Как пламя костра

Дарси попыталась представить себе женщину настолько эгоистичную и бездушную, чтобы это совершенно убило в ее ребенке веру в любовь, причем настолько, что даже последующая жизнь с любящим отцом не смогла возродить эту веру. Было горько и больно сознавать все это, но разговор еще не закончился.

— Чего же ты ждешь от меня теперь, когда я знаю все? — спросила она мягко. — Жалости? Судьба поступила с тобой жестоко, но смотря с чем сравнивать! По крайней мере ты был желанным ребенком в семье, а так везет не каждому…

— Что ты знаешь об этом! — резко перебил Сет. — По-твоему, желать ребенка можно только из любви? Моя мать хотела детей, потому что при возможном разводе это означает более солидное содержание! Если бы не это, она наверняка предпочла бы остаться бездетной!

— Но это только твое предположение, ты не знаешь наверняка. Из твоего рассказа не ясно, какой была твоя мать до того, как поддалась вредной привычке. Не ясно и то, отчего она начала пить. Если от одиночества, что случается нередко, то не такая уж она злодейка, скорее жертва.

— Ну конечно! Выходит, виноват отец? А между тем она вышла за него по расчету, в надежде на его будущий пост.

— Даже если это так, твоя ненависть к ней больше вредит тебе самому! Было бы намного лучше, если бы ты лелеял память о счастливых годах, прожитых с отцом, чем обиды, нанесенные матерью. То, что ты чувствуешь, никак не влияет на ее жизнь, только на твою собственную. Тебе кажется, что своей ненавистью ты наказываешь мать, на деле же травишь себя самого. Разве ты не хочешь освободиться от гнета прошлого?

— Каким образом?

— Простив свою мать!

— Как я могу простить ее? Многие годы она из эгоизма держала меня при себе, вдали от человека, который искренне любил меня. Восемь лет одиночества и злобы на весь мир вместо восьми лет любви! Разве такое прощают?

Он был прикован к прошлому тяжелыми ржавыми цепями. Оно определило его карьеру, его взгляд на женщин, мешало связать свою жизнь с близким человеком.

— Все мы крепки задним умом, Сет. Я тоже не раз заглядывала в прошлое, перебирала события и приходила к выводу, что мне следовало больше времени проводить с мамой, вместо того чтобы ходить по пятам за отцом, что мы с ней могли лучше узнать друг друга и быть ближе. Какое-то время после маминой смерти я ненавидела ее за то, что она покинула меня, не дав даже шанса исправить дело и тем самым породив во мне чувство вины за явное предпочтение отца. Но по мере того как я взрослела, я переоценивала события своей жизни. Я любила отца не больше, а просто иначе. Постепенно я припомнила, что у нас с мамой было много общего: долгие беседы по вечерам, когда она вспоминала о своем детстве и юности, совместная готовка в воскресенье. Она даже болела за меня, когда я играла с мальчишками в бейсбол! Я хочу сказать, что наш взгляд на прошлое часто определяется тем, что мы помним. Прости свою мать — не ради нее, ради себя самого!

— Тебе легко говорить, ты не была на моем месте.

Это был самый подходящий момент, чтобы наконец понять, имеет ли для него значение то, что она чувствует.

— Ты прав, я не была на твоем месте. Но это и не важно, раз я люблю тебя! Я могу понять, могу увидеть все твоими глазами и, что самое важное, хочу этого! Что ты так смотришь? Не желаешь слышать слово «любовь»? Предпочитаешь и дальше думать, что любви нет?

Долгую минуту Сет смотрел на Дарси во все глаза, явно пораженный ее признанием.

— Любви и в самом деле нет, — наконец произнес он упрямо. — То, что между нами, — это просто физическое влечение.

— Нет! — Дарси помотала головой, чувствуя, как загораются щеки. — Ты не хочешь видеть очевидного! По-твоему, наши сердца закрыты друг для друга?

— К чему ты ведешь? — осведомился он с подозрением.

— Я могу обойтись без физической близости, я годами без нее обходилась! Чтобы встречаться с мужчиной, мне нужна причина посерьезнее, чем «просто влечение», потому что я старомодна, Сет, я верю в извечные ценности…

— Что?! Это ты-то старомодна? — С коротким резким смехом Сет приблизился и остановился перед Дарси. — Интересно знать в чем? Ты обеспечиваешь себя и при случае можешь за себя постоять. Когда я сказал, что не признаю уз и оков, ты приняла мои условия. Ты первая заранее подумала о том, чтобы предохраняться. По-моему, все это рисует женщину в высшей степени современную, так что давай оставим эту чепуху о старомодной Дарси Керн.

Ему и в голову не пришло, что все это было сделано только для него, что он — исключение из правила! Дарси удалось справиться со слезами, но голос звучал неровно, когда она заговорила вновь:

— Я совершила все эти шаги, потому что верила, что смогу удовольствоваться немногим. Теперь я знаю, что ошиблась. Ты способен жить без тесных уз, а мне они необходимы. Если назвать вещи своими именами, сейчас я разве что грею тебе постель, а у таких отношений нет будущего. Я говорю не о браке, Сет, пойми! Без этого я обойдусь, но как быть с неразделенной любовью? Если ты не любишь меня и никогда не сможешь полюбить, то мы не можем быть вместе!

— Чего же ты хочешь? — спросил он гневно. — Чтобы я лгал тебе? Чтобы произнес слова, в которые не верю?

— Я только хочу, чтобы ты заглянул в себя. Быть может, ты просто не решаешься поверить в то, что испытываешь любовь!

Настороженность, возникшая уже несколько недель назад в каждом из них, как будто разом умножилась и разделила их стеной, невидимой, но оттого не менее прочной.

Сет ерошил себе волосы, думая о том, что весь этот разговор бессмыслен. Даже если бы он заглянул в себя, то не понял бы того, что увидел. Дарси занимала в его жизни важное место. С ней он узнал подлинную страсть и обрел душевную гармонию. Но он не был готов признать даже то, что в будущем способен полюбить ее, не говоря уже о том, чтобы признаться ей в любви сейчас. В его одинокой жизни любовь была элементом чужеродным, и само слово это как будто звучало на незнакомом языке. Признание в любви было бы сродни признанию в том, что он не способен обойтись 127 без другого человека, что согласен стать чьей-то частичкой. Это было немыслимо, он просто не мог на это пойти. Сет не понимал, почему Дарси не может удовлетвориться страстью, которую он с такой готовностью ей отдает, и просит у него любви, которой у него нет.

— Чувства, чувства! — проворчал он. — Чувствами не проживешь! Они все равно что язычки пламени, которые не сегодня-завтра задует порыв холодного ветра.

— Ты когда-нибудь видел настоящий костер, Сет? — спросила Дарси почти шепотом. — Ветер может только раздуть его, но не погасить…

Наступило долгое молчание. Сет не знал, что сказать на это, и впервые ощутил свой трезвый взгляд на любовь и брак как тяжелый хомут на шее, который висел там так долго, что прирос, и теперь его невозможно было сбросить даже при всем желании.

Раздался тихий печальный вздох. Дарси поднялась с дивана, с усилием оттолкнувшись от подушек обеими руками, словно разговор отнял у нее все силы.

— Не хочешь отнести подарки в машину? — спросила она безжизненным голосом, который потряс Сета до глубины души.

Движения ее были скованными, немного заторможенными, как у человека, только что выведенного из глубокой анестезии, и только во взгляде сквозила горечь. Сет отнес подарки в машину, аккуратно уложил на заднее сиденье, пристроил сверху книгу так, чтобы не сползала на поворотах. Когда он вернулся в дом, то нашел Дарси на кухне, где она загружала грязную посуду в моечную машину.

— Ты собираешься заняться тем делом… в Филадельфии? — спросила она.

— Еще не знаю… — Сет собрал столовые приборы и уложил на специальную полочку в машине. — Этот Джильберт… я пару раз беседовал с ним по телефону, но до сути мы так пока и не добрались. Он слишком занят делами: чтобы выкроить время для встречи со мной, ему пришлось отменить совещание. Завтра к вечеру у меня будет достаточно информации, чтобы принять решение.

— И сразу вернешься?

— Нет, останусь до воскресенья, — ответил Сет, доставая с полки средство для мытья посуды. — Вечером намечается мальчишник, а в воскресенье мне предстоит деловой обед.