Страница 26 из 101
- Хр-р-р...
- Ну, надо же. Прямо сидя уснул... Зеня, - прошептала я, перевесившись через перила вниз. - Мастер художественного слова. Ну и что нам теперь с ним делать?
- Наверное, уложить по удобнее, - спокойно изрек умник.
- Ага. А вдруг, он опять до утра проспит?
- Ну и что теперь? На моем же диване, не на твоей постели? У нас еще столько неосвещенных вопросов осталось. Так зачем ему по деревне болтаться?
- Знаешь, что, Зигмунд, - возмущенно скривилась я. - У нас, между прочим, осадное положение. А в доме уже второй день малознакомый мужик обитается. Ты головой то своей ученой хоть иногда думаешь?
- А ты чем думала, когда его без своего просвечивания за порог пустила? - ответно оскалился на меня кот.
- Я?.. Ну, тогда все как-то, само собой получилось.
- А теперь что - по злому умыслу? Тем более, он еще... недолеченный, - со вздохом закончил умник и, мотнув хвостом, направился к своей законной чашке со сметаной...
- Ну, надо же, какая сострадательность, - провожая кота гневным взглядом, чуть не вывалилась я через перила. - А, знаешь что. Тогда и карауль его еще и сегодня. А я - в свою избушку. Все равно здесь работать невозможно.
- Стась.
- Что еще?
- На ужин у нас что? То есть у вас? Его ж покормить надо.
- А вместе сметаны... налакаетесь, - грозно насупилась я, решив, однако, долго у себя не задерживаться...
К ужину, не смотря на мои недобрые прогнозы, больной проснулся. Как раз к мясному холоднику(5). Зигмунд, разве что между ног у него восьмерками не ходил, наподобие балаганного артиста. Я же - тихо злилась, удивляясь на это самой себе. И дело здесь было даже не в том, что Ветран упорно скрывал свое боевое прошлое, которое никак не вязалось у меня в голове с тихой музейной жизнью, но и в чем-то другом. Для самой меня еще непонятном. Просто злилась и все, мечтая поскорее от этого человека избавиться. Как будто он, всем своим видом, голосом и глазами, особенно глазами, постоянно принуждает меня вспомнить что-то, одновременно и тягостное и притягательное...
- Послушайте, вы можете расслабиться, наконец? Мне нужно нормально осмотреть вашу рану.
- Я стараюсь, - со страдальческим вздохом и отвернутой в сторону головой буркнул больной.
- Значит, плохо стараетесь... Все. С меня хватит... - подскочила я со стула и направилась к умывальнику. Потом резко остановилась и развернулась к натягивающему на плечо рубашку мужчине. - Скажите, Ветран, к вам что, никогда женщина не прикасалась?
- Что?..
- Или, может, лично я вам так не приятна?
- Да с чего вы взяли? - набычился на меня музейщик.
- Да с того, что вы напряжены, как Бобик в дозоре, лицо от меня воротите и вздрагиваете всякий раз, как только я до вас дотрагиваюсь. Достаточно причин?
- Анастэйс, не то и не другое. Простите, если я вас обидел. Я не хотел.
- Не хотели? Интересно, как тогда у вас получается, когда вы этого хотите?.. А впрочем, - мотнула я головой, будто отгоняя лишние совсем слова. - рада сообщить - рана ваша в повязках больше не нуждается. Все. Дальше без меня, - да... пожалуй, так хлопать дверью было перебором. Потому что это уже не тихая злость, а открытая неприязнь получается. - Ну и пусть. Может, так быстрее уйдет...
И он, действительно ушел. Прямо в сиреневые, как моя измельченная лаванда сумерки, провожаемый до калитки поникшим философом, оставшимся до утра без 'достойного' собеседника. Зато я заметно успокоилась. И даже ночью смогла добиться нужного баланса в новом - лавандово-солевом мыле. Ну, разве не в этом радость жизни?.. Хотя, есть еще две бусины. И странная тишина вокруг, очень напоминающая глубокий вдох перед прыжком...
- Хозяйка, про... Доброе утро, хозяйка, - замерла Груша у моего изголовья.
- И тебе того же.
- А ты почему так рано проснулась?
- Так, новая жизнь же. Боюсь проспать, - подмигнула я удивленной домовихе. - Мне надо в поле. Мяту пора собирать, а то дожди скоро потянутся.
- А-а-а... А, Зигмунда слушатель сегодня придет?
- Груш, ты ведь знаешь все, что в нашем доме происходит. Так к чему такие вопросы задавать?
- Просто, я думала... - привычно подхватила кроха угол одеяла и начала его теребить пальчиками. - ты его выгнала насовсем.
- С чего, вдруг?
- Так он, после вашего последнего... разговора сразу вещи свои собрал, а Зигмунду сказал, что...
- Нажаловался на меня?
- Не-ет, - затрясла синей головой домовиха. - сказал, что уходит, потому что боится потерять занятое до этого место на постоялом дворе.
- Ну, надо же, какой воспитанный. Вернется он, Груша. Он еще свою работу не закончил. Зигмунд вчера сказал, когда ко мне в избушку заглядывал, что сегодня после девяти утра у них продолжение познавательной беседы... 'И поэтому мне нужно уйти из дома раньше, а вернуться только к обеду', - добавила про себя...
Туман уже давно осел росой в сбегающей от нашего сада низине. Истаял, как клочья рваного предрассветного сна. Здесь теперь царствовал ветер - по-хозяйски расчесывал высокие травы и считал перезрелые ягоды на кустах смородницы. Ветер и... корова тетки Тиристины. Вот, упертая баба... то есть женщина. А все потому что, жить ей, видимо скучно. Ну и придумала по этой причине, на пару со своей основной супротивницей, Варварой, охватившей торгово-молочными отношениями вторую половину деревни, спор, чья корова более выдающаяся в своем деле - ее Перлита или варварина Тучка. А судьей у них - наш неподкупный староста, который, вот уже второй год разве что не умывается всей семьей спорными сливками и молоком. И что они обе только не делали для улучшения результатов. Однажды наша соседка даже к Зене 'подъезжала' на предмет 'а нельзя ли моей Перлите вымя увеличить с помощью особой сказки?'. Умник долго потом возмущался и фыркал, с какими ему беспросветными клиентами приходится иметь дело, но, от сметаны тиристининой в знак протеста отказаться не решился. Однако, некоторые наши соотечественники в отношение этого 'обоюдного бабьего помешательства' были гораздо категоричнее. Взять хоть, ныне упокойного отца Аполлинария, который как-то раз так воодушевился во время своей очередной проповеди, что, отложив новую главу приключений 'богомерзкой гидры', целый час грозился отлучить от церкви обеих молочниц вместе с их коровами. Правда, мне, как личности малознакомой с такими процедурами, слабо данное представлялось (это я про коров сейчас). Ну а теперь, когда небесная кара над головами пустыми бидонами греметь перестала, притихшие было на время престижные баталии, видимо, разгорятся с новой силой.
И сегодня, в доказательство этому, я застала свою соседку за новым научным экспериментом. Точнее, тетка Тиристина была руками и ногами 'за' него, а ее чернобокая Перлита, своими четырьмя, напротив, стойко уперлась... в ярде от ближайшего ягодного куста.
- Доброе утро и... удачи! - проскакав мимо поединщиц вниз по склону, поспешила я дальше.
- Добрейшего! - провожая меня взглядом, пропыхтела соседка и в сердцах замахнулась на корову. - Да чтоб тебе в пригон задом наперед всю жизнь заходить, скотина скудоумная!.. Стасенька!!!
А ведь, почти ушла, обидно:
- Что?!
- Может, посодействуешь? - запихнула выбившиеся из под косынки волосы, тетка Тиристина.
- В смысле, подтолкнуть? - встретились мы с Перлитой недоуменными взглядами.
- Да нет, в смысле... Я чего ее к смороднице привела - ты ж сама мне пятого дня говорила, когда чаем с ее листьями угощала, что она сильно полезная. И от болей в груди помогает и от старческих придурей.
- А вы думаете, нашему Дозирону уже пора?
- Да Боже упаси! - заполошно всплеснула руками тетка Тиристина, а потом, взвесив в уме услышанное, добавила. - Хотя, уж если он заключил, что у чванки этой, Варвары, печеное молоко(6) гуще, то... Может, ты знаешь, Стасенька, какая еще зелень от таких хворей хорошо лечит? А то моя Перлита наотрез отказывается куст жевать.