Легенда о Сигурде и Гудрун

(«там Гудхере подарил мне великолепный драгоценный камень в награду за песню: то был неленивый король» [35]). В германской традиции его зовут Гунтер (Gunther).

Имя Гивика (Gibica,в форме Gifica)в древнеанглийском стихотворении «Видсид» носит правитель бургундов, а также и правители готов и гуннов, как я уже упоминал выше. В древнеисландском это имя в результате регулярного фонетического сдвига превратилось в Гьюки (Gjúki) — это отец Гуннара; в немецкой традиции появляется форма Gibeche— это опять-таки отец Гунтера. Однако (особенно в свете помещения Гивики в стихотворение «Видсид») очень может быть, что в истории он — прославленный древний основоположник рода.

«Несложно понять, — писал Р. У. Чемберс в своем издании «Видсида» (1912), — почему история падения Гундахари и его людей в битве против гуннов представляла интерес не только для бургундов, но и для всех их соседей, пока, с течением веков, не стала известна по всей Германии от края до края. Восемь веков спустя после знаменитой битвы о Гундахари еще помнили от Исландии до Австрии».

С этим мнением отец не вполне соглашался. В заметках к лекциям, в первую очередь посвященных осведомленности древнеанглийских поэтов в том, что касалось легенды о Вёльсунгах, он писал: «История Гудхере — это история крушения вслед за триумфом, — причем крушения внезапного, а вовсе не постепенного упадка, — история нежданного и полного разгрома в великой битве. А еще это — падение народа, который уже прославился своей отважной предприимчивостью и немало растревожил западные области своим вторжением и созданием крупной державы в Вормсе. Легко себе представить, как поражение, нанесенное Аэцием какими-то двумя годами раньше, обретет драматический размах и войдет в легенду как разгром, учиненный гуннами (даже если в историческом контексте они никак не связаны, что вполне возможно).

Гудхере, доблестный и великодушный даритель злата уже в «Видсиде», по всей видимости, был весьма прославлен.Просто гибель, без предшествующей славы, не сподвигла бы певца к восхищению и сожалению. Однако мы, вероятно, не слишком ошибемся, предположив, что в сказании был какой-то еще элемент (довольно ранний), помимо несчастья как такового, что наделил его и огнем, и жизнью — причем на века. Что это было, мы вряд ли догадаемся. Золото? Не исключено, что именно золото либо добыча некоего сокровища (что еще позже отождествили с каким-нибудь прославленным в легендах золотым кладом) были включены в сюжет, чтобы объяснить нападение Аттилы. Аттила (когда легенда или историческая правда не на его стороне) изображается как человек жадный и алчный. Может быть, именно так Гудхере и оказался связан с самымзнаменитым сокровищем, драконьим кладом Сигемунда [в древнеанглийском] или Сигурда [в древнеисландском]».

Мой отец вовсе не подразумевал, что исторический Аттила возглавил нападение на бургундов в 437 году: подтверждений этому нет. На его взгляд, «Аттила появился в истории на ранней стадии лишь благодаря мифическому, или драматическому, упрощению и усилению значимости битвы, в которой погиб Гудхере. И стал неотъемлемой ее частью». В VIII веке ломбардский историк Павел Диакон (монах из Монтекассино) знал Аттилу как врага. Исходя из его рассказа складывается впечатление, что к тому моменту в традиции закрепилась следующая версия: Гундахари не погиб в своем собственном городе Вормсе, а выступил маршем на восток навстречу Аттиле. Этот элемент неизменно присутствует в легенде во всех ее формах.

При том что в германской легенде исполинская фигура Аттилы производит впечатление весьма внушительное, нет никаких оснований в данной книге излагать историю самого знаменитого из варварских королей, что неизбежно подразумевает необходимость вдаваться в политические и военные тонкости (зачастую маловразумительные) его отношений с разрушенной Римской империей. Действительно, относительно развития легенды в скандинавской традиции можно сказать, что обстоятельства смерти Аттилы имеют значение куда большее, нежели обстоятельства жизни. В то же время, думается мне, не стоит совсем закрывать глаза на поразительно яркий образ этого страшного тирана и разрушителя, дошедший до нас спустя более пятнадцати веков (какой разительный контраст с Гундахари, о чьих личных качествах мы вообще ничего не знаем!).

Нашими сведениями мы обязаны образованному и знающему историку по имени Приск Панийский (Панион — город во Фракии). От его пространного труда на греческом языке «Византийская история и деяния Аттилы», как ни прискорбно, сохранились лишь фрагменты, но один из таких фрагментов содержит рассказ о путешествии автора в Венгрию в составе небольшой дипломатической миссии, отправленной к Аттиле из Константинополя, столицы Восточной империи, летом 449 года. Аттила принял римских послов в своей ставке — деревушке, представляющей собою скопление деревянных построек, — посреди обширной равнины, где взгляд не различал ни камня, ни дерева. Так что Приск не только внимательно наблюдал за пиром, на котором главенствовал Аттила, равно как и за многим другим, но и охарактеризовал его подробно и точно, как если бы вел дневник и заносил в него все, что видел. В этом уникальном рассказе о варварском пиршестве в героическую эпоху Приск описывает причудливую нескончаемую церемонию, в ходе которой Аттила пил за каждого из гостей по очереди, и роскошное угощение, подаваемое на серебряных блюдах (все — награбленная в бою добыча, равно как и серебряные и золотые чаши) — по контрасту с немудреной простотой самого Аттилы, который пил из деревянной чаши и ел только мясо с деревянной тарелки. Автор повествует и об увеселениях: были там певцы, что славили великие подвиги Аттилы; были там и сумасшедший, и карлик-фигляр: их выходкам смеялись все, но только не Аттила — тот просидел все это время в мрачном молчании. Но когда в залу вошел его младший сын Эрнак, Приск заметил, что Аттила поглядел на отрока «смягчившимся взглядом» и погладил его по лицу. Приск попросил объяснения у своего соседа-гунна, и тот ответил, что прорицатели напророчили Аттиле: род его падет, но будет восстановлен этим сыном. Разгул затянулся далеко за полночь, но римляне благоразумно удалились задолго до конца пирушки.

В труде историка готов VI века по имени Иордан содержится описание внешности Аттилы: оно напрямую заимствовано из Приска, хотя оригинал утрачен. Аттила был невысок ростом, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами-бусинками; с приплюснутым носом, смуглокожий; его всклокоченную бороду чуть тронула седина. «Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесённое своё могущество» [36].

Для глобального развития легенды крайне важно великое событие 451 года — самая знаменитая битва той эпохи. В том году Аттила во главе огромной армии двинулся на запад к Рейну и в силу неясной причины атаковал Галлию. Гунны уничтожили власть остроготов на востоке еще в IV веке, и Аттила правил громадной разношерстной державой, так же как некогда готы при Эрманарихе (см. комментарии к «Песни о Гудрун», строфа 86, с. 347–348). В его империи, равно как и в его армии, было немало восточногерманских племен; а теперь к войску присоединились остроготы под началом короля Валамера, гепиды под началом Ардариха, а также руги, туринги и воины других племен. Против них ненадежным союзом выступили визиготы (западные готы) Толосы (Тулузы) под началом престарелого короля Теодориха, римский полководец Аэций, бургунды из своих новообретенных владений в Савойе, франки и даже некоторое количество саксон. Сражение вошло в историю как битва на Каталаунских, или Мавриакских, полях (равнина в Шампани); она произошла в окрестностях города Труа (в ста милях к юго-востоку от Парижа).

35

В стихотворном переводе на русский язык В. Тихомирова этот фрагмент звучит так:

36

Сочинение Иордана «О происхождении и деяниях гетов» цитируется в переводе Е. Ч. Скржинской. — Примеч. пер.