Страница 45 из 65
— Н-н-нет, сэр, — пробормотал Питер.
Но, очевидно, ответ не удовлетворил Гаффи, ибо он схватил Питера за нос и так больно зажал, что у того на вернулись на глазах слёзы.
— Так в чём же дело?
Лицо начальника искривилось злобной усмешкой, и он расхохотался в глаза Питеру презрительным смехом.
— Ты вообразил, что она любит тебя! Ведь правда? Ты воображал, что она в самом деле тебя любит?
Тут Мак-Гивни, Хаммет и Гаффи дружно загрохотали, и Питеру казалось, что это насмешливо хохочут демоны на самом дне преисподней. Этих слов было достаточно, чтобы воздушный замок, созданный Питером в мечтах, рухнул, погребая его под развалинами. Гаффи все разнюхал про Нелл!
Пока Питер ехал в автомобиле в бюро Гаффи, он то и дело вспоминал о наставлении Нелл. «Держись, Питер. Выпутывайся!» Он и собирался выпутываться, несмотря ни на что, но теперь вдруг увидел, что всё погибло! Как мог он выпутаться, когда они узнали о роли, какую играла Нелл, и когда сама Нелл не сумела выпутаться!
Гаффи прочел все эти соображения на лице Питера, и его смех перешёл в рычание.
— Ну теперь-то уж ты выложишь мне всю правду, так, что ли? Только, тебе уже нечего и говорить — и так всё известно.
Он отвернулся от Питера и принялся шагать взад и вперёд по комнате. Его так и распирало от гнева, и потребовалось некоторое время, чтобы возбуждение слегка улеглось. Наконец, начальник сыскного отделения сел за письменный стол, выдвинул ящик и вынул оттуда бумагу.
— Я вижу, ты сидишь тут и изо всех сил стараешься ещё что-нибудь сочинить, — сказал он.
Питер и не думал этого отрицать, потому что всякое отрицание вызывало у Гаффи новый приступ ярости.
— Ладно, — произнес Гаффи. — Я тебе прочту, и ты сам увидишь, до чего докатился и какой ты патентованный болван.
Гаффи начал читать вслух письмо, и Питер с первого же слова угадал, что это письмо Нелл и что замок его мечтаний рухнул и от него не осталось камня на камне. Так некогда были сравнены с землей гордый Вавилон и Ниневия!
«Дорогой мистер Гаффи, — гласило письмо. — Мне очень жаль, что приходится вас огорчить, но пятьдесят тысяч долларов — кругленькая сумма, а мы устали от работы и нуждаемся в отдыхе. Да будет вам известно, что Тед Крозерс только что взломал несгораемый шкаф в доме Нельса Аккермана и мы завладели облигациями займа свободы и бриллиантами, стоимость которых мы определяем в пятьдесят тысяч долларов, — а ведь вы знаете, что Тед большой знаток бриллиантов.
Теперь, наконец, вы узнаете, что я работала в доме мистера Аккермана, и кинетесь меня ловить по горячим следам. Так вот, я наперёд заявляю, что вам нет никакого смысла сажать нас, потому что нам известна вся подоплека губеровской инсценировки, а также обо всём, что ваше бюро затевало за последний год в Американском городе. Можете спросить Питера Гаджа, и он расскажет Вам. Ведь это мы с Питером подстроили заговор с динамитными бомбами. Но не ругайте Питера, — он делал только то, что я ему подсказывала. Он недостаточно умён, чтобы быть по-настоящему опасным, но из него выйдет первоклассный агент, если вы будете ласково с ним обращаться и не позволите ему водиться с женщинами. Не давайте только ему денег, — он не блещет красотой, и ни одна женщина на него не взглянет, если у него будет пусто в кармане.
Так вот, Питер расскажет Вам, как мы разыграли эту комедию с динамитом. Конечно, вам не захочется, чтобы об этом узнали красные. Имейте в виду, что, если Вы сцапаете нас с Тедом, мы уж сумеем так или иначе сообщить обо всём красным. А если Вы оставите нас в покое, мы не обмолвимся ни словом, и у Вас будет замечательный террористический заговор и на лицо все улики, необходимые, чтобы расправиться с красными. Право же, этот заговор стоит пятидесяти тысяч долларов, — и это ещё не слишком дорого, потому что Нельс Аккерман отваливал вам и не такие суммы, а всё, чего вам удалось до сих пор добиться, и в подмётки не годится нашему заговору. Я знаю, что Вы придёте в бешенство, когда прочтете это письмо, но обмозгуйте хорошенько этот вопрос и не порите горячки.
Я отправила Вам письмо с посыльным, поэтому вы можете быстро снестись с Нельсом Аккерманом и предупредить его, чтобы он не давал знать полиции. А не то, Вы сами знаете, что будет: если эти дурачки обнаружат преступление, эта история станет известна красным, попадёт в газеты и разнесётся по всему городу, и Ваша инсценировка лопнет. Смею думать, что теперь после избиения красных и линчевания Шона Грэди, Вам не слишком-то понравится, если пойдёт молва, что заговор был подстроен Вашими людьми. Мы с Тедом будем держаться в тени и до поры до времени не станем разбазаривать драгоценности, и всё будет в порядке.
С почтением
Ваша Эдит.
Честное слово, Питер не виноват, что он такой бабник, и он, конечно, служил бы вам верой и правдой, если бы не моя красота».
§ 67
Вот как повернулось дело! Когда письмо было прочитано, Питеру стало ясно, что ему больше нечего сказать, — и он откровенно в этом признался. Внезапно он почувствовал во всём теле невероятную тяжесть, ноги у него подкосились, и он опустился на стул. Он сидел с убитым видом, и глаза его испуганно перебегали с Гаффи на Мак-Гивни, с Мак-Гивни на Хаммета и снова на Гаффи.
Начальник сыскного отделения был вне себя от ярости, но он был человек практичный. Он не мог бы руководить крайне ответственной и секретной работой, порученной ему Транспортным трестом, если бы не был дельцом до мозга костей. Итак, он приступил к делу. Питер должен всё ему рассказать о террористической инсценировке: как они орудовали и что ему об этом известно. И Питер также, будучи человеком практичным, прекрасно понимал, что ему уже нет смысла что-либо скрывать. Он рассказал всё как было с начала до конца, особенно напирая на то, что они соблюдали строжайшую тайну и, кроме него и Нелл, никто ничего не знал, за исключением её любовника Теда Крозерса, которому она, конечно, всё сказала. Вероятнее всего, Крозерс и раздобыл динамит. Из дальнейшего разговора Питер узнал, что молодой человек с бульдожьим лицом — один из искуснейших взломщиков сейфов во всей стране, и, без сомнения, он-то и был душой заговора; он подбил Нелл на эту затею и направлял её шаги. Тут Питер вспомнил про поцелуи, подаренные ему Нелл в парке, — и краска стыда залила его щеки: да, ясно, как день, едва дело коснётся женщины, он становится сущим болваном.
Питер начал защищаться. Право же, он не так уж виноват, ведь Нелл забрала над ним власть. Ещё в храме Джим-джамбо, когда он был мальчонкой, он был без памяти в неё влюблен. Ведь она не просто красива, она чертовски изящна, изящней он не видывал женщины. Мак-Гивни заметил, что она ещё и тогда вела игру с Питером, в то время она состояла на службе у Гаффи и собирала материалы, необходимые для того, чтобы засадить в тюрьму Паштиана эль Каландру и положить конец культу Элефтеринианского экзотицизма. Она оказывала немало услуг секретной полиции Транспортного треста ещё в те времена, когда Питер, разъезжая по стране с Периклом Прайвмом, продавал патентованные средства. Гаффи заставил Нелл соблазнить одного выдающегося руководителя рабочего движения в Американском городе. Она заманила его на свидание в номер отеля, где их и накрыли, — и таким образом удалось прервать одну из самых крупных забастовок в истории этого города.
Услышав это, Питер обрадовался: это вода на его мельницу! Ну, где ему было устоять перед такой женщиной! Во всём виноват Гаффи, который нанимает таких особ и слишком их распускает. Внезапно у Питера блеснула мысль: а ведь Нелл, должно быть, разнюхала, что он, Питер, должен встретиться в Отеле де Сото с молодым Лэкменом, и отправилась туда, чтобы поймать его в свои сети. Когда Мак-Гивни заметил, что, вероятно, так всё и было, Питер почувствовал, что дело идёт на лад, и продолжал в том же духе, всё с большим красноречием. Ну, конечно, он оказался дураком, круглым дураком, и ничего не может сказать в свое оправдание, но это было для него отличным уроком, и он твёрдо усвоил этот урок. Больше не будет женщин! Не будет и светской жизни, и если мистер Гаффи позволит ему ещё раз попробовать…