Страница 33 из 94
Все завопили от восторга — междуворот наполнил их жаждой битвы.
— Помни об Аламо! — брякнул Хомяк, и Лосяра тут же смазал ему пятернёй по башке.
— А что нам делать до того, как мы их найдём? — спросил кто-то.
В то же мгновение Милос понял, что им делать. Всё это время он сопротивлялся, как мог, но настал решительный момент, и он должен осуществить свою миссию. Он потерял почти тысячу детей Мэри. Ну что ж, к тому времени, как она проснётся, он уж постарается, чтобы её воинство оказалось как минимум в два, а то и в три раза больше. Нет, в десять раз! Всё возможно, если они все как один засучат рукава.
— Мэри ясно выразила свою волю, — проговорил Милос.
— Идти на запад? — выкрикнул кто-то.
— Нет, — ответил Милос. — Мы останемся здесь. И никуда не уйдём, пока не отыщем её. А за это время увеличим нашу армию... за счёт жатвы.
«Жатва» никогда не доставляла Милосу удовольствия, но, возможно, так было потому, что Джил всегда действовала слишком грубо и прямолинейно. С пятью десятками помощников, стоящими на пути у душ, стремящихся к свету, Милос сможет развернуться вовсю. Уж его-то «жатва» будет отличаться элегантностью, а масштабы её станут, он не побоится этого слова, просто эпическими.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Врата Скорби
Высотная музыкальная интерлюдия № 2 с Джонни и Чарли
— «Видишь, вот она грядёт из-за горы...» [27]
Джонни был на грани того, чтобы выброситься из окна «Гинденбурга».
— «Видишь, вот она грядёт из-за горы...»
Ему уже не раз казалось, что корабль пошёл на посадку, и в мальчике возрождалась надежда. Но всё время оказывалось, что это не дирижабль приближался к земле, а земля — к дирижаблю. На пути воздушного судна вставали горы.
— «Видишь, вот она грядёт, видишь, вот она грядёт...»
Проблема в том, что в отличие от бессмысленной песни Чарли, они не обходили горы кругом, а шли прямо сквозь них. Раз за разом ребятам приходилось пронизывать гранит и известняк — ощущение ничуть не лучше того, что возникает, когда проваливаешься в землю. Единственное, что ты благополучно выходишь на поверхность с другой стороны.
— «Видишь, вот она грядёт из-за горы!»
А за горами и равнинами снова расстилалась безбрежная водная гладь. Джонни никогда и в голову не приходило, что на Земле так много морей и океанов. Наконец, когда они в очередной раз достигли побережья, ему показалось, что он его уже где-то видел.
Точно — на склоне холма красовалась надпись: «Голливудленд». Слог «ленд» находился в Междумире [28].
— Не-ет! — взвыл Джонни-О. — Получается, мы обошли вокруг света?!
На что Чарли отвечал:
— «У неё шестёрка белых лошадей...»
И тут Джонни-О сломался. Он заплакал. Парнишка знал, что Земля круглая, но в его сознании она простиралась чуть ли не до бесконечности и только где-то в невообразимом далеке возвращалась к своему началу. Джонни-О пришёл в отчаяние: да они, наверно, уже бессчётное количество раз облетели вокруг планеты! Будет ли этому когда-нибудь конец?
— За что нам это наказание? Мы заслуживаем лучшей доли, — сказал он Чарли. Тот улыбнулся и продолжал распевать свою бесконечную песню.
Настал следующий день, пришёл вечер, и вот тогда-то Джонни углядел из окна нечто необычное. Они летели над территорией западных штатов, под ними лежала пустыня. С борта «Гинденбурга» Джонни-О перевидал в живом мире массу всяческих диковин: например, дорогу, чьи причудливые повороты образовывали слово «ха-ха»; реактивный истребитель, по непонятной причине стоящий на приколе на заднем дворе в каком-то жилом пригороде; гигантские портреты из злаков, выложенные на полях людьми, которым, по-видимому, некуда время девать, и прочее в том же духе. Но то, что он видел сейчас, было всем диковинам диковина — и находилась эта штука в Междумире!
— Неужто это мёртвое пятно? — спросил Джонни, по большей части обращаясь к себе самому, потому что вряд ли стоило ожидать ответа от Чарли. — Точно! Думаю, так оно и есть!
Но это было не простое мёртвое пятно. Огромный кусок земли тусклого серого цвета насчитывал несколько миль в диаметре и представлял собой идеальный круг.
— Чарли, ты только глянь на это!
Но Чарли заливался и не слушал его.
Пятно приближалось. То, что поначалу показалось Джонни пустым серым диском, вовсе не было пустым. Пятно было завалено всякой всячиной; Джонни не мог рассмотреть, что это за «всячина» — видел лишь, что там валялись кучи непонятно чего.
И тут к Джонни пришла гениальная мысль.
На своём пути «Гинденбург» встречал множество мёртвых пятен, зданий, перешедших на ту сторону, перекрёстков, на которых случались большие аварии. Но все они были слишком малы, чтобы, выпрыгнув из дирижабля, не угодить за пределы пятна. Это же пятно было таким обширным, что можно было без риска выброситься — и всё равно приземлишься, где надо!
Конечно, даже крутому Джонни-О идея спрыгнуть с высоты нескольких тысяч футов не казалась особенно привлекательной, но всё же это лучше, чем бесконечно реять в небесах. К тому же, они с Чарли были послесветы. Конечно, когда они ударятся о землю, им мало не покажется, ну, да ничего, зато они уберутся с проклятого дирижабля!
— Поднимайся, Чарли, нам надо идти! — Но когда Джонни обернулся к другу, то обнаружил, что того нет. — Чарли!
Он слышал пение мальчика, вот только непонятно было, откуда оно доносилось. Во всяком случае, не с променада правого борта.
— Чарли, ты где? Вернись!
Дирижабль пересёк границу странного мёртвого пятна, и Джонни почувствовал, что воздух вокруг него стал каким-то иным. На удивление плотным — если вообще можно говорить о плотности междумирного воздуха. По переборкам корабля побежали разряды статического электричества, и дирижабль пошёл выписывать круги, как будто в дело вступила новая, неведомая сила.
— Господи, что же это за место такое?
Теперь, когда судно вдруг завертелось, ходить стало труднее. Джонни, отправившегося на поиски Чарли, бросало из стороны в сторону; он спотыкался о мебель и влипал в стенки, но всё же пробрался на другой променад, потом на камбуз, обошёл каюты... Песня Чарли доносилась словно бы отовсюду и ниоткуда. А тем временем «Гинденбург» дошёл уже до середины пятна.
Наконец, Джонни вылез через люк, ведущий из пассажирского отсека в обширное алюминиевое нутро корабля. Здесь, на узком служебном мостике сидел Чарли. Он больше не пел. А в руках у него было ведро с монетами — мальчик обнял его, словно защищая.
— Какого чёрта ты сюда забрался?
Чарли воздел кверху палец. Джонни задрал голову и увидел массивные водородные контейнеры, похожие на гигантские пузыри. Всё внутреннее пространство корабля наполнилось статическими разрядами; искры пронизывали вместилища водорода... стоп, да разве не такой же разряд привёл к гибели «Гинденбурга»?!
— Он же не рванёт по-новой, а? — сказал Джонни. — Это же Междумир!
Но мёртвое пятно, над которым они плыли, было таким необычным, что, казалось, здесь может случиться всё что угодно. Джонни схватил Чарли за руку:
— Пошли, надо убираться отсюда!
Он потащил приятеля за собой вниз, на променад правого борта, и распахнул окно.
— Я знаю, что страшно, — проговорил он, — но надо прыгать. Ничего не случится, нас просто подбросит, и всё.
Но тут воздух опять изменился, искрить перестало, а когда Джонни глянул вниз, то увидел, как под ними проплыла граница между мёртвым пятном и живой пустыней; проплыла и стала удаляться. Они потеряли свой шанс! Они опять над живым миром!
— Не-е-е-е-е-ет!
Дирижабль перестал вращаться и вновь тихо заскользил вперёд, правда, вмешательство мёртвого пятна привело к тому, что курс отклонился на несколько градусов к югу. Во всём остальном дела обстояли точно так же, как и раньше. Безнадёжно.
27
Известный негритянский... то есть афро-американский спиричуэл (духовный гимн) She’ll be comin’ round the mountain when she comes!, характерный тем, что строки повторяются много раз:
«Видишь, вот она грядёт из-за горы,
Видишь, вот она грядёт из-за горы,
Видишь, вот она грядёт, видишь, вот она грядёт,
Видишь, вот она грядёт из-за горы».
Кто это там грядёт из-за горы — неизвестно. Скорее всего, речь о колеснице Смерти в конце света. Об этом спорят.
28
Надпись на Голливудских холмах, когда её поставили в 1923-м году, действительно выглядела как «Голливудленд» — в тех местах начали строительство посёлка. Потом, в 1949-м году слог «ленд» выбросили.