Ты лучше всех

— Уж Молли для нас постаралась, — объявил тот, входя в комнату с тяжелым подносом, который поставил на низкий столик возле камина, а сам опустился на подушки рядом с Тессой.

Вдохнув душистый аромат еще теплого свежеиспеченного хлеба, молодая женщина позабыла про свое нежелание ужинать, а при виде домашнего супа, холодного цыпленка, ветчины, салата и сыров у нее потекли слюнки. На десерт их ждал пирог с черной смородиной и взбитыми сливками. Мэтт также принес бутылку вина, — «утащил у отца самое лучшее», — с улыбкой объяснил он, протягивая Тессе бокал.

— Пожалуй, я буду скучать по стряпне Молли, когда мы переедем, — призналась Тесса, пережевывая хрустящий хлеб с маслом, и, вдруг осознав, что слух об этом интимном ужине, должно быть, разнесся по всему дому, спросила: — О нас, наверное, сейчас все сплетничают?

— Наверное, — беззаботно бросил Мэтт, словно ему и дела не было до чужих языков. Но, очевидно, чужие языки его и впрямь не волнуют, сообразила Тесса, ведь Мэтт вырос в доме, полном слуг.

— Тебе это неприятно? — спросил он, в свою очередь сообразив, что Тесса не привыкла жить в одном доме с посторонними людьми.

— Нет, — искренне ответила она.

А действительно, чего мне стыдиться? — задалась вопросом Тесса. В том, что происходит между нами, вернее, произойдет, поправилась она, затрепетав в предвкушении, нет ничего позорного. В принципе, это даже хорошо, что о нас говорят. Возможно, известие о том, что мы с Мэттом стали любовниками, распространившись по дому и просочившись в деревню, достигнет также и ушей моей ненавистницы, если таковая существует на самом деле, и та в конце концов смирится с неизбежностью нашего брака.

— За нас! — Мэтт поднес бокал к ее бокалу.

Тесса, улыбаясь, легонько чокнулась с ним.

— За нас, — повторила она, но лишь пригубила вино: у нее и так уже кружилась голова от возбуждения.

Они кормили друг друга, потом Мэтт неожиданно поймал ее кисть и стал медленно облизывать пальцы, втягивая каждый глубоко в рот. Тесса сладостно поежилась. А спустя несколько мгновений, когда он потчевал ее взбитыми сливками, с ложки на блузку Тессы упал кусочек, осевший чуть выше выпирающего соска.

— Ты это специально, — обвинила она Мэтта, который в ответ лишь медленно раздвинул губы в чарующей обольстительной улыбке.

А когда он склонился, чтобы слизать сливки с блузки, Тесса думала, что лишится чувств: влажный жар дыхания Мэтта, прилепивший шелковую ткань к ее груди, дарил несказанно эротичные ощущения.

— Мэтт… — взмолилась она, вцепившись в его плечи.

Одной рукой он смел в сторону остатки ужина и бережно опустил Тессу на подушки, целуя глаза, щеки, подбородок, пока наконец не завладел губами.

Тесса с лихорадочной страстью отвечала на поцелуи, упиваясь ощущением его тяжести на своем теле. Пуговицы на ее блузке расстегнулись, открыв алчному взгляду и еще более алчным губам Мэтта груди с торчащими сосками.

Он с жадностью прильнул к ним, и тихие восторженные вскрики Тессы доставили ему даже большее удовольствие, чем сам акт. Едва ли не большее. Мэтту становилось все труднее и труднее обуздывать собственную страсть, но еще сильнее было желание поразить воображение и чувства Тессы. Хотелось, чтобы первая после шестилетней разлуки любовная близость запечатлелась в ее душе и в теле как нечто особенное, неповторимое.

— Прошу тебя… — простонала Тесса, выгибаясь ему навстречу.

Она судорожно потянула «язычок» молнии на юбке, стремясь поскорее избавиться от одежды. Мэтт, улыбкой отреагировав на ее нетерпение, быстро скинул рубашку.

Тесса положила ладони на его широкую мускулистую грудь, покрытую густыми черными волосками, затем, испытывая потребность ощутить вкус его кожи, встала на колени и приникла губами к тому месту, где билось сердце.

Мэтт со стоном прижал ее к себе, потом, чуть отстранившись, заглянул Тессе в лицо. Ее восхитительные карие глаза полнились тем же неукротимым желанием, от которого изнемогал он сам.

— Ты выпила свою таблетку? — неожиданно спросил Мэтт.

— Что? — Тесса поначалу решила, что он имеет в виду проклятые транквилизаторы, один из которых она уже благополучно спустила в унитаз, но потом сообразила, что Мэтт ведет речь о контрацептивах. — Да, выпила. Почему ты спрашиваешь? Мне казалось, ты должен бы обрадоваться, если б я забыла принять ее.

Мэтт слегка нахмурился.

— Нет, дорогая, меня это не обрадовало бы. Мы же договорились: никаких сожалений. Помнишь? Сейчас я хочу любить тебя, а не заниматься производством детей.

— Да! Да! Люби меня! — с жаром воскликнула Тесса.

Мэтт, восторгаясь ее горячностью, принялся срывать с себя оставшуюся одежду. Тесса помогала ему и вдруг замерла.

— У меня никогда никого не было, кроме тебя, — прошептала она.

Мэтт поймал ее руку и поцеловал. Его захлестнула волна невыразимого счастья, но он прекрасно понимал, что одной из составляющих его эйфории является польщенное мужское самолюбие. И еще он чувствовал себя ханжой, хотя теперь не смог бы вспомнить ни одной из тех женщин, что время от времени делили с ним постель на протяжении последних шести лет.

— Я ужасно рад это слышать, что, разумеется, характеризует меня не с лучшей стороны. Столь откровенное ликование свойственно только самовлюбленным кретинам, — грустно произнес он и, нахмурившись, тихо спросил: — Тебе было очень одиноко?

Тесса пожала плечами, намереваясь солгать, но потом передумала.

— Иногда, — призналась она. — Но мне некогда было скучать… и у меня была Эбби. — Она несмело взглянула на Мэтта, ожидая прочесть на его лице гнев и скорбь по потерянным годам, но в его взоре сквозило только беспокойство.

— Прости меня, — промолвил он, жалея, что в свое время не довел поиски до конца.

— Нет, это ты прости меня, — возразила Тесса. — Это все моя дурацкая гордость, будь она проклята! Я просто боялась, что не вынесу, если вдруг увижу отвращение в твоих глазах или ты потребуешь анализа на установление отцовства… — Она содрогнулась.

— Шшш. Мы теперь вместе, все трое. Остальное не имеет значения. Только не бросай меня больше! — с ожесточением в голосе потребовал Мэтт.

— Не брошу, — пообещала Тесса, и он рывком привлек ее к себе.

Наконец, обнаженные, они повалились на подушки, исследуя, заново открывая друг друга, оба готовые к близости, но по обоюдному молчаливому согласию продлевая изощренную сладостную пытку, оттягивающую завершение. Прикосновением рук, губ, тел они дразнили и распаляли друг друга, пока оба не почувствовали, что больше не могут ждать.

Несмотря на долгие годы воздержания, Тесса не ощутила боли, когда Мэтт наконец овладел ею. Волна за волной накатывало на нее невероятное наслаждение, не оставляя в голове ни одной связной мысли, и Тесса в исступленном самозабвении льнула к Мэтту, со стоном выдыхая его имя.

Приноравливаясь к его движениям, она возносилась с ним к вершине экстаза, почти невыносимого в своем напряжении. Опустошающие спазмы один за одним начали сотрясать ее тело, и она, не выдержав остроты ощущений, закричала, а в следующую секунду услышала его удовлетворенный гортанный рык. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь их прерывистым дыханием, пока оба медленно приходили в себя.

Мэтт осторожно приподнялся, переместился на бок и привлек Тессу к себе, потом убрал с ее лица волосы и прижался губами ко лбу. Она, преисполненная блаженного умиротворения и восхитительного счастья, нежилась в его уютных объятиях. Сомнения и страхи, терзавшие ее на протяжении последних недель, исчезли. Важно было только то, что произошло в этой комнате, в этом оазисе любви. Внешнему миру здесь не было места, да и вообще пусть бы его вовсе не существовало.

Пресыщенное любовью тело охватила приятная истома. Тесса довольно вздохнула и, придвинувшись ближе к Мэтту, закрыла глаза. Когда он встал и отнес ее на кровать, она с трудом приоткрыла отяжелевшие веки и обиженно спросила:

— Ты уходишь?

— Нет. — Мэтт подбросил в камин пару поленьев и задул свечи, оставив лишь одну, ту, что горела у кровати, затем лег рядом с Тессой и, укутав ее до плеч одеялом, прижал к себе. — Пожалуй, до утра мне все же не следует оставаться, — сказал он, но не очень уверенно. — А то вдруг Эбби огорчится, если застанет меня здесь.