Страница 27 из 53
Когда донские казаки присвоили мне звание полковника Войска Донского, вручили соответствующее удостоверение, форму и именовали не иначе, как «Элина Донская», я шутила:
— Вот явлюсь в свой Малый театр в форме, погонах. То-то будет переполох!
Но, кроме шуток, эта награда мне очень дорога. У меня множество почетных дипломов, грамот, удостоверений и т. д. Эта же — самая-самая. Ибо она даже не только мне, но и изумительной донской казачке Аксинье, которую весь казачий Дон помнит и любит.
Интерес к фильму был огромен, меня постоянно приглашали на встречи со зрителями. Я не отказывалась, отправлялась в дальние дали, выступала на стадионах, в больших дворцах культуры и маленьких клубах. Это было утомительно, требовало больших нравственных и чисто физических сил, но я превозмогала усталость, ехала поездами, летела самолетами. На встречах задавалось множество вопросов. Самый распространенный из них: как я стала актрисой. Часто спрашивали о съемках, моих партнерах по фильму, о том, как снимались те или другие сцены. Почему-то многих интересовало, замужем ли я и какая у меня семья, кто мои родители. Помню и такой вопрос:
— Как ваш муж относится к любовным сценам с Григорием Мелеховым?
Я догадывалась, какая сцена имеется в виду, и ответила:
— Он знал, что я попросила проложить между мной и Григорием валик из скатанного одеяла.
Не знаю, поверили ли мне, но было именно так. Я до сих пор не понимаю, как снимаются актрисы в чересчур откровенных сценах. Для меня это было бы совершенно невозможно. Убеждена, что в драматургию действительно художественного фильма не должны вплетаться цинизм и пошлость.
Конечно, многих интересовало, были ли у меня романы с моими партнерами по фильму. Я совершенно искренне отвечала: нет. Кстати, я не раз видела, как такие мимолетные романы мешают работе над фильмами.
Настойчиво расспрашивали о моих дальнейших творческих планах. Я говорила о том, какие роли хотела бы сыграть в кино. Но все это было из области мечтаний. Что же касается работы с Сергеем Аполлинарьевичем Герасимовым, то наши творческие пути больше не пересекались. Наверное, потому, что он снимал фильмы, в которых я была не нужна. А проситься? Один раз это было, но судьба не любит повторов…
Девушка в красной косыночке
Во время съемок «Тихого Дона» я в свободное время приходила в семью, в которой меня любили. Композитора Марка Григорьевича Фрадкина я очень уважала, а его супруга стала моей близкой подругой. Я считала себя тогда жуткой провинциалкой и с ее помощью, естественно, незаметно, пыталась постигнуть основы московской светской жизни. Тогда не было в ходу словечко «тусовка». Люди творческие, приобщившиеся к культуре, придерживались — чисто инстинктивно — определенного свода писаных и неписаных правил поведения в обществе. Нарушать их считалось неприличным. Никто не «тусовался» напоказ — просто общались, и такое общение много давало душевного, обогащало.
Марк Григорьевич тогда работал с режиссером Юрием Павловичем Егоровым над музыкой для фильма «Добровольцы», который вскоре предполагали снимать.
Сценарий я увидела у жены Фрадкина, Раисы Марковны, на столе. И так мне понравилась Лелька Теплова! Каждый раз, когда я встречалась с Егоровым у Фрадкиных, я задавала ему один и тот же вопрос: «А кто у вас будет играть Лельку?»
Егоров, конечно, понимал, почему я задаю этот вопрос. Тогда попросить роль было не стыдно. Все равно нужно было пройти процедуру конкурса. Поэтому мой интерес к роли Лельки меня как бы ни к чему не обязывал и ни к чему не обязывал режиссера. Но когда я повторила этот вопрос много раз, Юрий Павлович сказал такую фразу:
— Да у тебя же длинные волосы, а Лелька стриженая…
И тут я сразу же сообразила, что мне нужно делать. Среди друзей Раисы Марковны была Клеопатра Сергеевна, ассистентка Егорова. Мы ее ласково называли Патя — очаровательная женщина, очень остроумная, яркая брюнетка. Я ей сказала:
— Патенька, давай мы сделаем фотографию… Пришьем такие стриженые кончики к косыночке красной, вот здесь — возле ушей, и челочку приделаем…
Мы это проделали… И Патя показала фотографию Егорову. Он спросил:
— Неужели она подстриглась?
— Да, — ответила Клеопатра Сергеевна, — подстриглась.
Ну, тут деваться Юрию Павловичу было некуда, и мне дали пробу, то есть приняли для участия в конкурсе. А там я победила! Радость мою трудно передать.
В основу этого фильма был положен стихотворный роман Евгения Долматовского. От первых пятилеток до послевоенных лет, два экранных десятилетия — таков временной диапазон фильма. Это была жизнь целого поколения, наполненная романтикой и благородными порывами.
Я еще жила образом казачки Аксиньи, а уже играла роль простой, искренней, обаятельной работницы-метростроевки Лели Тепловой. Говорят, она мне удалась. Я даже знаю почему: мне были близки по духу молодые герои фильма, их убеждения и поступки. Они были цельными, жизнестойкими. Если любили — так любили, ненавидели — без оглядки…
Это было поколение моей мамы. Я помню у мамы комсомольский значок, окруженный присборенной красной лен-точкой-розеткой, помню ее красную косыночку…
Юрий Павлович Егоров — талантливый ученик Сергея Аполлинарьевича Герасимова. Фильм, по мнению критиков, получился фрагментарным, но он был очень крепко сколочен, хорошо музыкально оформлен. Моим партнером был Михаил Александрович Ульянов. Он играл роль возлюбленного, а потом мужа Лели Тепловой — Кайтанова. В фильме снимались Леонид Быков, Петр Щербаков, Микаэла Дроздовская, Люся Крылова. То есть собрался ансамбль талантливых актеров. И все были молодыми, полными сил…
Съемки получились очень долгими и сложными, но действие фильма растянуто на десятилетия. Работала я с большим удовольствием. Талант актеров и режиссера помогли сделать фильм без единой фальшивой ноты.
Лельку Теплову я играла на пределе своих возможностей. Недостаток опыта восполнялся энтузиазмом. Иногда я представляла ее своей сестрой: я ведь тоже была добровольцем — малолеткой ушла на фронт. Поистине это была моя героиня…
На этих съемках я часто думала о своих родителях, об их, не побоюсь этого слова, жертвенности во имя общего блага, страны. Мама в тридцатые годы добровольно шла на самые тяжелые работы. А отец… Другой такой судьбы я просто не знаю. Добровольцем ушел на Гражданскую, потом попросился на Польскую войну. Он — опять-таки добровольно — был в действующей армии на Халхин-Голе, в первые дни Отечественной войны, не дожидаясь повестки, ушел защищать Родину. Когда наш санитарный эшелон разбомбили и наступило относительное затишье, отец добровольцем отправился под Сталинград, где шли тяжелейшие бои и погибали девять из десяти наших солдат. Когда от него долго не было писем, я находила утешение в разговорах с ранеными, которые говорили: «Может, пропал без вести, или его взяли немцы в плен…» Один из фронтовиков хмуро сказал мне: «Добровольцы в плен не сдаются». Как ни странно, эти слова его я восприняла как утешение: раз не в плену, значит, воюет, жив».
И мне хотелось сыграть в фильме так, чтобы всем стало понятно: добровольцы — люди особой закалки, гордость народа.
О «Добровольцах» много писала пресса. Дело в том, что тогда приближалось 40-летие ВЛКСМ, и фильм быстро причислили к тем, что «комсомолу посвящаются». Его создатели не возражали, хотя мы все вкладывали в понятие «доброволец» гораздо более широкое содержание.
Казалось бы, «Добровольцы» получились героико-романтическим фильмом о советском времени и его нравственных ценностях. Новая эпоха должна была бы «задвинуть» эту картину на самые дальние архивные полки. А ее смотрят… Вот и недавно, в 2002 году, снова показали на экранах ТВ. Времена меняются, а фильм живет! Потому что он о том, как люди, отказывая себе во всем, строили будущее страны. И мы должны не уставать говорить им «спасибо!» и низко, низко кланяться. Постараться не портить то, что они сделали.
Когда я снова, в который раз, смотрела «Добровольцев», я думала о том, что наше умение уничтожать платформу, на которой стоим, рвать традиции — фантастическое. Я нигде не видела, чтобы с таким азартом люди разрушали то, что было создано их предшественниками, отцами, матерями. Может быть, это идет от наших давних постулатов — разрушать «до основания». А мне больно. Больно, что гибнут народные традиции, рвется связь поколений. Чтобы восстановить все это, придется долго и упорно трудиться. Утешает только то, что не впервые нам приходится начинать все сначала.