлучиться ни из корпуса, ни от государя и своего командования. И даже теперь, когда он только покинул поле сражения, где сам чуть не пострадал, когда сзади наседают французы, а у него столько важнейших дел, я по-детски хочу, чтобы он был все время рядом, чтобы улыбался мне и флиртовал со мной, желал меня, будто мы на мирной верховой прогулке, а не на войне».
Она покачала головой, стыдясь собственного эгоизма, и посмотрела в просвет деревьев на дорогу, где неспешной рысью, бряцая оружием и удилами, все двигались бесконечные, вытянутые попарно кавалерийские отряды — усталые, но веселые солдаты в ярких запыленных мундирах на утомленных, в грязных потных подтеках лошадях.
«И Палевский — их командир», — с гордостью и восхищением подумала Докки, все более осознавая всю полноту его власти и значительности.
Услышав впереди топот копыт, она встрепенулась, но вместо Палевского навстречу ей двигались три незнакомых офицера. Докки съехала на край тропинки, чтобы их пропустить. Двое молча проехали мимо, кидая на нее любопытные взгляды, но один придержал коня и поклонился.
— Что за таинственная дама, чье пребывание здесь тщательно всеми скрывается? — с усмешкой обратился он к ней, весьма дерзкими глазами осматривая ее с головы до ног. — Позвольте представиться: полковник Шевелев, офицер по поручениям при штабе армии.
Он ждал, что она назовет себя, но Докки лишь вскинула бровь и сделала надменное лицо, намереваясь осадить бесцеремонного офицера.
— Не имею чести быть с вами знакомой, — ответила она холодно, оскорбленная как его выходкой, так и вызывающими взглядами.
Его ничуть не смутило ее сдержанное негодование.
— Мадам, что за условности во время войны? — игриво сказал он. — Сегодня мы живы, завтра — нет, так почему бы не проявить некоторую снисходительность к защитникам Отечества, хотя бы к одному из них?
Докки искоса посмотрела на щеголеватый вид полковника — чистенькую, с иголочки амуницию, белоснежные перчатки — и подумала, что уж его-то трудно причислить к защитникам Отечества, и вряд ли его блестящая сабля когда-либо покидала свои ножны.
Она промолчала, начиная сердиться на Палевского, что он оставил ее одну, как к ней подоспели офицеры, ее сопровождающие.
— Шевелев, езжайте-ка по своим делам, — резко сказал адъютант графа. — Вы получили пакет, так поспешите его доставить в Главный штаб.
— Не ерепеньтесь, Матвеев, — набычился штабной. — Нам нужно еще кое-что уточнить у Палевского, а он, говорят, находится в артиллерийской роте. Здесь же я лишь задержался поприветствовать даму.
— Дама не расположена к вашим приветствиям, — выдвинулся вперед юный офицер. Глаза его сверкали, а рука тянулась к рукояти сабли.
— Вы, штабс-капитан, не вмешивайтесь не в свое дело, — Шевелев бросил на него снисходительный взгляд мужчины, старшего по возрасту и чину, чем привел юношу в еще большую ярость.
— Это мое дело! — воскликнул он. — Дама находится под моим покровительством и защитой!
Матвеев с трудом сдержал усмешку, штабной расхохотался, а Докки послала ободряющую улыбку растерявшемуся от собственных слов штабс-капитану, который догадался, что сморозил глупость, и густо покраснел.
— Вы, Грачев, не доросли еще покровительствовать дамам, — презрительно фыркнул Шевелев. — Вам…
— Полковник, — адъютант Палевского остановил штабного взглядом. — Вы искали его превосходительство?
Он кивнул за свое плечо, и Докки, оглянувшись, увидела, что к ним галопом приближается Палевский. Ее сердце встрепенулось, и в который раз она залюбовалась его легкой посадкой в седле и решительным видом. Кисти серебристо-черно-оранжевого шарфа, опоясывающего талию, развевались от скачки, золотое генеральское шитье на воротнике и обшлагах мундира сверкало на солнце. Офицеры моментально вытянулись, не сводя глаз с приближающегося командира. Докки заметила, с каким восхищением смотрел на Палевского юный штабс-капитан и уважением — адъютант. Штабной суетливо одернул мундир, его спутники, отдавая честь, потеснились в сторону, пропуская генерала.
«Настоящий полководец, лидер, которому все рады повиноваться, — думала она, наслаждаясь осознанием того, что этот поразительный человек сейчас спешит присоединиться к ней и на данный момент ищет ее общества. — И это не сон, это происходит на самом деле, истинное чудо из чудес…»
Приблизившись, Палевский осадил своего гнедого.
— Что происходит, господа? — требовательно поинтересовался он. Его пронзительные глаза скользнули по Докки и сурово обвели до сих пор пунцового Грачева, нахмуренного адъютанта и пришедшего в замешательство Шевелева.
Штабной кашлянул.
— Помимо пакета нам было еще поручено доставить пленного офицера, ваше превосходительство, — сообщил он. — Но начальник штаба Еремин сказал…
— Правильно сказал, — перебил его Палевский. — Пленный был отправлен в Главную квартиру. Что еще?
— Все, ваше превосходительство, — пробормотал Шевелев. — Только главнокомандующий…
— Все в бумагах, — заявил Палевский. — Я вас более не задерживаю, тем более что вас с нетерпением ждут в штабе армии.
— Так точно, ваше превосходительство, — штабной отдал честь, развернул коня и поскакал вперед. За ним последовали его сопровождающие.
— Матвеев? — граф посмотрел на адъютанта.
— Пытался навязаться даме, — лаконично доложил тот.
Палевский понимающе ухмыльнулся, кивком отпустил офицеров и повернулся к смятенной Докки.
— Вас ни на минуту нельзя оставить одну, — глаза его насмешливо сверкнули, но в голосе слышалась ласка.
— Вот и не оставляли бы, — отозвалась она сердито.
— Я бы с радостью, — признался он, — но дела…
Они двинулись по тропинке. Докки ждала, что он обвинит ее в кокетстве, но Палевский только хмыкнул:
— Этот Шевелев — известный волокита. Я надеялся, что вас не заметят, но штабные видели вас со мной на поляне и, видимо, уже всем проболтались.
Докки встревожилась.
— Не хватало еще сплетен обо мне в армии!
— Никто не знает вашего имени, — Палевский явно пытался ее успокоить.
— Но кто-то мог видеть меня в Вильне, — напомнила она ему.
— Тогда пойдут разговоры, — признал он. — Ну, одним слухом меньше, одним больше…
— И то правда, — согласилась Докки. Сплетни о ней все равно уже ходят, а радость от встречи и общения с Палевским стоит гораздо больше очередных разговоров.
— Соскучились без меня? — вдруг спросил он, наклонившись к ней с седла.
Она хотела сказать, что ей не дали скучать, но передумала и лукаво произнесла:
— Конечно, вы же оставили меня в одиночестве.
— Зато вернувшись, застал возле вас целую компанию, — припомнил он. — Видимо, мне не дождаться, когда вы признаетесь, что вам без меня скучно и никакое другое общество не сможет восполнить моего отсутствия.
— А зачем вас вызывали? Какие-то сложности? — спросила она, уходя от столь легкомысленного разговора, который мог завести их невесть куда.