Мир обретённый

— Так что, — снова спросила она, — ты меня отвяжешь?

— Мы это ещё обсудим, — как всегда уклончиво ответил Джикс и ушёл.

Джикс не принадлежал к тем, кто не спит. Обычно он ложился поспать, когда ему этого хотелось, а сегодня ночью ему этого как раз хотелось — возможно лишь затем, чтобы не думать о неприятных вещах. Однако как он ни старался привести свои мысли в порядок и уснуть, ничего не получалось. Джикс уверял себя, что путешествует на этом поезде только для того, чтобы собрать побольше информации перед возвращением в Город Душ и доложить королю обо всём, что довелось разузнать. Но он больше не был уверен в причинах своих поступков. Сначала он говорил себе, что когда они прибудут в Даллас, он покинет поезд, найдёт какую-нибудь большую кошку и отправится домой в её теле. Состав давно миновал Даллас, а Джикс так и не ушёл. Слишком многое в этом поезде было таинственного, привлекающего к себе его внимание: ведьма, спящая в кабусе, пункт назначения — о нём и сам король, конечно, не прочь узнать... Да, всё это было чрезвычайно важно. Но главной причиной, почему ему не хотелось уходить, была Оторва Джил.

После их последней встречи Джил подчёркнуто игнорировала Джикса, однако он частенько ловил на себе её взгляды искоса. Правда, стоило только ему в ответ уставиться ей в глаза, как она тут же зло хмурилась и шипела: «Чего пялишься?» Это всегда вызывало у Джикса улыбку.

Скинджекеры обитали в салон-вагоне; Джикс, тоже будучи скинджекером, пользовался этой привилегией, так что они с Джил постоянно мозолили глаза друг другу; и когда ей надоедало прикидываться, будто она его не замечает, она начинала задавать вопросы.

— И как давно ты этим занимаешься? Я имею в виду фурджекинг?

Истинный смысл этого вопроса был иным. Она хотела узнать, сколько ему осталось.

— Придёт время, когда моё спящее тело умрёт, и тогда я больше не смогу заниматься фурджекингом. Всё точно так же, как и для тебя.

— А, так ты знаешь об этом...

Джикс кивнул. Его превосходительство без обиняков объяснил ему всё насчёт его тела, лежащего в коме, так что Джикс знал: его способность к скинджекингу была временной.

— Когда я больше не смогу вселяться в чужие тела, когда стану обычным послесветом, я найду монетку и заплачу за путешествие к свету.

— Как? Сейчас у тебя нет монеты?

— Нет.

Сказать по правде, его превосходительство придумал своё, особенное, применение для междумирных монет, но Джикс не собирался рассказывать о нём Джил.

Он сменил тему:

— Почему у тебя такие волосы?

— Торнадо, — коротко ответила она и встряхнула своими лохмами с запутавшимися в них былинками и сучками. — Тебе не нравятся мои волосы, да? Они никому не нравятся. А мне плевать.

— Они взъерошенные, как у дикой кошки, — сказал он. — Я люблю всё дикое.

Она заёрзала, услышав это.

— А как насчёт тебя? — спросила она. — Как тебя занесло в Междумир?

— На меня напали, когда я спал.

Это была правда, но не вся. Он не рассказал ей, что на него напал ягуар, который как-то забрёл в их деревню. Джиксу нравилось думать, что во время своих странствий он, возможно, фурджекил ту самую кошку, что убила его, и, может быть, не один раз.

Когда состав-призрак прибыл в Остин, Джил спросила Джикса, не хотел бы он присоединиться к ним на «жатве».

— Ты бы забрался в циркового тигра, — предложила она, — и съел бы парочку малолетних негодников. А?

Джикс не мог понять, шутит она или говорит серьёзно, поэтому нашёл столь же двусмысленный и обескураживающий ответ:

— Кошкам не нравится человеческое мясо. Я употребляю людей только тогда, когда ничего лучше не подворачивается.

Он не присоединился к скинджекерам, потому что не был уверен, что боги одобрят «жатву». Вообще-то, майянские боги тоже отличались кровожадностью — в особенности боги-ягуары — но в старинных мифах, повествующих об их кровавых пиршествах, присутствовало некое благородство. В «жатве» же благородством и не пахло.

В Остине наконец нашлась мёртвая ветка, уходящая на запад, в Сан-Антонио. Если быть точным, то на юго-запад. Но вполне могло случиться, что в Сан-Антонио они найдут другую ветку, которая поведёт их на северо-запад.

Однако на следующий день перед рассветом, когда до Сан-Антонио оставалось рукой подать, внезапно заскрежетали тормоза, и поезд остановился.

Все инстинкты Джикса встали на дыбы. Он почувствовал, что пришла беда.

Милос выскочил из салон-вагона, собираясь дать Спидо нагоняй за самоуправство, но ещё не успев добежать до локомотива, увидел причину столь резкой остановки.

— Тревога! — крикнула Алли с передка паровоза. — У нас тут проблема!

— Сам вижу! — заорал Милос.

Опять на рельсах торчало здание! На этот раз Спидо ухитрился остановить поезд в четверти мили от него, но зрелище было много хуже, чем в первый раз. Куда той маленькой изящной церквушке до этакой громадины! Это даже и домом назвать было нельзя. Скорее особняком.

Вечно мокрый Спидо, казалось, на этот раз обливался не водой, а потом.

— С-сколько же послесветов нужно, чтобы задвинуть на рельсы эту штуковину? — пролепетал он. Милос даже задуматься над ответом побоялся.

— Вышлем команду разведчиков, — сказал он.

Из окон салон-вагона выглядывали остальные скинджекеры — они ожидали от Милоса разъяснений.

— Ну что там, что там? — затрещал Хомяк. — Ты выяснил, почему мы так резко остановились?

Джикс высунулся из двери вагона и указал на что-то за спиной Милоса, в южном направлении:

— Смотрите! Видите?

Милос глянул, куда указывал Джикс. Был уже поздний вечер, небо быстро темнело... и всё же за ближайшим холмом разливался какой-то непонятный свет.

— Там что — город, что ли? — поинтересовалась Джил, наверно, питавшая надежду отправиться на «жатву».

— Не думаю, — отозвался Милос. Его больше заботило здание, стоящее поперёк дороги. Оно было освещено неясным, размытым светом, похожим на луч прожектора в тумане; источник этого сияния пока ещё оставался за холмом. — Свет становится ярче.

Джикс испустил рык, куда более похожий на настоящий, чем все его предыдущие попытки.

— Нам нельзя оставаться здесь! — крикнул он. — Надо двигать отсюда! Быстро!

— Мы не можем ехать! — Милос указал на здание на рельсах.

— Тогда сдаём назад! — завопил Джикс.

— Нажад? — удивился Лосяра. — Куда нажад?

— Да куда угодно!

И тут до них донёсся механический звук, напоминающий грохот какого-то адского двигателя.

...Грр-ах — грр-ах — грр-ах — грр-ах! Грр-ах — грр-ах — грр-ах — грр-ах...

Теперь уже изо всех окон поезда выглядывали испуганные дети, перешёптывались и показывали друг другу пальцами на странный свет. Грохот из-за холма нарастал и с каждой секундой становился всё более угрожающим.

...Грр-ах — грр-ах — грр-ах — грр-ах! Грр-ах — грр-ах — грр-ах — грр-ах...

— Что это? — спросила Джил. — Какая-то машина?

— Нет, — ответил Джикс, и в это мгновение источник света перевалил через холм. — Это боевой клич.

Вот теперь все увидели, что это за свет. То было сияние бесчисленных послесветов, спускавшихся по склону холма по направлению к поезду. Целая армия.

— Bozhe moi! — Чтобы понять суть восклицания Милоса, толмач не требовался.

Волны новых и новых послесветов перекатывались через гребень холма, и постепенно становилось ясно, что внушающий ужас грохот — это голоса многочисленной толпы, сливающиеся в один боевой клич:

...У-уга — у-уга — у-уга-ча-ка! У-уга — у-уга — у-уга-ча-ка!

К такому детишки Мэри подготовлены не были.

Когда несколько месяцев назад Мэри Хайтауэр собирала свою армию для войны против Шоколадного Огра, они хотя бы знали, на кого идут, и на их стороне было преимущество атакующих. Здесь же было нападение из засады, и поэтому никто не знал, что предпринять. Поднялась паника.

Ребятня выскакивала из поезда, потом заскакивала обратно, потом снова выскакивала... Стоял невообразимый крик, дети плакали и дрались друг с другом, как будто это могло чему-то помочь.